– Очень функциональная вещь, – назидательным тоном ответила она. – Например, собаку отогнать – их же, бродячих, сейчас развелось в немереном количестве! Или от хулиганов отмахиваться. А то и собеседника своего вырубить на полчасика, чтобы неуместных вопросов не задавал, – она явно веселилась.
Тут Крячко не выдержал и рассмеялся, а потом, мгновенно став серьезным, спросил:
– Дорогой друг! Меня интересует ваше субъективное мнение: а не болел ли сам Зятек?
– Давайте уточним, что вы имеете в виду, потому что он, естественно, болен, хотя я не думаю, что в такой тяжелой форме. Если же вы подразумеваете последнюю стадию болезни, то… – Она задумалась. – Скорее всего, нет! Он заразился еще в молодости, если не в юности, и хронически болел на протяжении всей жизни, причем болезнь все время прогрессировала под воздействием раздражающих психологических факторов внутреннего характера. Но сейчас он находится в таком состоянии, когда большинства этих раздражающих психологических факторов уже практически нет, а остался только один, но он таков, что кардинальные меры в данном случае по определению бесполезны, так что гораздо безопаснее просто смириться с его существованием. А поскольку сей господин – человек предусмотрительный и к риску не склонный, то конечной стадии болезни он не достиг.
Анна Григорьевна этим хотела сказать, что Старков не затем столько лет лгал, лицемерил, подличал и предавал, чтобы теперь, заняв вожделенное кресло, поставить все на карту! Да и ради чего? У него оставалась только одна цель – стать академиком, а уж предательство Родины ему в этом никак помочь не могло. А он был очень расчетливым трусом и ни за что не стал бы рисковать.
– Вот и мы так рассуждали, – подтвердил Крячко.
Попрощавшись с Анной Григорьевной, Стас быстрым шагом направился к стоянке, где оставил машину, а когда через несколько шагов обернулся, ее уже нигде видно не было и улица была совершенно пуста. «Фантастическая женщина! – восхищенно подумал он, потому что даже мысленно не мог позволить себе назвать ее бабой. – Но если она такова, то каков же тогда ее муж! Это должно быть нечто совсем из ряда вон выходящее!»
А в квартире Гурова все уже было подготовлено к почти торжественной встрече Стаса. Орлов принес из магазина мясо, из которого Лев Иванович быстренько сделал отбивные, и их оставалось только поджарить, как и почищенную Петром и нарезанную соломкой картошку, которую они тоже собирались поджарить, а поскольку дело это недолгое, то ее просто пока залили холодной водой. Нашинковав салат, они его заправлять не стали, чтобы не потек, и, решив, что дело сделано, сели к компьютеру посмотреть, что Крячко наснимал, а заодно и прикинуть, что к чему. Особо внимательно они рассматривали фотографии тех, кто значился в коротком списке, и хотя знали, что теория Ломброзо, мягко говоря, не всегда стыкуется с практикой, пытались отыскать в этих лицах намеки на порочные наклонности их обладателей, но не находили их. Изучая фотографии с Доски почета, они с удивлением увидели там портрет заведующей библиотекой Ольги Георгиевны Широковой, очень миловидной женщины с грустными глазами.
– Странно, она уже почти два года как не работает, а ее оттуда почему-то не сняли, – удивился Орлов.
– Да кто на эту Доску смотрит, – отмахнулся Гуров. – Вот ты сам можешь сейчас перечислить всех, кто на нашей висит?
Орлов попытался вспомнить, но смог назвать только пять имен.
– Вот то-то же! – сказал Лев Иванович и заметил: – А она симпатичная женщина. Видимо, в мать пошла, потому что на Старкова совсем не похожа.
– Дай бог, чтобы не только внешностью. Вот уж кто мразь так мразь! – не удержался Петр.
– Согласен! Но за это не судят, – вздохнул Гуров. – А что ты по поводу всего остального думаешь?
– Старею я, должно быть, Лева, потому что ничего стоящего мне в голову не приходит, – вздохнул Орлов.
– Да у нас информации пока с гулькин нос, – постарался приободрить его Гуров и стал рассуждать: – Я в таких делах не профессионал, но мне кажется, что самое уязвимое место в шпионаже – это передача информации. Поскольку хакеров сейчас развелось что собак нерезаных, то Интернет отпадает. Значит, передача осуществляется только при личной встрече. А Васильев такие вещи в сто тысяч раз лучше, чем я, знает, и не мог он такое не предусмотреть. Вот и получается, что люди, которых он к работе привлек, все контакты подозреваемых отслеживали. Но двум людям, даже если они суперпрофессионалы, с таким объемом работы не справиться…
– То есть работали на него не только секретарша с водителем, но и еще кто-то, – закончил его мысль Петр.
