Некоторое время четвёрка стояла в оцепенении, молча уставившись на живописное сооружение. Стояли, молчали и боялись выдохнуть первое слово. Слова, ровно, как и мысли, потеряли силу в этом проклятом месте. Потом…
А потом и произошло то, чего Зорин опасался, но в принципе ожидал. С Натальей случилась истерика. Та классическая истерика, что в медицине характеризуется как форменная. Постстрессовая. Поначалу девушка цеплялась за слова, стараясь, как она сама думала, съязвить, но в итоге её раздражение вылилось в нечто большее. Канаты лопнули, неудивительно, и Наталью… прорвало.
— Новая, старая… Чему вы радуетесь?! Мы тут как подопытные мышки под наблюдением. Как крыски. Нам суют новую конфетку, а мы рады облизываться! О, новая часовня, новая клетка супер! Да вертела я эту молельню к шальной матери!!! Я домой хочу! Не трогай меня! — Она дёрнула плечом на попытку Климова к ней прикоснуться. — Вадим, ты сказал, к вечеру нас ждёт баня. Где она, эта баня?! Почему вместо неё я наблюдаю эту хренотень?!!! Почему я вообще здесь, а не в автобусе?! Гадство…
Черты лица её исказились, брови сдвинулись, губы зло затрепетали, и глаза из светло-голубых стали потемневшее влажными. Удивительная метаморфоза. Зорин не знал что лучше: попробовать успокоить её сейчас, или дождаться пока кризис минует. Ждать, пока истерика достигнет апогея — ох-х… Это пытка тем, кто терпит истерику. Вадим решился.
— Наташа! Я понимаю… — Начал он избирательно деликатно, но продолжить не смог. Шквал новых выкриков перекрыл его голос. Наташу несло.
— Я тоже понимаю!!! Надо разобраться, да разобраться!!! Откуда ноги растут и всё такое… Но Вадим! Уже вечность как мы разбираемся и что!!! Что нам лучше стало?!!! Где мы счас?! К дому подъезжаем, да?! Мы вылупились на эту часовню и думаем, не войти ли нам снова. Гадство!!!
Она размахнулась ведёрком и с силой кинула в сторону далёкого забора. Ведро, описав дугу, жалобно задребезжало в невысокой траве.
— Не подходи ко мне!!! — Заорала она Ване, когда тот попробовал сделать к ней шаг. Отскочила и бросила, похоже, всем: — Не трогайте меня! Со мной всё нормально!!! Всё…
На последнем слове её переломало в плач и она, сев на вещмешок, закрыла лицо руками. Плечи её заходили, судорожно вздрагивая. Кризис, казалось, миновал, но очаги-то верно остались. Достаточно неосторожного слова или прикосновения, чтобы спровоцировать новую волну цунами. Вадим это понимал и не решался заговорить вновь. Вместо слов он попытался приблизиться, однако, встал якорем, услышав сквозь всхлипы злое:
— Оставьте меня в покое! Не хочу, не слышать, не видеть!
Сказано было с ударением на каждое слово. Ультимативно предупреждающе. Но Зорин поставил на риск.
— А я тебе не буду ничего говорить, Наталья. Позволь только взять твои пальцы. И всё. Мне нужны твои пальчики, Наташа. Позволишь? — Он подошёл к её коленям, присел на корточки.
— Зач-чем? — Плаксивость её голоса не скрывала удивление.
— А мы так помолчим с тобой. Просто помолчим и всё. Молчание, сейчас, таблетка. А слова — яд. Ведь, правда? Это так? Не плачь…
Он продел свои пальцы сквозь её пальцы, и только сейчас ощутил, насколько сильно девушку колошматит. По опыту Вадим знал: лучший антогоник истерии — это смачная оплеуха. Иногда требовалось и две и три, чтобы привести в чувство обезумевшего солдата. Но, то война. Там подобная практика апробирована смертями. Да и женщин там нет, а здесь… Зорин, не бивший сроду слабый пол, не мог представить, как выписывает пощёчину Наталье. Всё его существо отвергало это действо. А тем более, уже тогда, когда ор сменился на рыдание. Однако, он видел сейчас, как Наташу выколачивает нервянка — вторая фаза истерии. Чреватая, кстати, тоже разновероятными формами психического расстройства. Ей бы ща лечь поспать. Отключиться. Отрезаться, пусть на время, от этой профанации. Уйти на миг. Вылечиться сном. Да… Только так можно сбросить негатив, и он, Вадим, в принципе знал один способ. Не совсем корректно уважительный к даме, но при умелом исполнении действенный и чёткий. Речь шла о пережатии сонника в нужной артериальной зоне. Сонники — вещь деликатная, и если требуется взять «языка» без травм и шума, необходимо грамотное воздействие в короткий срок на верхнюю половину шеи противника. Выполняется в деле локтевым сгибом и главное, тут не промахнуться по времени. Перебор в секундах грозит «языку» летальным исходом. На военном сленге это звучит как «перекрыть