Наш механик из бойцовского клуба утверждает, что может завести что угодно. Выпутываешь два провода из цилиндра зажигания. Соединив провода друг с другом, замыкаешь цепь катушки стартера, — и машина готова для прогулки.
Либо так, либо можно вытащить ключевой код из сети поставщика.
Три обезьяны-космонавта сидят на заднем сиденье в черных рубашках и черных брюках. «Не вижу зла». «Не слышу зла». «Не говорю зла» [7].
Я спрашиваю — «Так где Тайлер?»
Механик бойцовского клуба держит дверь Кадиллака открытой для меня в стиле личного шофера. Механик высок и костляв, его плечи напоминают перекладину телеграфного столба.
Я спрашиваю — «Мы едем повидать Тайлера?» Посередине переднего сиденья меня ждет праздничный торт со свечками, — хоть сейчас зажигай.
Даже после недели бойцовского клуба запросто водишь машину на предельно допустимых скоростях. Может быть, ты перенес мрачное дерьмо, внутренние травмы за последние два дня, — но ты невероятно спокоен. Другие машины тебя сторонятся. Машины виляют. Другие водители тыкают тебе средний палец. Совершенно незнакомые люди ненавидят тебя. Все равно не испытываешь абсолютно ничего личного. После бойцовского клуба ты настолько спокоен, что просто не можешь волноваться. Даже не включаешь радио. Может быть, в твоих ребрах появляются тоненькие трещинки при каждом твоем вдохе. Машины впереди нас мигают огнями. Солнце садится, в оранжевых и золотых тонах.
Механик сидит за рулем. Между нами на сиденье стоит праздничный торт.
Жутковатая хрень — смотреть на ребят вроде нашего механика в бойцовском клубе. Поджарые ребята, никогда не трусят. Они дерутся, пока не превратятся в отбивную. Белые ребята — как скелеты в воске с татуировками, черные — как сушеное мясо; такие парни всегда держатся вместе, их несложно представить собранием «Анонимных наркоманов». Они никогда не говорят «стоп». Они будто чистая энергия, дергаются так быстро, что мутнеют по контуру, — такие ребята как будто выздоравливают от чего-то. Будто единственный выбор, оставленный им — это способ, которым они умрут, — а они хотят умереть в драке.
Таким парням приходится драться друг с другом.
Никто больше не вызовет их на бой, и никого не могут вызвать они, — кроме такого же дерганого и костлявого, — сплошные кости и бешеная скорость, — ведь никто не в состоянии драться с ними.
Парни из публики даже не кричат, когда ребята вроде нашего механика выходят один на один.
Слышно лишь то, как бойцы дышат сквозь зубы, резко ударяются руки в блоках, свист и тяжелый звук удара, когда кулаки молотят по худой пустой груди в резком клинче. Видны сухожилия, мышцы и вены под кожей этих скачущих ребят. Их кожа блестит, потная и узловатая, в пятне света.
Десять, пятнадцать минут истекают. От них несет, они потеют, и запах от этих парней напоминает запах жареных цыплят.
Пройдет двадцать минут бойцовского клуба. В итоге один из этих ребят отключится.
После боя два этих парня, излечивающихся наркомана, будут держаться рядом весь остаток ночи, избитые и улыбающиеся после такого жесткого боя.
Со времени бойцовского клуба этот парень-механик всегда крутится около дома на Пэйпер-Стрит. Хочет, чтобы я услышал песню, которую он написал. Хочет, чтобы я увидел скворечник, который он построил. Показывает мне фото какой-то девушки и спрашивает, достаточно ли она симпатичная и годится ли в жены.
Сидя на переднем сиденье Кадиллака, этот парень говорит мне:
— Видите торт, который я испек для вас? Это я сам.
Мой день рожденья не сегодня.
— Масло немного протекало сквозь прокладки, — говорит парень-механик. — Но я сменил масло и воздушный фильтр. Проверил сливной вентиль и подачу. Сегодня вечером вроде будет дождь, поэтому я заменил и дворники.
Я спрашиваю — «Что планирует Тайлер?» Механик открывает пепельницу и заталкивает туда зажигалку. Он спрашивает:
— Это что — тест? Вы испытываете нас?
«Где Тайлер?»
— Первое правило бойцовского клуба — не упоминать о бойцовском клубе, — отвечает механик. — А последнее правило Проекта Разгром — не задавать вопросов.
Тогда что он может рассказать мне?
Он говорит:
— Вам нужно уяснить следующее: ваш отец был для вас прототипом Господа Бога.
Позади нас моя работа и мой офис удаляются, удаляются, удаляются, и исчезают.
Я принюхиваюсь к запаху бензина на моих руках.
Механик рассказывает:
— Если ты мужчина, христианин и живешь в Америке, — твой отец для тебя прототип Господа Бога. А если ты никогда не знал своего отца, если твой отец смылся, или умер, или его никогда не было дома, — что ты можешь сказать о Боге?
