Например, когда адвокат спросил Брянцева, действительно ли тот избил обвиняемого, свидетель только пожал плечами.
— Ну, вот еще. Никто никого не избивал. Мы вообще никого не собирались бить. Мне просто Шувалов говорит, что мужик попался агрессивный, надо с ним по-мужски поговорить, чтоб не думал, что он типа здесь за пахана. А Коржиков сразу в бутылку полез: «Да я, да ты, да я вас всех». Мне в лицо плюнул зачем-то. Ну, я ему под дых и врезал. Может, еще слегка лицо задел. Но не сильно — типа нос или губу расквасил, я даже как-то не понял. А потом уже стемнело, а у меня утром смена. Ну, мы и ушли.
— Значит, факт избиения все-таки имел место? — продолжал гнуть свою линию адвокат, которому было выгодно, что его клиента избивали, оскорбляли и провоцировали.
— Да нет, — снова пожал плечами Брянцев. — Я ему просто слегка в лицо двинул. Ну и в грудь. Ногой, — добавил он после паузы и почесал шею. — Разве ж это избиение? И потом он первый в меня плюнул.
Больше из Брянцева адвокат ничего выбить не смог и отпустил его с миром.
Потом вышла последняя участница процесса — жена обвиняемого. Первым делом прокурор спросил, не показалась ли ей вся ситуация с принесенным чужим котом странной. Она, точь-в-точь как выступавший до нее Брянцев, пожала плечами:
— Да нет. Чего ж тут странного? Мой муж животных любит. Он однажды ежа принес. Мы его два дня покормили, потом выпустили. Его еще потом Валерка-сосед по пьяни своим «жигулём» переехал. Потом еще в столб врезался. А тут приносит кота худющего какого-то.
— Кто? Валерка? — встрял судья, начиная путаться и местоимениях.
— Да при чем тут Валерка?! Вы меня что, совсем не слушаете, что ли? Муж мой, Коржиков, чтоб ему пусто было! Ой, в каком же он виде был. Кожа да кости! Видели б вы его!
— Кого? — спросил судья.
— Ну кого, кого? — разозлилась Коржикова. — Кота, конечно! Мужа-то, слава богу, я кормлю. На то я и жена. А они кота своего, поди, и не кормили вовсе. Он хоть у нас отъелся. И потом муж же его не убивал. Просто выпустил туда, откуда тот на него свалился.
— Откуда — это куда? — устало встрял прокурор. — Обратно в окно, что ли?
— Зачем в окно? — удивилась Коржикова. — Где стол с домино стоит.
Тут она почему-то выдержала паузу и добавила:
— А в чем вопрос-то был? Я, может, вопрос не поняла?
Прокурор махнул рукой и сел на место.
Судья дал обвиняемому последнее слово. Тот, однако, почти ничего не сказал, кроме как «дико извиняюсь, если что».
Судья вопросительно посмотрел на Коржикова, потом понял, что продолжения не будет, и удалился для вынесения приговора. Секретарь попросила всех выйти на несколько минут, чтобы проветрить душное помещение. Народ, переговариваясь, вывалил в коридор.
— М-да… Коржикова надо отпускать, — сказал какой-то мужик в синем вязаном свитере.
— Дык человека же зарезал, — возразил ему кто-то.
— Это да, — охотно согласился мужик. — Но ведь не сажать же его теперь.
— Логично, — вздохнул возражавший.
— То есть адвокат вас убедил? — встрял третий, старичок интеллигентного вида.
— Адвокат? — удивился мужчина в свитере. — Чего это? Совершенно не убедил.
— Но ведь вы же за Коржикова. Считаете, что его надо отпускать. А Коржиков — подзащитный адвоката. Он его защищал.
— Да что вы мне голову морочите? Как он его защищал? Задавал вопросы и все. Прокурор тоже задавал, и что? А Коржикову просто не повезло. Бывает. Вот были бы вы на месте Коржикова, тогда бы поняли.
— Ну, хорошо, — не унимался старичок. — А как же жена убитого? Она-то ни в чем не виновата.
— Это да. Жену убитого я как раз очень хорошо понимаю. И сочувствую. Нельзя ж так — раз и ножом. Это не по-людски. За такие вещи по головке никто не погладит.
— Вы как-то интересно судите. И Коржиков не виноват, и жене вы сочувствуете.
— А вы не сочувствуете? — удивился мужик.
— Да нет, я тоже сочувствую, но если вы считаете, что прокурор не прав, то…
— Конечно, не прав, — перебил его мужик.
— Но он же…
Тут старичок запнулся и начал судорожно собираться с мыслями.
— Прокурор не прав, значит?
— Нет.
— И адвокат, выходит, тоже не прав?
— Конечно! — обрадовался долгожданному прозрению старичка мужик.
— Так… может… и судья вам не нравится? — спросил тот осторожно.
— Еще бы! Судит ведь живого человека. Сейчас вкатает ему пяток-другой. А попади он в такую ситуацию, что бы делал? А всё туда же… судить лезет.
— Подождите… В какую ситуацию? Коржикова или Шувалова?
