Хамильтон показан далеко не на всех картах. Город-то и впрямь небольшой. В центре его — продолговатый сквер с миниатюрным прудиком — шагов пятьдесят по окружности. По периметру сквера — почта под национальным флагом, баптистская церковь (в задних комнатах которой во время выборов заседает нечто вроде избирательной комиссии), отделение банка, единственная в городе гостиница, китайский ресторанчик, шикарный (единственный в нашем Хамильтоне) магазин готового платья «Ник энд Нора» и закусочное заведение под названием «Наутилус», на стене которого хозяйки начертали свое кредо: «Мы не готовим сандвичи, мы — конструируем их!» И они их там действительно конструируют — огромные, похожие на подводные лодки. Кстати, на сленге сандвич зовется «сэб» — подлодка, значит.
Что еще есть в славном городе Хамильтоне?
Небольшая уютная библиотека, к которой очень подошло бы слово «изба-читальня»: перегороженная полками зала красивого дома. Миниатюрный торговый пассаж, состоящий из нескольких магазинов, пункта проката видеокассет, ресторанчика...
Велосипедная мастерская, в которой велосипед можно починить, накачать шины, приобрести к нему всякие причиндалы, сумку, например. Кстати сказать, велосипед был моим основным средством передвижения — полугоночный, с 12 скоростями, несколько раз чиненный. Велосипед мне дал покататься (на семестр) муж Марты — Тони, знаток нашей литературы, автор нескольких детективов на темы из советской жизни.
Велосипед расширил мой кругозор. Я смог разъезжать в радиусе нескольких миль от хамильтонского центра. Объехал озеро Вудмэн, северный берег которого порос вполне отечественного вида рогозом-камышом. Добрался до местного хамильтонского аэродрома. Все самолеты на нем частные. И летают они, когда хотят и, по-моему, как хотят. Надо сказать, что зрелище это не совсем привычное: в небе над маленьким-маленьким городком все время кто-то порхает. Особенно заметно это ночью.
Нельзя сказать, что езда по хамильтонским окрестностям — сплошное удовольствие. Дороги замечательные. Но вот холмистость местности не позволяла совершать длительные путешествия: ехать с горки приятно, зато выкарабкиваться из низины... Однако велосипед — наиболее безопасное из механических средств передвижения. Шоферы не просто уважают велосипедиста, они боятся человека, сидящего верхом на велике. Задеть, свалить велосипедиста, пусть он и отделался, что называется, легким испугом, чревато для водителя не просто штрафом, но и перспективой платить несчастному немалую компенсацию, чуть ли не пенсию. А что делать, если последний докажет, что он пострадал пожизненно, например, стал от испуга импотентом — а такой прецедент в самом деле был. Так что, если ты на велосипеде — жми напролом, хошь на красный, хошь на желтый — хошь дави «форда», хошь «шевроле».
Велосипед спас меня от голода. До продовольственных магазинов было по пешеходным меркам не близко, особенно если идти обратно с сумкой. Два больших магазина — «Великолепный американец» и «Великий союз» — расположены в северо-западной части города.
Страсть к гордым названиям распространена у американцев. Любят они все самое великое, самое знаменитое, самое сильное, самое вкусное и вообще все самое. Чего здесь больше? Рекламы? Самолюбования? Думаю, всего понемногу. А главное — присущая американцам внутренняя уверенность, что именно в их стране и должно быть самое-самое. Эту увлеченность своей страной они переносят на самих себя, ибо отождествляют с нею себя, ощущают себя ее частью. Американский патриотизм — это естественное продолжение чувства собственного достоинства, любви к своей семье, своему дому, городу, штату.
Давая взаймы велосипед, Тони присовокупил к нему цепочку с замком, на который следовало запирать стального коня, когда его приходилось стреноживать или оставлять на ночь под навесом сарая, служившего накопителем мусорных пакетов. Правота Тониной осторожности подкреплялась следующим обстоятельством: три (или четыре) года назад в Хамильтоне был похищен велосипед, который до сих пор не найден. Меня, у которого трижды угоняли рыжий битый «Жигуль», такого рода разбой не испугал. Впрочем, велосипед я таки аккуратно сажал на цепь каждую ночь. Береженого бог бережет. Даже в Хамильтоне.
Состояние преступности в Хамильтоне несколько отличается от общей ситуации по стране, особенно в больших городах, в Нью-Йорке, например.
Наши корреспонденты в Штатах говорили правду: преступность в Америке на высоте. Как это выглядит на практике? В передряги не попадал. Но вот атмосферу, в которой она, так сказать, заваривается, я почувствовал. Дело было в Нью-Йорке, куда я приехал в калошах.