Все это — догма Тайлера Дердена. Нацарапанная на листочках, пока я спал, и переданная мне для печати и фотокопирования на работе. Я читал все это. Даже мой босс, скорее всего, читал все это.
— И ты придешь к тому, — говорит механик. — Что проведешь всю свою жизнь в поисках отца и Бога.
— Над чем вам стоит задуматься, — продолжает он. — Так это над тем, что, возможно, Бог не любит вас. Может быть, Господь даже ненавидит нас всех. Но это не худшее из того, что могло бы произойти.
Как виделось Тайлеру, получать внимание Бога своим плохим поведением лучше, чем не получать его вообще. Может потому, что Божья ненависть лучше, чем Его безразличие.
Если бы у вас был выбор — стать злейшим врагом Господа, — или же никем, — что бы вы выбрали?
По Тайлеру Дердену, мы — нежеланные Божьи дети, без особого места в истории и без особой значимости.
Пока мы не привлечем внимание Господа — у нас никакой надежды ни на проклятие, ни на Искупление.
Что хуже — ад, или вообще ничто?
Только пойманными и понесшими наказание можем мы спастись.
— Сжечь Лувр, — говорит механик. — И подтереть задницу Моной Лизой. Тогда, по крайней мере, Бог будет знать наши имена.
Чем ниже падешь — тем выше вознесешься. Чем дальше сбежишь — тем больше Господь возжелает, чтобы ты вернулся.
— Если бы блудный сын никогда не покидал дом, — говорит механик. — Упитанный телец остался бы жив.
Недостаточно просто превысить численность песчинок на берегу или звезд в небе.
Механик выводит черный «корниш» на старый промежуточный хайвэй без объездной полосы, и уже за нами вытянулась цепь грузовиков, идущих на позволенной законом предельной скорости. «Корниш» наполняется светом фар машин, идущих за нами, и вот они мы, за разговором, — отражаемся на ветровом стекле. Едем в пределах ограничения скорости. Настолько быстро, насколько позволяет закон.
Закон есть закон, — сказал бы Тайлер. Превысить скорость — это все равно, что разжечь пожар; все равно, что установить бомбу; все равно, что застрелить человека.
Преступник есть преступник есть преступник.
— На прошлой неделе мы заполнили еще четыре бойцовских клуба, — говорит механик. — Может Большой Боб возьмет на себя пуск нового филиала, когда мы найдем бар.
Так что на следующей неделе он прокрутит правила с Большим Бобом и даст ему собственный бойцовский клуб.
С этого момента и в дальнейшем, когда лидер открывает бойцовский клуб, когда все стоят вокруг пятна света в середине подвала в ожидании, лидер остается в темноте и расхаживает кругами за пределами толпы.
Я спрашиваю — «Кто составил эти новые правила? Это Тайлер?» Механик улыбается и отвечает:
— Вы сами знаете, кто составляет правила.
«Новое правило — никто не должен находиться в центре бойцовского клуба», — говорит он, — «Никто не будет в центре внимания бойцовского клуба, кроме двух дерущихся людей. Голос лидера будет звучать, медленно перемещаясь вокруг толпы, из темноты. Люди в толпе будут смотреть на остальных через пустой центр помещения».
Теперь так будет во всех бойцовских клубах.
Найти бар или гараж, чтобы основать бойцовский клуб — не проблема; в первом из баров, — в том, где по-прежнему собирается изначальный бойцовский клуб, — собирают месячную выручку только за одну субботнюю ночь бойцовского клуба.
По словам механика, еще одно новое правило бойцовского клуба — это то, что бойцовский клуб всегда останется бесплатным. Вступление никогда не будет ничего стоить. Механик кричит, высунувшись из окна, навстречу движению и ночному ветру, обдувающему машину:
— Нам нужны вы, а не ваши деньги!
Механик орет в окно:
— На то время, пока ты в бойцовском клубе, ты — это не сумма твоих денег в банке! Твоя работа — это не ты сам! Твоя семья — не ты сам, и ты не тот, кем себя считаешь!
Механик орет против ветра:
— Твое имя — это не ты сам!
Космическая обезьяна на заднем сиденье подхватывает:
— Твои проблемы — это не ты сам!
Механик орет:
— Твои проблемы — это не ты сам!
Космическая обезьяна выкрикивает:
— Твой возраст — это не ты сам!
Механик орет:
— Твой возраст — это не ты сам!
Потом механик вылетает на встречную полосу, наполняя машину светом фар через ветровое стекло, спокойный как под градом ударов. Одна машина, а за ней и другая, несутся на нас лоб в лоб, трубя в сигналы, — а механик выворачивает руль ровно настолько, чтобы вплотную проскочить каждую.
