его эдаким ангелом мщения или детективом, запертым в тюремной камере, но не сломленным, детективом, что вот-вот припрет своих палачей к стенке единственно благодаря своему интеллекту. В два часа ночи, попивая свой последний кофе на пути из редакции домой, Мэри-Сью подумала: любой человек двух пядей во лбу не станет изощряться и убивать, а потом прятать труп журналиста, который написал эдакую хрень. Но тогда что же случилось с Эрнандесом Меркадо? Главред, который тоже задержался на работе, дал ей несколько возможных ответов. Он от всего устал и сбежал. Сошел с ума и сбежал. Просто сбежал. Через неделю ей позвонил тот репортер-подросток, который возил ее в Соноиту. Он хотел знать, как поживает статья об Эрнандесе Меркадо, которую Мэри-Сью должна была написать. Я ничего не буду писать, сказала она. Тот захотел узнать почему. Потому что нет никакой тайны, ответила Мэри-Сью. Эрнандес уже наверняка живет и работает в Калифорнии. Не думаю, возразил ей мальчишка журналист. Мэри-Сью показалось, что паренек это выкрикнул. В трубке слышался рев грузовика или нескольких грузовиков, словно бы парень звонил из транспортного агентства. Почему ты не хочешь в это поверить? — спросила она. Потому что я побывал у него дома. Я тоже была там и не увидела ни одного признака, что его похитили. Он уехал, потому что так ему захотелось. Нет, услышала она голос мальчика. Если бы он уехал по своей воле, он бы забрал книги. Книги тяжелые, сказала Мэри-Сью, а кроме того, их всегда можно купить заново. В Калифорнии больше книжных магазинов, чем в Соноите, сказала она, думая пошутить, а потом вдруг сообразила, что это утверждение — оно совсем несмешное. Нет, я не про эти книги, я про его книги, сказал мальчик. Это какие такие
его книги, спросила Мэри-Сью. Те, что он написал и опубликовал. Эти бы он не бросил, разразись даже конец света. Некоторое время Мэри-Сью пыталась припомнить дом Эрнандеса Меркадо. В гостиной лежали какие-то книги, в комнате тоже. Там было всего-то сто экземпляров максимум. Не слишком большая библиотека, но для журналиста-батрака достаточно и даже более чем достаточно. Ей не пришло в голову, что среди этих томов могли находиться книги, которые Эрнандес Меркадо написал сам. Так ты думаешь, что без них он бы не уехал? Ни за что, отозвался мальчик, они ему были как дети. Мэри-Сью подумала, что книги авторства Эрнандеса Меркадо не так уж много весили и он никак бы не смог заново купить их в Калифорнии.
Девятнадцатого декабря, на пустыре рядом с районом Кино, в нескольких километрах от эхидо Гавиланес-дель-Норте, нашли останки женщины в пластиковом пакете. Как заявила полиция, это была еще одна жертва банды «Бизоны». Судмедэксперты сообщили, что ей пятнадцать-семнадцать лет, рост — метр пятьдесят пять или метр шестьдесят, а убийство произошло примерно год назад. В пакете также лежали темно-синие брюки, дешевые — в таких ходят на работу на фабриках, футболка и пластиковый пояс черного цвета, с большой и тоже пластиковой пряжкой — из тех, что называют фантазийными. Делом занимался судейский Маркос Арана, недавно приехавший из Эрмосильо, где он был приписан к подразделению по борьбе с наркотиками, но в первый день на место приехали судейский Анхель Фернандес и Хуан де Дьос Мартинес. Тот, когда его информировали, что дело ведет Арана и точка (а они хотели поучить новичка), прогулялся пешком по окрестностям и наконец дошел до ворот эхидо Гавиланес-дель-Норте. В главном доме еще сохранилась крыша и окна, но остальные постройки словно ураганом разнесло. Некоторое время Хуан кружил по призрачному хутору, пытаясь обнаружить хоть крестьянина, хоть ребенка или уж на худой конец собаку, но там уже даже собак не осталось.
Чего я хочу от вас? — сказала депутат. Я хочу, чтобы вы об этом написали, чтобы и дальше писали об этом. Я читала ваши статьи. Они хороши, но вы часто попадаете не в цель, а в молоко. Я же хочу, чтобы вы попали в цель — в человеческую плоть, в наглое безнаказанное мясо — а не в тень. Я хочу, чтобы вы поехали в Санта-Тереса и вдохнули ее воздух. Я хочу, чтобы вы принюхались и укусили. Поначалу я не знала, что такое Санта-Тереса. У меня, конечно, как и у всех, было самое общее представление, но думаю, после четвертого приезда я достаточно познакомилась с городом и пустыней. И я до сих пор не могу выкинуть их из головы. Я знаю имена всех этих людей — ну, почти всех. Знаю о нелегальном бизнесе. Но не могу пойти в мексиканскую полицию. В генпрокуратуре скажут, что я рехнулась. Также я не могу отдать материалы полиции гринго. Это, в конце концов, вопрос патриотизма, нравится это кому-то или нет (тут я сама буду первая), я — мексиканка. И вдобавок мексиканский депутат. Мы ввяжемся в бой, как всегда, или вместе утонем. Есть люди, которым я не хочу причинять вред, и есть такие, которым я точно наврежу. И хорошо, потому что времена меняются и ИРП тоже должна измениться. Так что мне остается только обратиться к прессе. Возможно, потому, что я сама работала журналисткой, мое уважение к некоторым из вас непоколебимо. Кроме того, хотя в системе полно дефектов, по крайней мере у нас есть свобода слова, и это в ИРП почти всегда уважали. Я сказала — почти всегда, не надо на меня так удивленно смотреть. Здесь можно что угодно опубликовать — и никаких проблем не будет. В конце концов, давайте не будем об этом спорить, ладно? Вы опубликовали роман на тему политики, где только и делаете, что разливаете говно, причем безо всякой причины, и с вами ничего не случилось, правда? Его не запретили и не потребовали запретить. Это мой первый роман, сказал Серхио, и он очень плох. Вы его читали? Да, читала, я прочитала все, что вы написали. Он очень плох, повторил Серхио, и потом сказал: здесь не запрещают, но и не читают, а вот пресса — другое дело. Газеты тут читают, это точно. Во всяком случае, заголовки читают. И, помолчав, добавил: а что с Лойя? Лойя умер, ответила депутатша. Нет, его не убили и не похитили. Он просто умер. У него был рак, но никто об этом не знал. Он был очень скрытным. Сейчас его частное агентство возглавляет другой человек, а может, его уже вообще не существует, возможно, сейчас там уже консалтингом занимаются. Я понятия об этом не имею. Перед смертью Лойя передал мне все папки с делом Келли. То, что передать не мог, уничтожил. Я почувствовала, что-то не так, но он предпочел молчать. Уехал в Соединенные Штаты, в клинику в Сиэтле, протянул три месяца
