Вдруг он почувствовал, что пьян. Было ли это результатом трех рюмок виски на пустой желудок или ее присутствия? Во всяком случае, как это часто бывало с ним и раньше, он знал, что опьянение делает его способным к действию. Только когда высшие центры с их сигналами торможения и осторожности бывали выведены из строя, — только тогда он мог отважиться на какие-то смелые шаги. С быстротой молнии в его мозгу замелькали возможные варианты для начала разговора. «Часто ли вы здесь бываете?» Нет, это слишком глупо. Она просто ответит: «Да» или «Нет», а потом что? Нет, лучше начать с более общего: «Кажется, вы немного времени проводите в Стотуэлле?» — «Вот как? Вам кажется?» Значит, он интересуется ею, расспрашивает о ней. Так может что-нибудь получиться. (Он не отдавал себе отчета в том, что такой вариант тем самым заключал бы лестный и безыскусный комплимент, на который он так и не отваживался.) А что, если без всяких «кажется», а просто спросить: «Вы много времени проводите в Стотуэлле?»
Он нагнулся через стол и спросил:
— Вы много времени проводите в Стотуэлле?
Вопрос этот пришелся как раз в паузу между очередными анекдотами Блирни. Получилось так, как бывает в метро, когда человек старается перекричать грохот и выкрикнутый им конец фразы при внезапной остановке поезда раздается на весь вагон. Не связанный со всем разговором, вопрос этот прозвучал грубо, навязчиво, дерзко. Чарлза бросило в пот и затошнило. Блирни и Родрик обернулись и посмотрели на него.
Тем не менее она ответила.
— Это зависит от того, насколько часто дяде приходится ездить по делам за границу, — сказала она. — Если поездка отнимает больше двух-трех дней, я обычно езжу вместе с ним.
— Нуждаетесь, чтобы за вами кто-нибудь приглядывал, не так ли, Бернард? — в восторге закричал Блирни.
Родрик поглядел на него без всякого выражения.
— Да, — сказал он.
Наступила мертвая тишина.
Чарлз почувствовал, что через девяносто секунд его вырвет. Цифра «90» представилась ему со странной четкостью.
Родрик встал.
— Ну, мы пойдем пообедаем, — сказал он. — А вы здесь остановились, Артур? — Он не спросил, обедали уже Чарлз и Блирни или нет.
— Здесь, но, вероятно, уже не увижу вас сегодня, — ответил мистер Блирни. — Надо же мне проведать мою труппу. И так уж я застану только вторую половину программы. Знаете что! — возбужденно прокричал он. — Приезжайте-ка ко мне в воскресенье вечером. Соберутся стоящие люди, да вы их знаете — Элси, Стэнли, Джимми, ну и все прочие. Мы давно не видали вас в Лондоне.
— Но… — начал было Родрик.
— Да заставьте вы его приехать, Вероника, — нетерпеливо прервал его мистер Блирни. — Вам же обоим у меня всегда весело. Признайтесь, — повернулся он к девушке, — ведь вам хочется побывать у меня, милочка, не так ли?
— Да, — просто ответила девушка.
— Хорошо. Мы приедем, — сказал мистер Родрик.
Чарлз поднялся. Надо уходить. Мысль о встрече с ней на этой вечеринке с Элси, Стэнли и Джимми уже сверлила его мозг тупой болью. Вам у меня всегда весело! Вам обоим! Где же, черт возьми, где оно, связующее звено между этими двумя мирами? Кто это говорил о супружестве Неба и Ада? Пред каким алтарем мог быть заключен этот брачный союз?
— Ну, ну, не уходите, не дав слова тоже заявиться ко мне, как вас там… Чарли? — орал мистер Блирни. — Вы-то можете прикатить в Лондон на одной из ваших машин. 85-а, Санфлауэр-корт, около восьми часов. И не вздумайте отказываться.
На мгновение Чарлз онемел от неожиданности. Потом радость охватила все его существо. Какие чудесные вечеринки устраивает этот Блирни! Что за восхитительный народ все эти Элси, Фредди, Джимми и, как их еще там, славные, умные Джесси, Бинки, Сэмми, Сократ, Ксенофонт, Лао-цзы, Сталин! К чертям все прочее!
— Непременно буду, — сказал он.
Следующий шаг был весьма прост. Было уже поздно, когда он вернулся в город, где помещалась контора «Экспорт экспресс», но он тотчас же отправился на квартиру к Тедди Бандеру. Он позвонил. Его часы показывали половину двенадцатого. Ждать Бандера пришлось долго. На нем не было не только галстука, но и рубашки, ее заменяла накинутая на плечи пижамная куртка.
— Помилуй бог, старина! — сказал он. Это значило, что Чарлзу не следовало приходить в такой поздний час без предупреждения.
— Я должен поговорить с вами, — быстро сказал Чарлз. — Я пришел потому, что должен поговорить с вами.
Бандер посмотрел на него с минуту, потом повернулся и повел его за собой. Комната была неряшливая, в камине был разведен большой огонь. На кушетке сидела девушка.
