Все равно, стало больше порядка. Когда Кэррот пришел сюда, деньги на мелкие расходы полиции хранились на полке в жестянке с этикеткой «Полироль доспехов Крепкослова для блестящих армий», и, если деньги были нужны, все что надо было сделать это пойти, найти Нобби, и заставить Нобби отдать их.
Потом еще было письмо с Парк-лейн, одной из самых престижных улиц города:
Коммандер Ваймз, Ночной полицейский патруль на нашей улице оказался укомплектованным одними гномами. Я ничего не имею против гномов, когда они находятся у себя, по меньшей мере, они не тролли, но они рассказывают друг другу анекдоты, а у меня дома дочери. Я требую, чтобы в сложившейся ситуации были немедленно предприняты меры, иначе мне придется обсудить этот вопрос с лордом Ветинари, каковой является моим личным другом.
Ваш, сэр, пок. слуга,
Джошуа Х. Каттерайл
Это тоже была работа полицейского, не так ли? Он задумался, пытался ли мистер Ваймз сказать ему что-то. Были еще письма. Координатор Общества Одинакового Роста Гномов требовал, чтобы гномам, служащим в полиции, разрешали носить топоры вместо традиционных мечей, и чтобы их посылали расследовать только те преступления, где гномы не замешаны. Гильдия Воров жаловалась, что коммандер Ваймз публично заявил, что большая часть краж в городе связана с ворами.
Надо обладать мудростью короля Исиардану чтобы разобраться с этим, а это были только сегодняшние письма.
Он взял следующую бумагу и прочел: «Перевод текста найденного во рту отца Тубелчека. Почему? С.В».
Кэррот старательно прочел перевод.
— Во рту? Кто-то пытался вложить слова ему в рот? — сказал Кэррот пустой комнате.
Он дрожал, но не от страха. В кабинете Ваймза всегда было холодно.
Ваймз был человеком улицы. Туман клубился за открытым окном, его маленькие пальчики вплывали свет комнаты.
Следующей бумагой в стопке была копия от иконографа Веселинки. Кэррот уставился в два расплывшихся красных глаза.
— Капитан Кэррот?
Он чуть повернул голову, но продолжал смотреть на рисунок.
— Да, Фред?
— У нас есть убийца! Он у нас!
— Он голем?
— Как вы узнали?
«Настойка ночи заливала бульонные оттенки дня».
Лорд Ветинари сконцентрировался на предложении и решил, что предложение получилось неплохим. Ему особенно понравилось слово «настойка». Настойка. Настойка. Оно было отличительным словом, и приятно противопоставлялось простым словом «бульон». Бульонные оттенки дня. Да. В котором еще можно найти крошки печенья от чаепития.
Он был уверен, что голова у него была немного облегчена. Он бы никогда не придумал такое предложение в нормальном состоянии.
В тумане за окном, освещенном светом свечей, он увидел скрюченную фигуру констебля Крючконоса.
Горгулья, да? Он удивлялся, зачем полиция заказывала по пять пингвинов в неделю по статье содержания. Горгулья в наблюдении, ее работа наблюдать.
Это, конечно же, идея капитана Кэррота.
Лорд Ветинари осторожно поднялся с кровати и захлопнул ставни. Он медленно подошел к письменному столу, достал свой дневник из ящика, перелистал страницы и открыл бутылку с чернилами.
Итак, до чего он дошел?
«Глава восьмая», — неуверенно прочел он. — Человеческие ритуалы.
А, да...
«Если придерживаться правды», — написал он, — «о которой можно говорить, как диктуют обстоятельства, но должно быть услышано при каждом случае...»
Он задумался, как он мог бы использовать «бульон дня» в этом трактате, или хотя бы «настойку ночи».
Перо скрипело по бумаге.
На полу лежал оставленный без внимания поднос с питательной кашей, по отношению к которой он, когда ему станет лучше, хотел сказать пару крепких слов повару. Она была испробована тремя пробовальщиками, включая сержанта Камнелома, которого вряд ли можно было отравить каким-нибудь ядом предназначенного для человека или даже большинством ядов предназначенных для троллей... хотя возможно большинством ядов предназначенных для троллей все же сработают против него.
Дверь была заперта. Иногда он слышал успокаивающие скрипы от шагов Камнелома на обходе. За окном туман конденсировался на констебле Крючконосе.
Ветинари обмакнул перо в чернила и начал новую страницу. Довольно часто он сверялся с дневником в кожаном переплете, деликатно облизывая пальцы при перелистывании.
Щупальца тумана просачивались сквозь окно и обтирали стены, пока их не отпугивал свет от свечей.
