Каждый вечер мы с Марлой гуляем по саду, пока я не убеждаюсь, что Тайлер не вернется домой этой ночью. Прямо за нами всегда следует обезьяна-космонавт, чтобы поднять каждый скрученный листок бальзама, руты или мяты, который Марла растирает в пальцах около моего носа. Брошенный окурок сигареты. Обезьяна-космонавт шерстит дорогу за собой, чтобы стереть малейшие следы нашего пребывания там.
Другой ночью в парке на центральной площади города другая группа людей облила бензином каждое дерево и разлила его между ними, а потом устроила замечательный лесной пожар. В газете говорилось, что окна домов на соседней улице плавились от огня, а припаркованные машины с шипением оседали на плавящихся покрышках.
Арендованный дом Тайлера на Пэйпер-Стрит — живое существо, влажное изнутри от пота и дыхания множества людей. Множество людей шевелится внутри, кажется, будто сам дом шевелится.
Еще одной ночью, когда Тайлера все еще не было дома, кто-то просверлил банкоматы и платные телефоны, потом вкрутил насадки масленок в просверленные дырочки и при помощи смазочного пистолета доверху заправил банкоматы и платные телефоны промышленной смазкой или ванильным желе.
И Тайлера никогда не было дома, но в течение месяца у нескольких обезьян-космонавтов появились выжженные поцелуи Тайлера на тыльной стороне рук. Потом эти обезьяны-космонавты тоже исчезли, а новые появились у крыльца им на замену.
И ежедневно группы людей прибывали и отбывали всегда на разных машинах. Одну и ту же машину заметить было невозможно. Одним вечером я услышал, как Марла у парадного крыльца говорит обезьяне-космонавту:
— Я пришла к Тайлеру. Тайлеру Дердену. Он здесь живет. Я его подруга.
Обезьяна-космонавт ответила:
— Прошу прощения, но вы слишком… — и, после паузы. — Вы слишком молоды, чтобы проходить здесь подготовку.
Марла отвечает:
— Пошел на хрен!
— Кроме того, — продолжает обезьяна-космонавт. — Вы не принесли требуемые вещи: две черные рубашки, две пары черных брюк…
Марла кричит:
— Тайлер!
— Одну пару тяжелых черных ботинок.
— Тайлер!
— Две пары черных носков и две пары гладкого нижнего белья.
— Тайлер!
И я слышу, как хлопает, закрываясь, входная дверь. Марла не прождала три дня.
Через несколько дней я прихожу домой после работы и делаю себе бутерброд с ореховым маслом.
Когда я возвращаюсь домой, одна из обезьян-космонавтов читает остальному собранию, которое сидит на полу, покрывая, кажется, весь первый этаж.
— Прекрасная и неповторимая красота снежинки — это не про вас. Вы — такая же гниющая органическая масса, как и все остальные, и все мы — часть большой кучи удобрений.
Обезьяна-космонавт продолжает:
— Наша культура сделала всех нас одинаковыми. Ни одного из нас больше не назовешь белым, черным или богатым в полной мере. Мы все желаем одно и то же. С точки зрения индивидуальности, мы — ничто.
Читающий останавливается, когда я вхожу и делаю бутерброд, и все обезьяны-космонавты сидят в безмолвии, как будто я совсем один. Я говорю — «Не утруждайте себя. Я уже читал это. Я это напечатал».
Даже мой босс, скорее всего, читал это.
«Мы все — лишь большая куча хлама», — говорю я, — «Продолжайте. Играйте в свои игрушки. Не буду мешать».
Обезьяны-космонавты молча ждут, пока я сделаю себе бутерброд, возьму еще одну бутылку водки и подымусь по ступенькам. Позади себя я слышу:
— Прекрасная и неповторимая красота снежинки — это не про вас.
Я — Разбитое Сердце Джека, потому что Тайлер бросил меня. Потому что мой отец меня бросил. О, можно продолжать и продолжать.
Иногда, по вечерам после работы, я хожу по разным бойцовским клубам в подвалах гаражей и баров, и спрашиваю, не видел ли кто-нибудь Тайлера Дердена.
В каждом новом бойцовском клубе кто-нибудь, кого я вижу первый раз в жизни, стоит в круге света посреди тьмы, окруженный людьми, и читает слова Тайлера.
Первое правило бойцовского клуба — не упоминать о бойцовском клубе.
Когда начинаются бои, я отвожу в сторону лидера клуба и спрашиваю, не видел ли он Тайлера. «Я живу с Тайлером», — объясняю я, — «И он давно уже не заходил домой».
Глаза парня становятся большими, и он спрашивает — правда ли я знаю Тайлера Дердена?
Такое происходит в большинстве новых бойцовских клубов. «Да», — говорю, — «Мы с Тайлером — старые приятели». Потом всем вокруг внезапно хочется пожать мне руку.
