Если текущая ситуация по каким-либо признакам воспринимается как похожая на ту, что когда-то уже случалась с вами, то ваши эмоциональная реакция, поведение и даже отношение к происходящему с высокой долей вероятности будут обусловлены опытом прошлой ситуации. Ваши выводы о том, каков этот мир, причем не важно, осознаются они вами в данный момент или нет, будут использованы автоматически.
Пример. Вы ехали в лифте вместе со своим новым соседом. К моменту выхода из лифта вы уже составили мнение о нем, как о хмуром, мрачном человеке, потому что он ответил на ваше приветствие угрюмо и недружелюбно…
В подобных ситуациях, в следующий раз встретив такого человека, люди обычно воспринимают его уже не как «просто соседа», а как «угрюмого хама». Мы можем осознавать это или нет, но, думая так о человеке, мы невольно демонстрируем свое отношение к нему. У тела есть очень много выразительных средств, используемых даже тогда, когда мы молчим: мимика, микродвижения, изменения позы, взгляд… Сосед это отношение к нему «считывает» и реагирует на него вряд ли радостно и приветливо, подтверждая тем самым тот образ, который о нем уже сложился…
Но если сам этот образ «сосед-хам» мы осознаем, то о причине его возникновения, то есть почему сосед повел себя именно так, а не иначе, мы часто даже и не задумываемся. Или же эта причина нами вытесняется.
А причина вполне могла быть в нас самих. Например, перед тем как новый сосед в первый раз угрюмо и неприветливо нам что-то сказал или просто отвернулся, мы его задели чемоданом или случайно пихнули локтем, входя в лифт, или наступили на ногу и не извинились (или это девушка в дорогих колготках, а вы их нечаянно порвали, задев острым углом сумки… или… ну, вы понимаете, да?) – этого мы привычно не замечаем и не помним. А в памяти остается лишь следствие – сформированное у нас первое впечатление, и для того чтобы его изменить, нам нужны уже особые обстоятельства, усилия и время.
В результате мы живем в мире, частью которого является сосед-хам или соседка-грубиянка, хотя в реальности они, может быть, милейшие люди.
Совокупность таких «частей мира», малых и великих, образует восприятие мира как фильтр, сквозь который наше сознание взаимодействует с реальностью. И это определяет нашу жизнь.
Наша зависимость от сформированных нами же матричных структур поддерживает себя сама. Обычно люди видят то, что готовы видеть. И это не магия или абстрактная мудрость, а обычная бытовая практика. Наше внимание выделяет именно те части мира, которые нам знакомы, и находит им подтверждение, укрепляя нас в уверенности, что мир именно таков. Многим известна фраза О. Уайльда «Красота – в глазах смотрящего». А часто ли вы видите красоту? Или восприятие больше настроено на что-то еще?
Ограниченность восприятия. Восприятие мира через призму когда-то сделанных выводов и оценок
Сначала рассмотрим модель формирования картины мира.
Когда человек рождается, он в течение первых лет жизни активно накапливает информацию о мире. Огонь обжигает, мама любит, рукой можно что-нибудь взять; если хочется есть, надо совершить такие-то действия…
Эта информация накапливается в виде матричных структур. Более всего это напоминает процесс написания книги под названием «Картина мира»: человек страница за страницей создает свое описание действительности, где на каждой странице записана своя матрица. Страницы объединяются в главы: в одной – правила поведения, в другой – набор определений и характеристик себя, в третьей – описания других людей, в четвертой – свойства предметов, в пятой – отношений, в шестой – перечень различных явлений и состояний… Главы множатся, количество страниц в них постоянно растет, между ними устанавливаются новые связи – человек знакомится с миром.
В этот период он полностью зависит от своего окружения (от родителей, членов семьи, других старших), поскольку самостоятельно пока не может выжить в социуме. И бо́льшую часть материала для своей книги он напрямую заимствует из «книг» окружающих его людей, не подвергая сомнению содержание, непроизвольно копируя страницы у родителей, родственников, друзей и другого окружения.
