Чарлз встал и обратился к Веронике с чопорным полупоклоном:
— Прошу извинения, но я должен вывести этого джентльмена и спустить его с лестницы.
— Пожалуйста, — серьезно ответила она.
— Я позвоню вам как-нибудь в субботу, — сказал человек в серых замшевых туфлях и ретировался.
Чарлз опять подсел к ней. Они снова заговорили, и снова, несмотря на перерыв, все казалось так просто и естественно. Времени у них было в обрез — через несколько минут мистер Блирни кончит рассказывать и непременно явится дразнить их, и на этот раз не без основания. Хватит прятаться в кусты.
— Хватит прятаться в кусты, — сказал он громко.
— А что, собственно, это значит?
— То самое! — Он посмотрел на нее. — Рано или поздно я должен был сознаться, вот и сознаюсь… Когда мы с вами встретились в «Гранд-отеле» в Стотуэлле, это не было случайностью. Я часто приходил в ту самую комнату, с тех пор как впервые вас там увидел. Я не знал, что даст мне, если я вас увижу снова, но я… я все-таки приходил.
Она опустила голову и с минуту помолчала, потом спросила:
— А почему вы рано или поздно должны были сознаться в этом?
— Потому что я вас люблю, — сказал он.
— Как ты себя чувствуешь, Вероника? Ты что-то притихла: может быть, принести тебе чего-нибудь выпить? — сказал Бернард Родрик, подходя к ним.
Мистер Блирни кончил рассказывать, и окружавшие его начали разбредаться.
— Нет, спасибо, дядя. Мистер Ламли очень внимателен ко мне.
Она улыбнулась чуть напряженно, но довольно спокойно. Только рука ее, державшая сигарету, должно быть, слегка дрогнула, потому что дымок заколебался.
— Ну, я тоже посижу с тобой, поболтаем, — мирно сказал мистер Родрик и опустился в кресло по другую сторону. — Эта вечеринка начинает мне надоедать. Так много шуму. Вы правильно сделали, что уединились, — тут он слегка улыбнулся, — в этот тихий уголок.
Чарлза так и подмывало двинуть его в живот.
Последовало короткое молчание. Вероника сидела не шевелясь, и полный бокал стоял рядом с ней. Она вся была словно выточена рукой какого-то старинного мастера — искусно, любовно — из цельного куска слоновой кости.
К ним подошел мистер Блирни в сопровождении большелицего человека.
— Хелло, друзья, — кричал он. — Всем довольны? Выпивки хватает? Послушай, Бернард, Джимми жаждет, чтобы ты рассказал Элси о том, как вы с Алфи Бинером проводили время в Рио. Она еще не слышала этой истории. Элси, милуша, идите к нам! Джимми только что открыл мне, что вы никогда не слыхали о том, как Бернард проводил время в Рио с Алфи Бинером. Как можно не знать этого! Алфи Бинер, да. А я-то был уверен, что все на свете знают эту историю!
— А это забавно? — медленно произнесла Элси, притом без всякого энтузиазма. Она уже достигла той степени опьянения, когда ей трудно было следить за сколько-нибудь связным рассказом, и она прикидывала, стоит ли ей делать это усилие.
— Нет, не думаю, чтобы это было забавно, — сказал Бернард Родрик с категоричностью, которая как будто не вызывалась обстоятельствами. Он, казалось, твердо решил не поддаваться уговорам. Но ничто уже не могло выбить мистера Блирни из седла.
— Не забавно! — возмущенно завопил он. — Да ты в уме, Бернард? Скольких моих друзей ты буквально довел до колик своей историей! Ты забыл, как в тот раз, когда с нами был Питер Филип, он поспорил со мной, что не засмеется, и держался до самого места, когда, помнишь, вошла старуха и говорит (черт возьми, нельзя портить тебе весь эффект, но помнишь, как ты имитировал старуху, как она вошла и спрашивает): «Кофе джентльмены будут пить здесь или под дождем на улице?» Ну, помнишь? — и как Пит чуть не лопнул со смеху.
— Ну, конечно, это очень забавная история, — сказал большелицый. — Элси непременно нужно ее послушать.
— А с какой стати они собирались пить кофе под дождем? — угрюмо спросила Элси, начиная этим свои усилия понять, в чем дело.
— Да нет, это только маленькая деталь, — ревел мистер Блирни. — Вовсе они и не собирались и, во всяком случае, не в этом дело… Бернард, тебе надо непременно рассказать ей, идем!
Хохоча, они обступили мистера Родрика, а к ним тут же присоединились другие охотники послушать еще раз историю о старухе и увлекли мистера Родрика на середину комнаты.
