Другим щекотливым вопросом, который мне также не советовали затрагивать, дабы не попасть впросак,— женский вопрос. Но было поздно: я уже успел влипнуть.
Дело было так. В свое время руководитель сектора в нашем Институте востоковедения, где я работаю в Москве, профессор Полонская говаривала на заседаниях: «Ladies first», то есть «сначала дамы», и предоставляла первое слово сотрудницам. Этот совершенно неоспоримый тезис я попытался использовать на занятиях со студентами (и студентками). На одном из первых же семинаров, когда среди желающих охарактеризовать аграрное общество оказались две девушки, я тотчас же изрек сакраментальную фразу и предоставил слово одной из них.
На следующем занятии история повторилась. К тому же неожиданно для самого себя я пустился в рассуждение о сложности национализма как предмета изучения, сделав в конце вывод, что, мол, не женское это дело. Все мило улыбались. Visiting professor был очень доволен собой.
Жизнь учит, что самое страшное — в любом деле — самодовольство. Оно наказуется быстро и жестоко. Покуда я упивался своим красноречием, в местных кругах, как выяснилось, зрело недовольство.
После третьего семинара ко мне подошла одна из студенток — Рена Бхаттападхайя (какая прекрасная бенгальская брахманская фамилия!) и, ласково глядя мне в глаза, попросила аудиенции. Она была сама любезность и излучала уважение к профессору, что последнего и насторожило. Встреча была назначена на после уроков в моем кабинете. Точно в срок раздался стук в дверь, я уверенным голосом разрешил войти и через несколько секунд оказался лицом к лицу с небольшой делегацией, состоявшей из Рены и Энди Алексиса, очень интеллигентного и симпатичного студента, интересовавшегося проблемами Латинской Америки. «Так,— подумал я,— речь пойдет, конечно, о занятиях. И вряд ли ребята специально пришли для того, чтобы выразить им свое восхищение».
Гости мялись, круглили фразы, явно не зная, как подступиться к главному. Неожиданно они заговорили о равенстве между мужчиной и женщиной, о том, что женщины имеют право получать те же знания, что и мужчины. Америка, самая демократичная страна, гарантирует эти права и т.д. и т.п. Я понял, что ничего не понимаю, и решил идти напролом.
— Ладно, друзья, скажите честно, что не так?
Выяснилось, что «не так» это и «ladies first», и разглагольствования о неженских профессиях... Мне и в голову не могло прийти, что своими замечаниями я мог обидеть славных американских женщин. Пришлось извиниться за ошибку и обещать исправиться. Мое покаяние было, по всей видимости, доведено до женской части группы, и Девицы несколько подраспустились. Во всяком случае, особого рвения к учебе с их стороны не было заметно. Чего нельзя сказать о ребятах, большинство которых, что называется, рвали подметки в учебе.
Как бы то ни было, из-за своей оплошности я попал в разряд женоненавистников, что меня, конечно, огорчило.
«Чего им там не хватает?» — думаю я, вспоминая, как глядел из окна моей пресненской квартиры на женщину в мохеровой шапочке, с рюкзачком на спине, волокущую парочку сумок. Наверно, феминизм произрастает все-таки на почве, удобренной продуктовыми лавками и прочими магазинами. Наши доморощенные феминистки — явление противоестественное и похожи на фигурный шоколадный торт посреди абсолютно пустого прилавка.
Слабо представляю себе угнетенную американскую женщину. Похоже, феминизм аккумулировался в основном в девичьей студенческой среде, потому как замужние и более искушенные в жизни гражданки США интересуются им меньше.
В Колгейте феминистское движение приняло активное участие в борьбе против изнасилований. В ноябре кампания по борьбе с этим злом буквально выхлестнулась из аудиторий в аллеи и на холмы университета. Судя по ее интенсивности, можно было вообразить, что угроза изнасилования нависла едва не над каждой студенткой и даже студентом.
