II
Неумолимые мортирыГромят соседние квартиры.Под мусором тела лежат,И хоронить их не спешат.
Стоит кокон людской в гостинойМеж мебелью дедов старинной,А рядом жизнь, совсем как смерть,Как запечатанный конверт
С всеобщим смертным приговоромИ строгим каждодневным взором:Пьют кофе, суп едят пустойИ шепчутся весь день с тоской.
Бегут от бомб шипящих в погреб,Предательской внимают кобре,И гроб тогда один стоит,Как мертвый в келье эремит.
Как восковые изваяньяВ паноптикуме, без сознаньяПрофессор-муж и сыновьяНа страшной грани бытия.
Без сожаленья, без проклятий:Механика дневных занятийИ в бездну устремленный взорДа небу синему укор.
По временам, склонясь у гроба,Как три убогие микроба,Они словами литанийБоролись с голосом стихий.
И это продолжалось сорокНочей кошмарных, целых сорок,Пока зарыли прах в земле, –И стало пусто в уголке,
Так пусто, что хотелось сноваСебе мучения такогоИ матери, хотя б в гробу,С кровавой раною на лбу.
27 июля
САХАРА
Зыбится предо мной Сахара,Как золотистый океан,Чудесная в пустыне чараНеобитаемых лишь стран.
Червонным кружевом покрытыВокруг песчаные бугры,Самумом все они изрыты,Как драгоценные ковры.
Над океаном желтым мореНебесное, крови алей,Что вечности таит во взореЛазурный чистый мавзолей.
Кой-где лежат верблюжьи костиИль павший в стычке бедуин,Но редко кто приходит в гостиСюда, коль он не Божий Сын.
Я Божий Сын, и я в пустынеХожу нередко, как Иисус,Когда в душе моей святынюВползет сомнения искус.
Но не приходит Искуситель,Что нищий для него поэт,Что самого себя спаситель,В котором властолюбья нет?
В шатрах дырявых бедуиныМеня, как марабута, чтутИ фиников своих корзиныС кумысом кобылиц несут.
И нищий понимает нищих,Благословляет их рукой,Духовной отдает им пищей,За свой благодарит покой.
Когда-нибудь насыпет гиблиНад нами золотой бугор,Чтоб наши горести погибли,Существованье вечный вздор.
7 октября
ТОСКАНСКИЙ ЭТЮД
Два черных, мрачных кипарисаМеж морем пепельных олив,Меж лавра силуэт Нарцисса,Глядящий в воду, шаловлив,
Мечтательный, покрытый мохом,Безруких группа Ниобид,Глядящих в синеву со вздохом,По сторонам в безбрежность вид.
В кровавых кадках померанцы,За ними розовый рондель,Цикад обезумевших танцы,Пастушья вдалеке свирель.
С колоннами под крышей вилла,Зеленые в ней жалюзи,Графитная со стен сивиллаГлядит на Граций визави.
Под портиком касаток гнезда,Меж одичавших роз коза.Маркиза не придет с погоста,Хоть, кажется, прошла гроза,
И на столбах никто фонарныхНе собирается вельможТак ради слов высокопарныхПовесить, чтобы стал похож
Наш век на прототип французский,Век допотопных гильотин;Как изверг мы привыкли прусскийК научности своих картин.
Снимите ж доски с пыльных окон,Откройте мраморный портал,Чтоб развевался всюду локон,Чтоб собрались опять на бал,
Чтоб вышел Фосколо с Альфиери,Беседуя, в аллею к нам,Чтоб Боккерини иль СальериВнушили спящим жизнь смычкам.
8 октября
ИОСАФАТ
Звучат серебренные трубы,И раскрываются гроба;Дрожа выходят душегубы,Святых решается судьба.
Стою и я пред Божьим троном,От долгого застывший сна,Дивлюсь алмазовым коронам,Дивлюсь, как тучам из окна...
Пришел и мой черед. НеслышноПредстал я пред своим Судьей.– Что сделал ты, – сказал Всевышний, –С своим талантом и со Мной?
– Я, Господи, развил в пустынеНа диком месте свой талант,Я, думаю о Божьем Сыне,Нес страсти мира, как Атлант.
– Но ты другим не дал напитьсяИз кубка радости своей?– Я, Боже, певчая лишь птица,И я не верую в людей.
– Ты потерял и веру в Бога,И в справедливость на земле.– Мне ни одна не шла дорога,Я жил охотней на крыле.
К тому же, Господи, пророкиДавно уж людям не нужны,Поэты даже одиноки,Как их лазоревые сны.
Твой мир юдольный недостоинРожденных вдохновеньем слов,Я не был ни небесный воин,Ни галилейский рыболов!
– Иди ж опять на эту землю,Пустынную уже навек;По временам охотно внемлюТебе я, гордый человек! –
И Черное увидел мореЯ снова, мертвое навек,Где чайка реет на просторе,Где я последний человек.
9 октября
ПЧЕЛКА
В синем небе пряди шелка,Пряди снежные совсем.Чрез окно влетает пчелка,Пчелка желтая совсем.
Что ей нужно, этой пчелке?Ведь не улей нищий дом,Где лишь книги есть на полке,Что читаются с трудом,
Без цветочка шаткий столик,Где работает поэт,Да к тому ж он не католик,Свечек золотистый свет
Не мерцает, ни лампадыНа домашнем алтаре,Никакой такой отрадыВ темной нет моей дыре.
Почему ж ты прилетела?Разве этот белый лист,Мертвое бумаги телоПривлекает? Но он чист,
Этот лист еще лилейный,А без слов какой же мед?Терпок запах мой келейный,Желчь тебе в глаза пахнет!
Но ты вьешься над бумагой,Как над яблонным цветком,Ты в него впилась, как шпагой,Жала острого клинком...
Лист заполнился словами,Русскими словами вновь,Хоть я уж давно Гаутами,Идол, потерявший кровь
От бесцельного висеньяНа невидимом кресте,От священного служеньяСлов стихийной красоте.
14 октября
В БИБЛИОТЕКЕ
Аллеи женственных платанов.Лазурь над ними в октябре,Сто тысяч ласковых обманов,Как кошка с мышкою в игре.
Холмы поющие вдоль Арно.San Miniato в высоте.Нахмуренно, высокопарноЛес кипарисовый кой-где.
Всё позолоченное. Жарко.Вода – прозрачный малахит.S. Nicolò угрюмо аркаГлядит на солнечных харит.
Душа смеется поневолеОт солнечных повсюду чар,Как цветик аленький на поле, –И, как свинцовый с сердца шар,
Спадает в реку полстолетья,И снова хочется всё знатьИ снова сыпать междометья,Влюбленный в голубую мать!
Но вот дворец библиотеки,Одной из лучших на земле.Лавины книг, журналов реки,Как не рассеяться тут мгле!
Полвека в этих тихих залахПровел я меж цветов теплиц,Полвека на словесных балахЯ изучал бумажных птиц.
Когда-нибудь и мой гербарийНа полках этих будет тлеть,Коль не подпалит пролетарийПознанья каменную клеть.
Свинцовых литер отпечатокПоэзию души мертвит,Не нужно никаких перчаток,Не нужен самый алфавит!
16 октября