кислород». Ремесло, кстати, требующее таланта, поскольку «топорная работа» ставит задачу под срыв. «Тэ вам, не лаптем щи хлебати…» — Любил говаривать их помкомвзвода старшина Завдюк, так и не избавившийся за весь срок службы от своей запорожской речи. Завдюк понимал толк в искусстве выключения неприятеля, а сказать больше… Ему не было равных. История умалчивает, где он так «нахватался» и кто был его учителем, только учителем Вадима был именно Завдюк. Старшина преуспел настолько, что «выключал» любого индивида за короткий промежуток времени. Не сзади, а в лоб. Спереди. Большие кряжистые пальцы хохла безошибочно влетали в набрякшие слои кожи, и с ходу находили пульсирующие танцем вены. Тисками замирали на них. Штырями… Никто потом из учеников не помнил, когда и сколько он пробыл в беспамятстве. Существенное достоинство подобной нейтрализации: затирается память на начальном отрезке… Наташа, пришедши в себя, не помнила бы, когда и что, и тогда обычно врут про обморок. Короткая отключка, пусть в две минуты, помогла б ей, несомненно, Вадим это знал, но он знал кучу контраргументов за то, чтобы выкинуть эту затею из головы. Во-первых, он не Завдюк и пользовался подобным мастерством всего два раза. Правда, успешных два раза, но в кои-то годы и с кем…
Боязнь не суметь рождало жуткие нюансы. При неудаче можно вусмерть напугать Наташу и не только её. А объяснить после всего это варварство легче? Попробуй, убеди, что ты хотел не задушить, а лишь помочь «сыграть в обморок». «Тэ вам, не лаптем щи хлебати.» — Вспомнил Вадим Завдюкову присказку и полностью с ней согласился. Не можешь, не уверен — не берись! Не надо! Он подумал, что даже при безукоризненном исполнении, на тонкой нежной коже Наташи останется след. След от его пальца. Кровоподтёк. Это тебе не наждачная шкура горского народа…
Всё это Вадим успел продумать за микросекунды. Продумать, решить. И отказаться. Он гладил Наташины пальцы и что-то там магически шептал, глядя в заволоченные слезой глаза. А сам всё это время был в стороне: думал, просчитывал, взвешивал… Был хлипкий шанс уболтать словом. Успокоить, уговорить отдохнуть, поспать… Он прислушался к тому, что шептали собственные губы: «молчи… не надо слов… просто молчи…» Наталья кривила губы как ясельная девочка и, заикаясь, очевидно от пресыщения эмоций, повторяла:
— П-п-поч-чему… П-п-почему, Вадим…
Нет. Даже если отправить спать, не уснёт. Не сможет. Слишком глубоко её полощет. Вот когда пожалеешь, что кончилось спиртное. Аптечный багаж вмещал разную всячину, пригодную в тайге: жгуты, бинты, обезболивающее… йод, зелёнку, нашатырь и более прозаические средства. Такие, как от соплей и поноса. Но почему-то там не нашлось места валокардину или тем же валерьяновым каплям. Не мог Вадим, три недели назад, высчитать такую ситуацию. В ум не приходило.
Пальцы правой руки потянулись к Наташиной голове. Оправили косую прядь волос. Тыльной стороной стёрли слёзы на щеке. Опустились к шее… Артериальный пульс просто выпрыгивал из под кожи. Вот они, прыгающие батуты! Искать не надо… Всего лишь нажать! Передавить поливочный шланг и вода не пойдёт. Сознание померкнет, и мозг сбросит всю ненужную информацию. Всю…
— Ваня! Люся! Аптечку! Быстро! — Резко выкинул приказ за спину Вадим. Он ощущал их взгляды, слышал их присутствие и хотел занять их делом. Глаза и вопросы не нужны, а одной минутки, пока они возятся в мешках, хватит. Должно хватить…
Наташа перестала «почемучить» и захватывала воздух ртом. Бедняжка наревелась, и теперь организм пошёл на «отдачу». Сзади хлопотливо трясли рюкзаком. Пора…
Пальцы левой руки покинули Наташину руку и невзначай переместились вверх к её подбородку, ласково огладили контуры, а большой палец, тем временем, преступником юркнул ниже. И встал относительно одной линии с большим пальцем правой руки. Подушечки этих пальцев тут же ощутили яростный молот пульса. Осталось теперь продавить. Медленно, верно… Как спусковой крючок. Наташа, естественно ощутит давление, но не успеет ничего понять. В глазах у неё потемнеет, и реальность выскользнет. Пора…
Палец правый… словно получил местную анестезию. Он онемел, и Вадим перестал его чувствовать, а левый мог работать только в синхроне и ожидающе липко топтался на коже. Вадим почувствовал, как у него скатываются по спине капельки пота. Он явственно понял, что НЕ СМОЖЕТ. НЕ СУМЕЕТ… Ему показалось: в глазах девушки нарастает вопрос, догадка… Он медлил и проклинал…