Когда ребенок взрослеет, он перестает ориентироваться на взрослых так, как он делал это раньше. Он в большей степени начинает апеллировать не к мнению родителей, а к собственному жизненному опыту, уже накопленному к данному моменту. В это время он активно отстаивает свое право самостоятельно писать страницы, весьма критично относясь к предложению использовать уже готовые «наработки» близких. К концу пубертатного периода (времени полового созревания) человек постепенно теряет способность вносить новые главы, но активно дополняет уже имеющиеся. То есть процесс открытия абсолютно новой информации о мире постепенно уступает место процессу соотнесения поступающей информации с тем, что уже есть в копилке опыта на данный момент. И это совершенно естественно, так как позволяет осознать и изучать себя как самостоятельную единицу, как отдельную от его окружения личность.
Если человек сам не развивает осознанно свои способности к образованию новых глав и страниц как основные необходимые для жизни навыки (а современные системы образования в большинстве своем эту цель не преследуют), то способность воспринимать мир по-новому сильно снижается годам к 25–30 и почти полностью исчезает к 60.
Это означает, что при взаимодействии с миром мы пользуемся ограниченным набором когда-то освоенных моделей поведения.
В психологии известно описание такого эксперимента. Построили два одинаковых лабиринта, но в разных масштабах: один для людей, другой для крыс. В каждый положили соответствующую вкусам испытуемых приманку: для крыс – сыр, для людей – приличную денежную сумму, 50-долларовую бумажку. Задача проста: зайти в лабиринт, если нашел – приманка твоя. Ученые наблюдали за процессом и сравнивали эффективность испытуемых. Сначала студенты выигрывали у крыс за счет интеллекта: используя правило правой руки, студент быстрее находил приманку, а крыса последовательно обследовала каждый тупик лабиринта. На следующий день приманка обнаруживалась там же. И еще через день. И еще… Эффективность людей сразу же выросла на порядок по сравнению с крысами: они сразу шли в тот тупик, в котором приманка находилась вчера, и находили деньги. Крысы же по-прежнему обнюхивали все подряд. Но через какое-то время и крысы обучились – поняли, что приманка всегда лежит в одном и том же месте – и сравнялись в эффективности с людьми. И вот в некий момент ученые переместили приманку: положили ее в другое место… Когда крыса добежала до сектора, в котором приманка лежала «всегда», и не нашла ее там, она побежала дальше. И стала обнюхивать каждый закуток, как и прежде, – до тех пор, пока не нашла ее. Но вот когда до места, где деньги лежали «всегда», добрались студенты, обнаружилось забавное отличие…
«Денег нет. Но ведь они были тут ВСЕГДА!» – студенты садились на землю и начинали думать: «Что-то здесь не так». Они начинали искать в стенах лабиринта, рыли землю, переворачивали камни… «Наверное, деньги все-таки здесь, но их как-то хитро спрятали…» – думали испытуемые. Однажды экспериментаторы обнаружили, что студенты и ночью подкрадывались к стенам лабиринта, пробирались в тот же самый тупик и продолжали искать деньги на прежнем месте. Потому что ВСЕГДА было ИМЕННО ЗДЕСЬ.
Крысы опередили людей. У них просто не было склонности настаивать на своем представлении и навязывать его окружающему миру.
Изменения и безопасность. Самообман ради иллюзии стабильности
Поскольку опыт, полученный нами при рождении, был интенсивным и болезненным настолько, что можно смело говорить об угрозе выживания, мы оценили этот мир как гораздо более дискомфортный и опасный, чем тот, в котором мы находились внутри мамы. Учитывая то, что в этот мир нас привела череда резких изменений, одна из наших корневых матриц гласит: «Изменения опасны для жизни!»
Когда-то определив любые изменения как потенциально опасные для нашего выживания, мы учились жить, нарабатывая навыки по игнорированию изменений или сопротивлению им. И таким образом отказались нарабатывать эффективные навыки взаимодействия с изменениями.
Получилось, что вместо того чтобы жить в вечно меняющемся мире и получать от этого удовольствие, мы отказались замечать эти изменения и живем в постоянной тревоге.
Пытаясь уйти от боли, мы создали у себя защитный экран – иллюзию неизменности, а значит, и безопасности этого мира для нас. И старательно поддерживаем эту иллюзию, используя ограниченный набор когда-то освоенных моделей поведения, впихивая реальность в прокрустово ложе наших представлений о ней.
Пестуя в себе комфортное и необходимое для нас ощущение безопасности жизни в мире неизменном, мы стремимся избежать неизвестности, отгородиться от изменчивого, неведомого мира щитом, сделанным из наших знаний и представлений. Нам удобно думать, что мир таков, каким мы его себе представляем. Даже если мы оцениваем его как весьма скверное место.
