— Разумеется, — Нарек уже собирался прервать связь, когда Элиас позвал его.
— Какое оно? — спросил он.
Нарек повернул копье в руке. Оно было коротким — наконечник длиной и шириной походил на боевой нож, а обломанное древко составляло примерно половину его размера. Выглядело оно совсем не примечательно: просто кусок качественного минерала в форме копья, серый, по-металлически гладкий, с острым лезвием. Но когда Нарек его касался, он чувствовал давление скрытой внутри силы и видел вспышки энергии, без конца пробегавшие вдоль лезвия, когда на него падал свет.
— Божественное…
Единение закончилось, и Нарек остался в компании одних лишь собственных мыслей. То, что на улице под ним лежало три мертвых брата, его не злило — «злость» была слишком простым словом и не могла описать его эмоциональное состояние в тот момент. Даже смерть Харука, которого он лично презирал, требовала реакции. Что-то свербило внутри, как бывает, когда надо закончить какое-то дело, восстановить нарушенный баланс.
Он решил, что сразу копье не отдаст. Это шло вразрез с приказом, но Нарек руководствовался долгом, а не прихотями темного апостола. В первую очередь следовало выполнить обязательства перед братьями. Кроме того, он хотел посмотреть врагу в лицо.
Обнажив гладий и убрав копье в опустевшие ножны, Нарек открыл канал вокс-связи с Дагоном.
— Брат, эта крыша мне надоела.
— И что ты предлагаешь?
— Велия, Зефиал, Нахем и Харук убиты. Нам следует почтить память мертвых.
— Слушаю.
— Пойдем на охоту.
Нумеон впечатленным не выглядел.
— Это имя должно иметь для меня какое-то значение?
— Нет, не должно, — ответил Грамматик. — Для тебя не должно. Но должно то, ради чего я сюда прибыл.
— И ради чего же?
— Я, кажется, знаю, что здесь делают Несущие Слово и что делаете вы.
Домад дернулся и потянулся к болт-пистолету, лежащему в кобуре на правом бедре, но замер, когда Нумеон покачал головой.
— Продолжай, — приказал Саламандр.
— Мы в опасности? — спросил Грамматик. — Когда твой… друг уходил, он выглядел взволнованно.
— В огромной опасности, но я приказал тебе продолжать, — сказал Нумеон. — Что ты знаешь?
Грамматик оставил этот вопрос, стараясь не думать, что могло представлять «огромную опасность» для космодесантника, и ответил:
— Я думаю, они заражают этот мир. Думаю, Император побывал здесь давным-давно, и они оскверняют следы его присутствия с помощью своего ритуала.
Нумеон подошел так близко, что Грамматик почувствовал запах пепла в его дыхании.
— И что это за ритуал, Джон Грамматик?
— Я прав?
Нумеон сощурился.
— Что за ритуал?
— Вы знаете, о чем я. Вы ведь хотите их остановить, верно? Вы больше не являетесь легионом, это видно по поврежденному оружию и броне. Сомневаюсь, что вас здесь больше двадцати. Я видел ваши посадочные корабли. Сколько они могут перевезти? Достаточно для наземной войны?
— Девяносто человек при полной загруженности, — ответил Нумеон, — но их отсеки были почти пусты, когда мы отправлялись на поверхность, тут ты прав.
Нумеон нагнулся и поднял кусок пергамента, до этого момента лежавший под ножкой стула.
— Мы здесь, чтобы сорвать их операцию, но начинать войну не планируем.
Он продемонстрировал бумагу Грамматику. Та оказалась агитационной листовкой, выступавшей против власти Империума и объявлявшей Гора истинным Императором галактики.
— Восстание начало зреть задолго до прихода Несущих Слово. Наш долг — не дать им осквернить этот мир еще больше.
Значит, Траорис находился в руках врага. Но бунт сильно отличается от добровольного подчинения Изначальному уничтожителю. В этом случае, как представлял себе Грамматик, тайные культы набирали силу на протяжении долгих лет имперского правления, медленно разрушая основы общества, чтобы внезапно поднять кровавый мятеж, когда Гор восстал против отца и ступил на путь древнего зла.
— Бунт — это одно, — сказал Нумеон. — Обращение к темным силам, которым Гор теперь служит, — другое. Я не очень хорошо их понимаю, но видел, на что они способны. Они могут превращать людей в монстров, наполнять благородные сердца низменными стремлениями. Мирам, освобожденным в ходе Великого крестового похода, теперь предстоит бороться за свои души. Траорис балансирует на краю бездны. Я здесь для того, чтобы не дать ему упасть.
— Нелегкая задача.
— И тем не менее мы здесь.