Ваймз несся сквозь туман, преследуя ускользающую фигуру. Она не бежала достаточно быстро, чтобы уйти от него, даже не смотря на боль в ногах и пару предупреждающих уколов в левом колене, но как только он приближался к цели преследования, какой-нибудь чертов пешеход оказывался на его пути, или из-за угла выскакивала телега. (Так происходит всегда, везде, когда полиция гонится за кем-нибудь. Тяжело нагруженный грузовик всегда выскочит из-за угла перед преследователем. Если транспортные средства не вовлекаются, всегда появится человек с тюком одежды. Или два человека несущих огромное стекло. Возможно за всем этим стоит какое-то секретное общество.) Его подошвы сообщали ему, что они пробежали по Бродвею и свернули на Нетакую улицу (маленькие квадратные плитки). Здесь туман, пойманный в ловушку между деревьями, был еще гуще.
Но Ваймз торжествовал. «Ты упустил поворот в Теневой квартал, парнишка! Впереди только мост через Анк, а там охрана...»
Его подошвы сообщили ему кое-что еще. Они сказали:
— Мокрые листья, это Нетакая улица осенью. Маленькая квадратная плитка со случайными скользкими мокрыми предательскими листьями.
Но они предупредили слишком поздно.
Ваймз приземлился подбородком в канаву, снова вскочил, упал опять удивленно наблюдая вращающийся мир вокруг себя, поднялся, проковылял несколько шагов в неизвестном направлении, упал еще раз и решил принять мир таким, какой он есть.
Сложив тяжелые руки на груди, Дорфл спокойно стоял в главном зале.
Перед големом был установлен арбалет, принадлежащий сержанту Камнелому, переделанный из какого-то осадного орудия. Он был заряжен шестифутовой железной стрелой. Нобби, держа палец на спусковом крючке, сидел за ним.
— Оставь это, Нобби! Из него нельзя здесь стрелять! — сказал Кэррот. — Ты знаешь, мы потом не сможем найти то место, в котором остановится эта стрела!
— Мы выбили из него признание, — сказал сержант, подпрыгивая. — Он отрицал, но мы добились-таки признания! И у нас куча преступлений, с которыми еще надо разобраться.
Дорфл протянул дощечку.
Я виновен.
Что-то выпало из его ладони.
Что-то короткое и белое. По виду похоже на обломок спички. Кэррот подобрал и рассмотрел ее. Потом он взял список, начертанный Кишкой. Он был довольно длинным и содержал все нераскрытые преступления зарегистрированные в городе за последнюю пару месяцев.
— Он во всех сознался?
— Еще нет, — сказал Нобби.
— Мы еще не все зачитали, — сказал Кишка.
Дорфл написал:
Я совершил их.
— Эй, — сказал Кишка. — Мистер Ваймз будет очень нами доволен.
Кэррот подошел к голему. Его глаза светились слабым оранжевым светом.
— Ты убил отца Тубелчека? — спросил он.
Да.
— Видите? — сказал сержант Кишка. — С этим нельзя поспорить.
— Почему ты это сделал? — спросил Кэррот.
Нет ответа.
— И мистера Хопкинсона в музее хлеба?
Да.
Ты забил его до смерти железным ломом? — спросил Кэррот.
Да.
— Постойте, — сказал Кишка. — Мне кажется, вы говорили, что он был...?
— Тихо, Фред! — сказал Кэррот. — Дорфл, зачем вы убили старика?
Нет ответа.
— Обязательно должна быть причина? Мой папа всегда говорил — големам нельзя доверять, — сказал Кишка. — Включаются как только посмотришь на них, говорил он.
— Они кого-нибудь убивали? — спросил Кэррот.
— Не по желанию думая об этом, — путано сказал Кишка. — Мой папа говорил, что однажды он работал с одним, и голем все время смотрел на него. Стоило ему отвернуться и тут же этот... смотрит на него.
Дорфл смотрел вперед себя.
— У него глаза горят как свечи! — сказал Нобби.
Кэррот по полу подтянул стул и уселся верхом на нем, лицом к Дорфлу. Он рассеянно крутил сломанную спичку между пальцами.
— Я знаю, что ты не убивал мистера Хопкинсона и я не думаю, что ты убил отца Тубелчека, — сказал он. — Я думаю, ты нашел его, когда он умирал. Я думаю, ты хотел спасти его, Дорфл. Фактически, я довольно-таки уверен что я смогу доказать это когда прочту свиток у тебя в голове...
Свет из глаз голема заполнил комнату. Он, подняв кулаки, шагнул вперед.
Нобби выстрелил из арбалета.
Дорфл на лету поймал стрелу. Раздался сильный скрип по металлу, стрела превратилось в тонкую раскаленную иглу с шишкой вокруг кулака Дорфла.