Все эти новички пялятся на дыру в моей щеке, на темные пятна на коже моего лица, желто-зеленые по краям, и называют меня «сэр». «Нет, сэр». «К несчастью, нет, сэр». Никто из их знакомых никогда не встречал Тайлера Дердена. Друзья их друзей встречали Тайлера Дердена, и они основали этот филиал бойцовского клуба, сэр.
Потом они подмигивают, глядя на меня.
Никто из их знакомых никогда не видел Тайлера Дердена.
Сэр.
«А правда, что…», — спрашивают все. «Правда, что Тайлер Дерден собирает армию?». «Честное слово». «А правда, что Тайлер Дерден спит только один час за ночь?». Ходят слухи, что Тайлер отправился в путь открывать бойцовские клубы по всей стране. Все хотят знать — что дальше?
Собрания Проекта Разгром перекочевали в подвалы попросторнее, потому что каждый из комитетов, — Поджог, Штурм, Подрыв и Дезинформация, — растет по мере того, как больше парней приходит сюда, пройдя бойцовский клуб. У каждого комитета есть лидер, но даже лидеры не знают, где Тайлер. Каждую неделю Тайлер звонит им по телефону.
Все в Проекте Разгром хотят знать — что дальше?
К чему мы идем?
На что равняться?
На Пэйпер-Стрит мы с Марлой гуляем ночью по саду, босиком, с каждым шагом поднимая волны ароматов шалфея, лимона с вербеной и розы с геранью. Черные рубашки и черные штаны толкутся вокруг нас со свечками, поднимая листья растений, чтобы убить улитку или слизня. Марла спрашивает — «Что здесь происходит?».
Пучки волос покрывают грязевые кучи. Волосы и дерьмо. Костяная подкормка и кровавая подкормка. Растения вырастают быстрее, чем обезьяны-космонавты успевают их срезать.
Марла спрашивает:
— Что вы будете делать?
«В смысле?»
В грязи светится золотое пятнышко, и я приседаю, чтобы рассмотреть его поближе. «Что будет потом — я не знаю», — говорю я Марле.
Похоже, нас обоих бросили.
Боковым зрением я вижу, как обезьяны-космонавты расхаживают вокруг в черном, каждый сгорбился со свечой. Маленькое пятнышко, блестящее золотом — это зуб в золотой коронке. Рядом на поверхности виднеются еще два зуба, в коронках из амальгамы серебра. Это челюстная кость.
Я говорю — «Нет, я не могу сказать, что будет дальше». И утаптываю один, два, три зуба в грязь, волосы, дерьмо, кость и кровь, где Марла их не рассмотрит.
Глава 18.
Вечером в эту пятницу я заснул за столом на работе.
Когда я проснулся, с лицом, уткнувшимся в скрещенные руки на крышке стола, звонил телефон, и все уже ушли. В моем сне тоже был звонок телефона, поэтому было не совсем ясно, проскользнула ли действительность в мой сон, или же мой сон наложился на действительность.
Я принимаю звонок, — «Согласование и ответственность». Так называется мой отдел. Согласования и ответственности.
Солнце садилось, и грозовые кучевые облака, размером с Вайоминг и Японию, шли в нашу сторону. Не то чтобы у моего рабочего места есть окно. Все наружные стены, от пола до потолка, из стекла. Везде, где я работаю, — стекло от пола до потолка. Везде вертикальные шторы. Везде серый промышленный низковорсный ковер с маленькими надгробными памятничками в местах, где к сети подключаются компьютеры. Везде лабиринты перегородок, замкнутые простенками из фанеры с обивкой.
Где-то мычит вакуумный пылесос.
Мой босс уехал в отпуск. Он прислал мне е-мэйл и исчез. Мне нужно приготовиться к официальной проверке в течение двух недель. Подготовить комнату для совещаний. Выстроить всех утят в ряд. Дописать отчет. Вроде того. Они строят против меня дело.
Я — Полная Со Стороны Джека Невозмутимость.
У меня слишком мало привязанности.
Я поднимаю трубку, и это Тайлер; он говорит:
— Выходи, внизу на стоянке тебя ждут несколько парней.
Я спрашиваю — «Кто они?»
— Они ждут, — отвечает Тайлер.
Мои руки пахнут бензином.
Тайлер продолжает:
— В дорогу. У них машина. Кадиллак.
Я все еще сплю.
Сейчас я не уверен — не снится ли мне Тайлер.
Или я снюсь Тайлеру.
Я принюхиваюсь к запаху бензина на моих руках. Вокруг никого, и я встаю и спускаюсь на стоянку.
В бойцовском клубе один парень работает по машинам, и он припарковал в ячейке чей-то черный «корниш», а мне остается только смотреть на эту машину, всю в черном и золотом, — этот огромный портсигар, готовый отвезти меня куда-нибудь. Тот парень-механик, выходя из машины, говорит мне, что можно не беспокоиться, он поменял номера с другой машиной, на долгосрочной стоянке в аэропорту.
