Себатон в этом не сомневался. Домад принадлежал к Десятому легиону, к Железным Рукам, а они не славились милосердием. Его присутствие вызывало новые вопросы. Все три легионера принадлежали к армиям, почти полностью уничтоженным на Исстване-V. Однако они оказались здесь, объединенные какой-то общей целью.
Себатон подозревал, что ей была месть.
— Что-то у нас знакомство не очень удачно началось, — сказал он. — Ни к чему все это.
— Твои просьбы никого не тронут, — просипел Хриак. Похоже, голос ему испортила какая-то старая травма, но из-за шлема ее не было видно. Голос вызывал ассоциации с холодным ветром, перебирающим сухими листьями, с мертвой, безлюдной зимой и костями, лежащими под снегом.
Мгновение спустя молния коснулась его лба.
Холодное, жуткое пламя обожгло Себатона. Пробираясь внутрь огненными щупальцами, оно опустошало разум, медленно разрушало мысленные барьеры, что он возвел когда-то для защиты от вмешательств. Впиваясь глубже, распространяясь повсюду, оно обыскивало все. Его сознание походило на лабиринт, но Хриак был легионерским псайкером и летел сквозь него со стремительностью птицы.
Он подумал об утонувшем мальчике, чье лицо белело под водой.
Голос Хриака прозвучал в воспоминании эхом с далекого горизонта, где небо полнилось грозовыми тучами.
— Он что-то скрывает…
Себатон стоял на берегу водосборного бассейна с крюком и сеткой в руке, готовый вылавливать ценности. Он приковал себя к этому месту, словно якорем, сброшенным в море времени, и проигрывал воспоминание снова и снова. Как он вступает в воду, как чувствует прикосновение ногтей к голой коже. Как та горит, когда они впиваются. Как остаются пять красных ранок, как сжимается рука, словно моля ребенка спуститься под воду к остальным проклятым.
Молния рассекла темное, грозное небо. Продолжая стоять по щиколотку в мутной воде, Себатон прикрыл рукой глаза, но буря неистовствовала и за ними.
— Не сопротивляйся… — пророкотал гром.
Себатон не сдавался, как не сдавался и утонувший мальчик, все державший его за щиколотку.
— Отпусти меня, — простонал он одновременно голосами ребенка и взрослого, чьи реальности слились.
— Пожалуйста…
— Отпусти его, — послышался словно издалека голос, вернув Себатона из полубессознательного состояния. Боль утихла, глаза удалось открыть, но насилие не забылось.
Библиарий Хриак стоял перед ним. Темная молния исчезла из его руки.
Хриак прошипел:
— Леодракк, он псайкер.
Себатон сделал вывод, что так звали Саламандра.
— Что ты узнал, Хриак? — спросил Домад.
— Несмотря на попытки скрыться за детской эмоциональной травмой, очевидно, что он не тот, за кого себя выдает. Он нашел нечто в каких-то руинах, в удаленном секторе города. Но этот предмет, кажется, больше не у него.
Леодракк поменялся с Хриаком местами, чтобы продолжить допрос.
— Изменники прилетели сюда с какой-то темной целью. И почему-то они также искали тебя. А теперь, — сказал он, наставляя на Себатона болтер, так что черное уродливое чрево оказалось прямо перед его глазами, — я спрашиваю тебя в последний раз. Кто ты и что ты делаешь в Раносе?
Себатон осознал, что находится в куда более опасном положении, чем думал раньше. Его не спасли — он просто сменил одного возможного захватчика на другого. Эти воины были верными слугами Императора, но внутри них что-то сломалось. Они были близки к отчаянию, даже к обреченности. Их изранили, и не только физически. Нанесенные им раны никогда не заживут — как не заживали пять маленьких отметин на ноге Себатона.
Себатон сполз по стулу, но взглянул Саламандру в глаза.
— Я Керен Себатон. Я археолог, и я приехал сюда, чтобы раскапывать реликвии.
— Хватит лгать, или я убью тебя на месте. Прямо сейчас, — пригрозил ему Леодракк, взводя курок. — Мы пережили исстванское предательство не потому, что были терпеливы. Говори правду!
Леодракк вдруг схватил его за горло и поднял со стула. Пол ушел вниз, и Себатон почувствовал, как ему начинают сдавливать гортань.
— Я не могу… говорить… когда меня… душат… — прохрипел он, дергая ногами в воздухе.
Леодракк с рычанием швырнул человека вниз. Себатон растянулся на полу, больно ударившись правым плечом, но более-менее ловко приземлился на четвереньки. Пропятившись в угол, он уже хотел воспользоваться кольцом, но три воина успели его окружить.