Грамматик не отступал.
— Мне нужно это копье.
— Даже если бы я хотел за ним возвращаться, сейчас мы не можем этого сделать.
— А ты не думал, что можешь послужить высшей цели?
— И помочь тебе?
— Да.
— И почему же я должен помогать тебе, Джон Грамматик?
— Потому что то, что я здесь делаю, касается твоего примарха.
— Кого? — сощурился Нумеон.
— Вулкана.
Саламандр сжал кулаки.
— Я знаю, как моего примарха зовут. Объяснись.
— Копье, которое я нашел — это, в сущности, не совсем копье. Это кусок фульгурита, разряд молнии, запечатленный в камне.
— Что такое фульгурит, я тоже знаю, — сказал Нумеон. — Отвечай, какое отношение все это имеет к Вулкану.
Грамматик облизал губы.
— Ты веришь, что твой примарх мертв?
Нумеон не колебался с ответом. В его глазах промелькнуло некое подобие надежды.
— Нет.
— Он жив, Нумеон. Вулкан жив.
— Откуда ты знаешь? У тебя есть доказательства?
— Ты же сам сказал, что веришь в это.
Нумеон прорычал, теряя терпение:
— Вера и факт — не одно и то же. Как ты можешь утверждать, что он жив, не имея доказательств?
— Потому что это правда, и потому что я даю тебе свое слово.
— И чего оно стоит?
Грамматик покорным жестом поднял руку.
— Спокойно. Тебе нужна правда, и я ее тебе сказал.
— Ты скажешь что угодно, лишь бы сохранить себе жизнь.
— Верно, но я тебе не лгу. Если хочешь, прикажи своему псайкеру прочитать меня снова, и убедишься, что в моих словах нет обмана.
Нумеон, явно раздумывая над его предложением, спросил:
— Какое отношение это копье имеет к Вулкану?
— Честное слово, не знаю. Оно как-то связано с его судьбой. Мне просто поручили прилететь сюда и его раздобыть.
Это было ложью, во всяком случае, частично, но Грамматик знал, что его начальство дало ему все необходимое для защиты разума от вмешательств.
Нумеон нахмурился.
— Кто поручил?
— Сложно объяснить.
Вокс Домада затрещал, и до Грамматика донесся тихий голос его собеседника.
— А ты попробуй, — сказал Нумеон. Он собирался что-то добавить, когда к ним приблизился Домад.
— Пергеллен вернулся вместе с Шен'рой, он хочет тебя видеть.
Нумеон мотнул головой в ответ:
— Никому ничего об этом не говори.
Домад кивнул.
— Что делать с ним? — спросил он, вынимая из ножен на поясе короткий меч. Его холодный взгляд Грамматику совсем не нравился. — Я могу покончить с ним прямо сейчас. Положить конец его крамольной болтовне. К тому же ему известно наше местонахождение и частично наши силы.
— Я еще не уверен, насколько она крамольна… — Нумеон с задумчивым видом помолчал. — И о нас, во всяком случае, ему ничего не известно.
— Он усложнит нашу миссию, — сказал Домад.
— Я готов взять на себя это риск. Домад, он что-то знает. И я тоже хочу это знать.
Он повернулся к Гвардейцу Ворона.
— Я присмотрю за ним, — пообещал Хриак, медленно убирая руки с груди, словно расправлял крылья.
— Домад, — позвал Нумеон.
— Никто не войдет и не выйдет без твоего разрешения.
— Нет, я лишь хотел попросить, чтобы ты не дал Хриаку выжечь его изнутри. Он мне нужен в здравом уме для предстоящего допроса.
— Твои слова глубоко меня ранят, — пробубнил Ворон.
Нумеон сдвинул брови.
— Хриак, это ведь был сарказм? А то ты сейчас показался почти таким же мягким, как Домад.
Железнорукий громко рассмеялся и отошел в сторону.
Нумеон кивнул им обоим, развернулся и покинул комнату.
— Я чувствовал себя в большей безопасности, когда действовал в одиночку, — полушутя сказал Грамматик и перевел взгляд со строгого Железнорукого на призрачный силуэт Ворона и обратно.
Хриак не оценил юмора и уставился на него сквозь прорези в шлеме.
— Ты и был в большей безопасности, — просипел он.
Быстро пройдя через служебный коридор и старое фабричное общежитие, Нумеон оказался в покинутой трапезарии. Зал был практически пустым, немногочисленные скамьи и столы стояли вверх ногами в углах, а пол покрывала серая плитка. Здесь произошла небольшая стычка, в которой верные жители Раноса в конечном итоге проиграли. Пятна от упавшей еды перемежались с кровавыми разводами.