– И каждый проносил ему в клювике что-то свое, а уж он это все систематизировал и анализировал, – продолжал Лев Иванович. – И вычислил-таки он предателя! Но, судя по тому, что к себе на работу он взял именно этих двоих, они были ему ближе других. И ни за что я не поверю, что не намекнул он им ни на что. То, что Анна Григорьевна и Геннадий Михайлович ни о чем Стасу в «Бониксе» не сказали, вполне объяснимо: видят они человека в первый раз и откровенничать с ним не будут. Но вот если она и сейчас ему ничего не скажет, то тут будет над чем задуматься.
– Не согласен! – решительно возразил Орлов. – Вот давай такую ситуацию рассмотрим. Предположим, ты знаешь какую-то такую мою страшную тайну, что она способна меня навеки опозорить или даже погубить. Ты о ней Крячко скажешь?
– Нет! – не раздумывая, ответил Гуров. – Ни ему, ни кому другому.
– То есть в могилу ее с собой унесешь? – спросил Петр, и Лев Иванович кивнул. – Вот и здесь, мне кажется, та же история. Васильеву легче умереть, чем рассказать о чем-то. И потом, секретарша же отдала Стасу образцы продуктов, что у Данилыча в кабинете были, – напомнил Петр. – Кстати, надо будет завтра утром в лабораторию все отдать.
– А как объяснишь? – поинтересовался Лев Иванович.
– Да я и объяснять ничего не буду, – отмахнулся Орлов. – Слава богу, есть кого попросить, чтобы срочно сделали и лишних вопросов не задавали.
– Отдать-то отдала, – согласился Гуров. – Только о чем это нам говорит? А ни о чем! Так на ее месте поступила бы любая преданная секретарша, которая к тому же дорожит своим местом, потому что новый начальник ее наверняка турнет, как и ее мужа.
– А так ли они своим местом дорожат? – возразил Орлов. – Если они оба были, предположим, нелегалами, то по возвращении… Не знаю, как сейчас, но раньше, во всяком случае, именно так было, она получила звание подполковника, а он – полковника. Ты себе их пенсии представляешь? – Гуров вместо ответа пожал плечами. – Так что работать они пошли, чтобы не закиснуть, а вовсе не из-за денег.
– Ладно! Не будем считать деньги в чужом кармане и гадать на кофейной гуще. Только я готов поспорить, что ничего в этих продуктах не найдут! Хотя на всякий случай проверить все-таки надо.
– Почему ты так уверен? – почти возмутился Петр. – Может, ему тот же заместитель чего-нибудь подсыпал, пока они что-то обсуждали.
– А смысл? Зачем это заму, который знает, что при новом начальнике с работы вылетит? – спросил Лев Иванович.
– Могли чем-то прижать, – предположил Орлов. – Тем же ребенком, как Панкратова, например.
– Петр, ты забыл, что обсуждали они что-то до обеда, а разговаривать с предателем Васильев пошел, когда рабочий день уже закончился! Или ты думаешь, что он заранее объявил ему: «Иду на вы!», а уже потом пошел с ним отношения выяснять? И потом, мы уже выяснили, что предатель к такому разговору был не готов, потому и отравил его тем, что под рукой оказалось.
– То есть ты считаешь, что нормальный человек будет держать в ящике стола яд? – язвительно уточнил Петр. – Или в сейфе? А в нужный момент скажет другому человеку: «Ты подожди! Я сейчас отраву достану, в воду тебе подмешаю и выпить дам!» Так, что ли?
– А если он держал ее под рукой именно для себя? Чтобы, если до горячего дойдет, хлопнуть, и все! – не менее язвительно возразил Гуров. – Чтобы не проходить через тюрьму? Чтобы потом на зоне не сдохнуть? Чтобы ненавидящие взгляды близких не видеть, которые его стыдиться будут? Как тебе такой расклад?
– А что? – встрепенулся Орлов. – В этом есть рациональное зерно! Но почему же тогда он отравил Васильева, а не себя?
– А может, потому, что к нему не фээсбэшники с наручниками пришли, а Данилыч с разговором! Потому что понял он, что никуда дальше Васильева эта информация не пойдет!
– Вот мы и вернулись к тому, с чего начали, – развел руками Петр. – Что был Данилыч по рукам и ногам повязан, но вот кем и чем? И кто вообще у нас под эту категорию подходит? Ну, те, кто с родственниками?
– Из тех, кто в тот день на работе был, Седых, Тихонов и Старков, – сказал Гуров.
– Насколько я понял, Старкову на дочь плевать с высокой колокольни, – принялся рассуждать Орлов. – И она его и так, наверное, ненавидит, раз после смерти деда из «Боникса» ушла и с ним работать не захотела. Так что он отпадает. Седых? Может, он только для вида такой принципиальный, а на самом деле – совсем наоборот.