Ему впервые удалось подробно разглядеть Домада. Железнорукий был сильно кибернетизирован: судя по механизмам, видневшимся между пластинами черной брони, ему заменили большую часть левой половины тела. Вместо горла и нижней челюсти стояла аугментика, и сморщенная рубцовая ткань окружала левую глазницу, где вместо глаза сверкала, фокусируясь на новой цели, красная линза.
Повесив болтер на магнитный замок на бедре, Леодракк двинулся на Себатона. Эти воины были измучены, и как все, кто оказывается в таком положении, жаждали дать выход гневу.
— Я выбью из тебя правду.
Под свет вышел четвертый воин, тот самый, который до этого момента наблюдал из тени.
— Довольно.
Леодракк раздраженно повернулся к легионеру:
— Все под контролем.
Когда Леодракк встал к Себатону спиной, тот заметил костяной рог, выступавший из брони. Его сломали, так что остался лишь небольшой кусок.
Вмешавшийся легионер тоже был Саламандром, в таком же мастерски выкованном доспехе, как у его товарища, только шлем висел на бедре. Полоса красных волос разделяла череп надвое. Под правым глазом пульсировал шрам, но травма не лишила его зрения и не изуродовала благородное лицо.
— Нет, брат, ты утратил контроль, когда едва его не задушил, — он указал на дверь. — Шен'ра снаружи. Охранные системы на что-то среагировали.
На лице Леодракка вдруг появилось обеспокоенное выражение.
— Оба орудия?
— Сенсоры, автоматизированные «Тарантулы». Все.
— Далеко?
— У первой метки.
Себатон понятия не имел, о чем они говорили, но звучало это серьезно.
Гнев Леодракка вернулся с избытком.
— Еще одна причина предать его огню.
— Надеюсь, это метафора, — сказал Себатон.
— Конечно, — ответил второй Саламандр, но вид Леодракка говорил об ином.
— Мы заставим его говорить. Рассказать нам все, что знает, — прорычал он, сжимая рукоять пистолета.
— Накормив из твоего болтера?
— Если потребуется!
— Вон, — спокойно приказал второй Саламандр.
— Что?
— Ты слышал, Лео. Ты убьешь его, если останешься в этой комнате. Я вижу по твоим глазам.
В глазах Леодракка горел огненный смерч. Он хрустнул костяшками пальцев, несколько секунд простоял, не желая сдаваться, но все же капитулировал.
— Мои извинения, капитан. Я порой забываюсь.
— Да, Лео, забываешься. А теперь оставь нас.
Леодракк подчинился, оставив Домада караулить у двери.
Проводив брата взглядом, второй Саламандр опустился на уровень глаз Себатона.
— Ты кажешься более цивилизованным, чем твои товарищи, — сказал тот без особой доверчивости.
— Только кажусь, — заверил его Саламандр. У него был низкий интеллигентный голос, чем-то похожий на голос Леодракка, но властный, как у человека, привыкшего командовать. — Как видишь, — он показал на собственное лицо, — я чудовище. Куда страшнее Леодракка. Он сдержанней, чем я.
— А ваш псайкер? — Себатон кивнул в сторону Ворона, который теперь тихо наблюдал за ними издалека, сложив руки на груди. Себатон все еще чувствовал скрытую психическую активность — словно какой-то ментальный полиграф замерял его реакции.
Саламандр неодобрительно покосился на легионера.
— Нет, его манеры еще хуже моих. Будь его воля, ты бы сейчас пускал слюни, прощаясь с последними остатками разума.
— Я предпочел бы этого избежать.
— Все зависит от тебя. За нами тоже охотятся, как и за тобой. Рано или поздно нас обнаружат. Вражеские разведчики уже привели в действие первый из сигнализаторов. Так что, как понимаешь, я предпочел бы решить этот вопрос как можно быстрее. Меня зовут Артелл Нумеон, и я командую этой группой. Я несу ответственность за жизни ее членов, поэтому Леодракк не стал бы убивать тебя без моего приказа. Поэтому же Хриак не выскреб твой мозг, как мякоть из фрукта. А вот я ни перед кем здесь не отвечаю, и я убью тебя через четыре секунды, если только ты не обоснуешь, почему я не должен этого делать.
У Себатона все еще болела голова после психического вмешательства, и ни этот маньяк, ни псайкер, готовый ментально выпотрошить его, не оставляли пространства для маневра.
История с Нуртом повторялась. Выходя тогда из гермошлюза, он думал, что все закончится, но они его вернули. Опять. Ради этого.