— Да хоть одного, хоть другого.
Тут старичок заметил, что вокруг уже столпились люди, но, к его удивлению, большинство, казалось, были совсем не на его стороне.
— Я — человек приезжий, — смутился старичок. — Может, чего не понимаю. Но, по-вашему, выходит, что, с одной стороны, есть Коржиков с убитым Шуваловым, а с другой — судья, адвокат и прокурор.
К его удивлению, толпа одобрительно зашумела и закивала головами.
— Конечно, — выразил общее мнение мужик в свитере. — Ты ж, дед, сам видел, как люди в беду попали. А эти что? Чего-то выспрашивают, в душу лезут, уличают, путают, ловят. Это, по-твоему, как?
Старичок испуганно замолчал.
— Вот то-то и оно, — цокнул языком мужик и покачал головой. — Судья судит, обвинитель обвиняет. Как тут прорвешься?
— Но защитник-то защищает, — робко возразил старичок.
— Адвокат, что ли? — спросил мужик и хохотнул: — Он же так, для вида.
И мужик сочувственно посмотрел на наивного старичка — мол, столько лет, а ума не нажил.
— Адвокат — это ж тот же прокурор, только хитрее. На прошлой неделе один такой защитничек дело вел. Помните? — обратился мужик к толпе.
Некоторые закивали головами.
— Что за дело? — поинтересовался старичок.
— Да Дед Мороз с балкона сиганул.
— Это как? — опешил старичок.
— А вот так. Заказали люди Деда Мороза дочке в новогоднюю ночь. А он пришел какой-то странный, подарки девочке дарить отказался, попросил гитару, спел «Владимирский централ», потом с родителями подрался, отцу девочки синяк поставил, а потом говорит: «Где тут у вас балкон?» Потом вышел на балкон и говорит: «Ну, всё. Хули делов! С Новым годом! Мне пора дальше лететь». Рукой на прощание помахал. И прыг вниз.
— И что, разбился?
— Нет, бляха-муха, собрался! Конечно, разбился. Четырнадцатый этаж — не кот нассал.
— А чего это он? — спросил озадаченный старичок, не очень понимая, к чему был весь этот рассказ.
— А фиг его знает, — пожал плечами мужик. — Обкуренный, наверное, был. Или обколотый. Ну, так родители, ясен хер, подали в суд на агентство, которое им Деда Мороза этого прислало. Дочка-то их до сих пор в шоке. Так адвокат, знаете, кого защищал?
— Кого?
— Агентство! — торжествующе подытожил мужик.
— И защитил, — добавил кто-то хмуро в толпе.
— Во-во! — сказал мужик. — И защитил. Вот винт хитрожопый. Доказал, что девочка теперь окончательно поверит в существование Деда Мороза. Кто же еще, говорит, как не сказочный персонаж, может поздравить всех с Новым годом и сигануть с четырнадцатого этажа? Девочке же не сказали, что он разбился? Не сказали. Так что она до сих пор уверена, что Дед Мороз действительно «дальше полетел».
— А как же мордобитие? — спросил старичок.
— Вот мордобитие — это плохо. Но, с другой стороны, всякое бывает, а агентство не может каждого Деда Мороза со Снегурочкой проверять. У них до трех сотен вызовов в день. Так после этого адвокат этот от имени Деда Мороза еще подал на родителей в суд за то, что они, видите ли, вместо того, чтобы милицию вызвать, Деду Морозу показали, где балкон. Видели же, что он ненормальный. А вы говорите, адвокат. Все — одна шайка-лейка.
В этот момент всех попросили в зал на вынесение приговора, и толпа послушно побрела внутрь. И старичок тоже.
Финальная часть прошла как-то сухо и быстро. Коржикову дали три года. Услышав приговор, мужик в свитере повернулся к старичку и показал глазами — вот так-то.
А народ тем временем стал потихоньку тянуться к выходу — в соседнем зале начиналось новое слушание. Там три слесаря с вагоноремонтного завода на спор проверяли, у кого крепче черепная коробка, ударяясь по очереди головами о железную рельсу. Один умер, не приходя в сознание.
ЖИЗНЬ И ВЕСЕЛЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ АНТИХРИСТА КУЗИ
Эта история началась так, как и полагается начинаться всем историям, если они претендуют на достоверность, — то есть с рождения. Ведь именно рождение, как ни крути, есть начало всех начал, миновать которое не удавалось пока никому из живых существ. Но как раз таки этот факт и опускается большинством писателей. Иногда из страха цепной реакции (где рождение, там и беременность, где беременность, там и история знакомства родителей — с чего же начинать?), но чаще из-за художественной ненужности предисловия. У таких авторов герою или героине с самого начала повествования уже лет «дцать», а то и «десят». В таком случае всегда можно где-нибудь в середине произведения отбрыкнуться от въедливого читателя коротеньким описанием рождения и детства персонажа. Но в нашей истории такое «отбрыкивание» не только нежелательно, но и непозволительно, ибо с рождения и только с рождения может начаться этот рассказ.