— Это Дорис, — сказал Бандер.
— Можно мне говорить при ней? — прямо и резко спросил Чарлз.
— Она не вчера родилась, — коротко отрезал Бандер.
— Так вот, слушайте, — все так же быстро проговорил Чарлз. Он чувствовал, как важна сейчас каждая минута. — Я перейду прямо к делу. Мне сейчас не до околичностей.
— Мне тоже, старина. Это совсем не в моем духе. Выкладывайте все, только не тяните до утра. Дорис пришла сюда вовсе не за тем, чтобы рассматривать альбом для марок.
— Так вот, — сказал Чарлз. — Ни для кого не секрет, что вы и кое-кто из ваших приятелей занимаетесь какими-то делами, которые приносят вам большие деньги. Никто не говорит об этом прямо, никто, по-видимому, не знает точно, чем именно вы занимаетесь, но совершенно ясно, что вы нашли способ увеличить свой заработок, и я пришел, чтобы спросить, доверяете ли вы мне настолько, чтобы ввести в это дело и меня.
Бандер слегка прищурился и, закурив сигарету, выпустил дым.
— Я так и знал, что рано или поздно вы непременно придете ко мне с этим вопросом. Но скажите мне вот что. Вам нужны деньги? Не так ли?
— Так.
— Не стану спрашивать, зачем вам деньги. — Он покосился на Дорис, потом перевел глаза на Чарлза и улыбнулся. — Вечно одна и та же история.
— И не спрашивайте, — сказал Чарлз. Он стоял, весь напрягшись, ожидая решения Бандера.
Бандер смял сигарету. Потом тоже встал.
— Ладно, старина, примем. Вы, кажется, подходящий.
— Именно подходящий, старина! — сказал Чарлз.
Через три дня его снарядили перегонять машину в один из северо-западных портов вместе с Бандером и еще пятью шоферами. Указания он получил лично от Бандера, и с другими, видно, было так же, потому что открыто никто не говорил о предстоящей поездке. Не было в наряде и преднамеренной случайности. Все, казалось, понимали друг друга без слов.
Когда они прибыли в порт и поставили машины в указанном месте, остались еще две обычные формальности. Прежде всего получить расписку о сдаче машины в полном порядке — «таможенную квитанцию», а затем отвинтить транзитный номер. Каждый шофер обязан был снять и передний и задний номер и сдать их в контору.
Выполняя указания Бандера, Чарлз, как только освободился, зашел в общественную уборную на том же причале. Там он застал остальных. Они все уже передали свои номерные знаки Бандеру, забрал он их и у Чарлза, а потом унес полный комплект в закрытую кабинку. Все слонялись по уборной, куря, болтая, оправляясь или только делая вид, что пользуются писсуарами. Через несколько минут появился Бандер, с шумом спустив воду на тот случай, если бы зашел кто-нибудь посторонний. Но таких не было. Быстро, но в открытую Бандер вернул каждому его номерные знаки. По одному, по двое они вышли из уборной, миновали ворота доков и отправились на станцию.
Только очутившись один в пустом купе, Чарлз как следует разглядел оба своих знака. У каждого из них сзади была прилажена накладка из пластмассы, под цвет металла. Ее придерживала тугая защелка, но, просунув монету в щель, оставшуюся с одной стороны, можно было довольно легко приподнять накладку. Он так и сделал. В просвете не более чем в пять миллиметров между настоящей и фальшивой стенкой были плотно уложены пять каких-то крошечных пакетиков.
Чарлз снова приладил накладку и положил знаки на багажную сетку. Ему не к чему было заглядывать в эти пакетики.
Если бы несколько недель назад его попросили составить список самых мерзких преступников, он одними из первых назвал бы торговцев наркотиками, считая их не меньшими мерзавцами, чем, скажем, торговцев живым товаром. А вот сейчас он помогал провозить из порта героин, опиум или еще какое-нибудь зелье, помогал доставлять его наркоманам. Он стал членом, пусть самым ничтожным, организации, которая распространяла наркотики по всей стране; организации, которая следила за поступлением товара в порт, за тем, чтобы его прятали в заранее условленные места — в уборные, в бачки или еще куда-нибудь, — чтобы Бандер и его подручные через несколько часов извлекали его оттуда. Все это было словно одна большая паутина; каждому давали определенное поручение и говорили как можно меньше о том, что делают другие. Например, он, Чарлз, не знал, кто и как распорядится пакетиками, спрятанными в его номерных знаках. Это касалось кого-то другого, а он должен был только, по прибытии в контору, оставить знаки на обычном месте, там их найдет Бандер, а может быть, и еще кто-нибудь, кого Бандер даже и не считает членом шайки, и этот человек вынет пакетики. Потом зелье попадет к продавцам, а затем и к несчастным созданиям, полубезумным, одиноким, больным, неуравновешенным или просто незрелым. И он соучастник этого! Чарлз смотрел в окно пустым тяжелым взглядом, презирая себя, презирая свое падение. И ради чего?