Итак, Нью-Йорк, вечер, метро. Причем не просто метро, а станция со щемящим душу, до боли знакомым названием «Уолл-стрит» — лежбище финансовых магнатов. Туда я отправился вечером, чтобы посмотреть, как же выглядит это примечательное местечко. Уолл-стрит оказалась темной, узкой улицей, пустынной и скучной. Видать, его владыки разбрелись по своим небоскребам. Деваться там некуда, и я отправился обратно в метро. Длинная неухоженная станция была безлюдна, лишь в самом конце платформы заметил я одинокую женскую фигуру.
Поезда не было долго, и по старинной московской привычке я неторопливо прохаживался по перрону. Внезапно за спиной раздался шум, я обернулся и увидел, как четверо молодых негров перепрыгнули через турникет, не опустив предварительно специальный жетон — «токен» (информация для поборников развитого социализма: проезд в тамошнем метро стоит 1 (один) доллар 30 центов (пересчитайте-ка на рубли), и, хохоча и резвясь, рассыпались по перрону. Они тотчас же углядели отмеченную выше одинокую женскую фигуру и деловито направились в ее сторону.
Накануне я видел фильм, где наглые насильники подстерегали свои жертвы в метро. Ситуация была в общем весьма схожей, и я, сочтя необходимым как-то на нее отреагировать, профланировал в сторону, куда направились потенциальные преступники. Приблизившись почти одновременно с ними к женщине (оказавшейся молоденькой негритянкой), я с вялым достоинством встал возле нее. Ребятки и впрямь были настроены агрессивно, но нас — и ее, и меня — спас, по всей видимости, мой внешний вид. Колгейтский профессор из Москвы был одет, как оказалось, в униформу нью-йоркской шпаны: серая куртка, серые видавшие виды штаны, черные ботинки и что особенно важно — черная шапочка. Внушительный вид, в общем. Да и ростом господь не обидел. Противостояние продолжалось минуты три — поезда в этом Нью-Йорке ходят по вечерам чертовски редко. Парни в упор нас рассматривали. Но вот, к великому счастью, на платформу сошли вниз с улицы парочка и еще какой-то симпатичный бледнолицый интеллигент. Негритята мои сникли, а тут как раз и поезд подошел.
Так состоялось второе мое соприкосновение (косвенное) со здешней криминогенной обстановкой. Первое было гораздо короче и смешнее. Иду вечером по улице Лексингтон. Не спеша иду, витрины разглядываю (есть у нас, москвичей, такая слабость), а впереди молодая дама движется. Один раз она оглянулась и весьма неодобрительно на меня посмотрела, другой раз, а на третий просто сняла сумочку с плеча, зажала ее в руке и — полный вперед подальше от меня. Оно и понятно — вид мой доверия явно не внушал.
Но это страшный Нью-Йорк.
Зато в Хамильтоне... В Хамильтоне — полное раздолье. Не страшно выходить на улицу даже после самого дикого фильма ужасов. Выйдешь из дому, чтобы прогуляться перед сном. Звезды горят, на холме подсвеченная макушка университетской церкви. Тишина. Только гудит где-то в небе маленький самолетик — убаюкивает тебя. Подышишь чистым, почти горным воздухом. Воздухом такой чистоты я дышал только однажды, в Сахаре, километров этак за тысячу от цивилизованного морского побережья. Пронесется мимо студент на машине, осветит тебя фарами, и опять тишь да гладь.
Спать в Хамильтоне ложатся рано. Уже часов в десять освещенные окна домов редкость. Зато на улицах яркие фонари. Кому они светят? У многих американцев нет привычки зашторивать окна. И любопытный прохожий может невзначай подглядеть чужую жизнь. Впрочем, прохожих здесь нет. Есть только проезжие, катящие по делам в своих машинах, так что подглядывать в окна некому.
Старожилы говорят, что в Хамильтоне уныло. Что это скучная провинция, в которой хорошо жить под старость. Наверно. Спорить не стану. Но обаяние в этой ухоженной ласковой американской глубинке есть. Этот американский городишко в шести часах быстрой езды от самого Нью-Йорка привораживает улыбками своих жителей, чистыми выхоленными улицами, окруженными деревьями домами и, наконец, веселыми белками с серебристыми торчащими вверх хвостиками. Здесь принято улыбаться: в маленьком городе забот всегда меньше, чем в большом.
После поездки в Нью-Йорк знакомые задавали один и тот же вопрос: где мне понравилось больше? И я честно отвечал, что в Хамильтоне, потому что устал от больших городов, устал от бестолковой Москвы, а Нью-Йорк при всем своем богатстве и разнообразии сильно ее напоминает.