Чарлз встал, освобождая свой стул для Элси. Она была в таком состоянии, что едва ли вынесла бы двойную нагрузку: устоять на ногах и выслушать еще одну историю. Она с такой поспешностью плюхнулась на стул, что едва не подмяла Чарлза, но ему все-таки удалось увернуться. Оглянувшись, он увидел, что Вероника тоже незаметно ускользнула и находилась сейчас на другом конце комнаты, рассеянно разглядывая тарелку маслин. Он подошел к ней.
— Вам нравится эта компания? — спросила она, внезапно полуобернувшись к нему.
— А я об этом не думал, — ответил он. — Я пришел только из-за вас.
Она промолчала, и Чарлза стало покидать недавно возникшее в нем чувство непринужденности и решимости. Он всячески старался держать себя в руках, зная, что если он соскользнет, то покатится вниз до самой трясины безмолвного идиотизма.
— Могу я называть вас Вероникой? — выпалил он первое, что пришло ему в голову.
На этот раз она широко улыбнулась с неподдельной приветливостью. По-видимому, это было для нее самое крайнее проявление веселости. Он не мог представить себе ее хохочущей до упаду.
— Как это мило: заявить, что любите меня, а потом спрашивать, можно ли называть меня Вероникой… именно в таком порядке!
— А что же тут смешного? В таком порядке это и случилось. Я любил вас, не зная вашего имени.
— Всех моих имен, — сказала она. — У меня их три.
Он опять почувствовал, что скользит. И опять поддался своей старой злосчастной привычке выпаливать первое, что взбредет на ум.
— А вам эта компания нравится? — спросил он.
Она с неожиданной злостью мотнула головой.
— Ненавижу. Ненавижу все эти вечеринки мистера Блирни, да и мой дядя тоже. Но он дорожит им из каких-то деловых соображений.
Чарлз попробовал представить себе, какие деловые связи могли быть у солидного промышленника мистера Родрика с мистером Блирни и его развлекательной антрепризой. Представить себе он ничего не смог, но инстинктивно чувствовал, что тут дело нечисто. Он заставил себя вернуться к прерванной нити.
— Так зачем же вы пришли сюда? — услышал он вдруг собственный вопрос и ужаснулся своей дурости.
Вместо ответа она посмотрела ему прямо в глаза, в третий или четвертый раз с первой встречи, но на этот раз с неописуемым робким призывом, с застенчивой теплотой, которая в одно мгновение сказала ему больше того, на что он мог надеяться.
«Я пришла, чтобы увидеть вас», — сказали глаза. На секунду все словно покачнулось в неустойчивом равновесии. Он был в двух шагах от нее, и какая-то неодолимая сила обрушилась на него и готова была либо швырнуть его вперед, чтобы обнять Веронику, либо повалить его назад на ковер в беспамятстве. Он ухватился за край стола.
— Послушайте, ну, пожалуйста, выслушайте меня. — Голос его звучал хрипло и отрывисто. — Я только что сказал вам, что люблю вас, я вовсе не собирался делать это так, ну, так грубо, что ли, но все обернулось так… так странно, что…
Он приостановился, пытаясь взять себя в руки.
— Вы и представить себе не можете, как все это было странно и невероятно! Я был мойщиком окон, когда впервые увидел вас, а потом, увидев вас, сразу понял, что мне нужно рвать, рвать со всем этим…
Что он говорит? Час от часу не легче, ужасная ассоциация с рвотой в только что сказанных словах так и резанула его ухо.
— Я что-то путаю, — сказал он. — Но вы понимаете, я был мойщиком окон.
— Что это еще за анекдот про мойщика окон? — прокричал большелицый, подходя к ним и уловив только последние его слова. — Так вот зачем вы увлекаете молодую леди в самый дальний угол! Вот какие истории вы ей рассказываете! — Он хохотал, очень довольный собой.
— Прошу, уйдите, бога ради, — резко оборвал его Чарлз, глядя на него, как затравленный зверь.
— Ну нет. Вы должны и меня посвятить в эти истории, — хихикал большелицый, показывая все свои тридцать два зуба. — Я сам люблю истории про мойщиков окон.
Вероника Родрик отошла в сторону, не обнаруживая ни раздражения, ни гнева. Просто отошла. Чарлз стоял неподвижно, лицо его мертвенно побледнело.
— Молодая леди чем-то расстроена? — спросил большелицый тоном сочувственного изумления.
— Да, это вы расстроили ее, дубовая вы башка, и меня расстроили тоже, — тихо выговорил Чарлз.
По непонятной причине большелицый вовсе не обиделся на «дубовую башку». Но зато он избрал самое худшее, с точки зрения Чарлза. Он стал громогласно оправдывать свое поведение.
— Помилуйте, — лопотал он. — Я просто веду себя общительно, как и полагается на вечеринках, и, услышав, что вы рассказываете ей анекдот о мойщике окон…
