существует высокая вероятность, что ребенок будет страдать от депрессии.
Рот – это первый инструмент, с помощью которого мы исследуем и познаем мир. Младенцы тянут в рот все, что попадается под руку. Они различают и воспринимают мир через вкус и текстуру предметов. Поэтому еще до развития эго появляется оральное эго. Именно через рот ребенок чувствует, любят его или нет.
Когда теплое грудное молоко, пройдя через рот, наполняет желудок, ребенок чувствует себя сытым и засыпает с улыбкой на лице. Но, если его живот пуст и, сколько бы он ни плакал, мир остается безразличным и холодным, ребенок впадает в отчаяние. В таком случае в будущем он начнет испытывать неутолимый физический и психологический голод, чувствуя, что никто его по-настоящему не любит.
Помимо прочего, еда символизирует материнскую любовь и заботу. Если в детстве ребенок не ощущал их в полной мере, то прием пищи может означать «пережевывание и проглатывание» матери. Поглощение еды символизирует месть, это выражение гнева по отношению к родителю. В этот момент ребенок испытывает депрессивную реакцию. Он выглядит печальным, вялым и не проявляет интереса к окружению. У него может появиться привычка сосать пальцы, грызть ногти или мастурбировать. И такие ранние детские переживания остаются в подсознании и оказывают существенное влияние на способы восприятия мира и себя.
Со Хен всегда чувствовала себя одинокой и страдала от смутной тревоги, что в конце концов все ее бросят. Опыт первых лет жизни сыграл большую роль в том, что она впала в хроническую депрессию. Одержимость едой и склонность к перееданию в моменты стресса или злости демонстрируют детское желание облегчить свою боль едой и заснуть. Поэтому, если Со Хен хочет избавиться от привычки заедать стресс, она должна перестать притворяться, что не замечает травмированного внутреннего ребенка. Он хочет вырасти, и нужно помочь ему освободиться от болезненных воспоми- наний.
Для этого сначала нужно позволить ребенку выплакать все, рассказать, где у него болит. Ребенок должен показать свои раны, чтобы вы смогли их залечить или нанести мазь. Затем, когда все заживет, вы будете в состоянии отпустить прошлое. Освобождаясь от связывавшего вас по рукам и ногам прошлого, вы сможете взглянуть на себя, почувствовать мир вокруг и наконец жить настоящим.
Пройдя этот процесс, вы словно говорите себе: «То, что происходит сейчас, не имеет ничего общего с тем, что произошло тогда. Я просто боюсь, что снова произойдет что-то столь же страшное. Но теперь я уже не тот беззащитный ребенок, каким был раньше. Поэтому, даже если случится что-то подобное, я справлюсь». Таким образом, мы проживаем вторую фазу роста, необходимую для заживления старых ран.
У нее нет какого-то определенного времени, она может начаться даже после 60. Если мы хотим увидеть боль ребенка, хотим, чтобы рана зажила и он перестал страдать, нужно поработать над собой. В любом возрасте.
И ЕСЛИ ВНУТРЕННИЙ РЕБЕНОК БОЛЬШЕ НЕ ПЛАЧЕТ ПО НОЧАМ, ЗАСЫПАЕТ С ЯРКОЙ УЛЫБКОЙ И МОЖЕТ НАЧАТЬ РАСТИ, ТО, КАК БЫ ТРУДНО НИ БЫЛО, ЗАНОВО ПРОЖИТАЯ БОЛЬ СТОИЛА ТОГО.
Что я осознала, изучая психоанализ
Третья дочь из пяти детей, я с детства всегда жаждала любви. Но тогда я еще не знала, что сколько любви ни получай, все равно хочется еще. Меня просто раздражала старшая сестра, которая получала всю любовь, которая должна была принадлежать мне.
Сестра была лишь на год старше, поэтому мы росли как близнецы. Однако я была необычайно замкнутой, застенчивой и чувствительной к одиночеству, а сестра – полной моей противоположностью и постоянно привлекала внимание. Она была для меня объектом уважения и восхищения, но в то же время всю юность я не могла избавиться от зависти к ней. Тайно представляла, что с сестрой случается что-то плохое. Казалось, если она лишится хотя бы одного из своих талантов, то я смогу получать больше внимания. Признаюсь, какая-то часть меня желала, чтобы сестра исчезла.
Но, когда я училась в последнем классе старшей школы, сестра погибла в автокатас- трофе. Авария произошла на дороге перед ее университетом.
С тех пор я чувствовала себя преступницей. Казалось, что сестра умерла, потому что я об этом думала. Чувство вины не позволило мне оплакать ее смерть. Я перестала улыбаться. Сестра постоянно говорила мне: «Давай станем теми, в ком нуждается этот мир». Поэтому я поступила в медицинский вуз, несмотря на протесты семьи, – хотела хоть как-то искупить вину за смерть сестры.
Тем не менее я так и не смогла освободиться от бремени вины за ее смерть. Стоило расслабиться в надежде, что сестра все же простила бы меня, как старая рана внутри отзывалась болью. Иногда я думала, что с готовностью отдала бы все, лишь бы кто-то объяснил мне, зачем я продолжаю жить.
Чем больше я погружалась в эти чувства, тем сильнее жаждала любви. Надеялась, что кто-нибудь придет и спасет меня, остановит ужасные душевные страдания. Однако всякий раз, когда кто-то приближался ко мне, я пугалась и убегала. Мне оставалось только любить издалека.
Теперь, после изучения психоанализа и работы с многочисленными пациентами на протяжении более 30 лет, я поняла, что упорно старалась делать вид, что все в порядке. Но боль, причиненная мне смертью сестры, была слишком велика. Так возник страх пораниться снова. Он был настолько сильным, что загнал меня в пещеру безопасной неразделенной любви, где мне бы никогда не причинили вреда. Я считала, что такого ничтожного человека никто не полюбит. Чувствовала, что меня отвергнут, если я признаюсь в любви. Поэтому, не желая быть отвергнутой, я спрятала свою любовь глубоко, чтобы никто ее не заметил.
И, более того, чувство вины за смерть сестры заставило меня поверить, что я заслуживаю наказания и не должна быть счастливой, не имею права на счастье и любовь. Мне нельзя отдыхать и радоваться. Мысль о том, что я не должна ничем наслаждаться, не отпускала.
Но мне хотелось освободиться от гнетущего страха и ужаса. Может быть, поэтому я выбрала психиатрию. Психоанализ помогает людям осознавать и решать проблемы, которые глубоко укоренились в прошлом. Иногда меня спрашивают: «И что дальше? Ну узнали вы и что от этого меняется? Неужели болезненное прошлое вдруг исчезает?»
Эти вопросы справедливы. Какая польза от понимания того, что тревога и желание сбежать от внимания толпы связаны с воспоминаниями о том, как в детстве строгий отец ругал и жестоко наказывал за малейшие ошибки? Как поступить с информацией о том, что чрезмерная забота о мнении окружающих и неспособность отказать связаны с детскими воспоминаниями