Кампания началась после печального случая в одном из университетов Флориды. В знак протеста там была объявлена студенческая забастовка. От Флориды до Хамильтона несколько часов лета, и тем не менее... Уже через несколько дней каждый преподаватель получил зеленого цвета брошюру «Изнасилование. Сексуальное покушение. Сексуальная агрессия». В ней подробнейшим образом объяснялось, что делать, чтобы тебя не изнасиловали, как вести, если все-таки это случится. Кому жаловаться, кто в первую очередь может оказать столь необходимую в этом случае психологическую поддержку.
Через день, забираясь по крутой тропинке на Кордиак-хилл (Холм сердечников), я увидел, что по обеим ее сторонам прикреплены отпечатанные типографским способом плакатики, гласившие: «Остановите насилие над вашими женами, дочерьми, сестрами, бабушками, подругами и любимыми!»
Были проведены и другие мероприятия — лекции, собеседования. Вновь раздались требования закрыть студенческие братства (о них чуть позже), которые некоторые преподаватели и часть студенток считали чуть ли не вертепами.
Как-то незаметно от Хамильтона, Нью-Йорка перешел я к жизнеописанию Колгейтского университета. А университет этот достоин того, чтобы быть описанным.
Возник в 1819 году. Основателем его была баптистская община, по имени одного из руководителей которой — знаменитого на всю Америку мыловара Вильяма Колгейта, и получил свое название университет. (Вернувшись в Москву, я обнаружил, что моя семья чистит зубы зубной пастой «Колгейт».) Колгейт — университет небольшой, но, как сказали бы у нас, престижный. Престижность его в том, что здесь приходится платить за обучение 16 тысяч долларов в год (новый «шевроле» «Корсика» стоит меньше 10 тысяч). Правда, для особо успевающих предусмотрен и бесплатный вариант обучения. Высокий уровень преподавания. О техническом и бытовом обеспечении говорить не приходится. Отдельные кабинеты у каждого преподавателя, отличная библиотека, несколько стадионов, стоянки для автомобилей, театр, картинная галерея, столовая, буфеты, фирменный магазин, все товары в котором, пусть даже сделанные на Тайване, имеют колгейтскую символику, и компьютеры, компьютеры, компьютеры.
Кстати, о компьютерах. Долго втолковывал мне мудрый коллега-востоковед Сайд Кямилев, что такое компьютер. Я соглашался, но в душе продолжал считать, что это все-таки дань моде, этакая дорогая игрушка, и как отцы-деды без него жили, так и мы проживем. Понять, что такое компьютер, можно лишь посидев за ним. Агитировать за него бесполезно. Нельзя даже толком объяснить его суть. Но даже для стопроцентного гуманитария, ненавидящего любую технику и презираемого ею, компьютер — это революция. Но этой революции, впрочем, как и любой другой, надо учиться.
Я компьютера ко всему еще и боялся.
Человек, который с ним на «ты», вызывал во мне полумистический трепет. И на первом месте в ряду таких людей стоит заядлый ленинградский интеллигент Саша Нахимовский, осевший примерно полтора десятка лет назад в Штатах. Саша перебрался туда в середине семидесятых, женившись на американке по имени Алиса. После увлечений религией и переводами его душа нашла успокоение в науке о компьютерах, точнее, на стыке «компьютероведения» (как еще-то сказать?) и психологии. В Колгейте Саша работает на соответствующем факультете, но, кроме того, занимается тем, что в недавние времена носило у нас название «общественная работа», например, учит обращаться с компьютерами учеников хамильтонской школы.
За несколько уроков компьютерного дела, я
а) довольно прочно усвоил, что он, компьютер, не пишущая машинка; и
б) перестал его бояться — последнее чрезвычайно важно.
Хотя, работая в компьютерном центре Колгейта, где я делал первые самостоятельные шаги, все-таки при малейшем сомнении обращался к специальным инструкторам.
Обращался к ним не я один. Трудности в обращении с детищем современной цивилизации испытывают многие, и потому инструкторы нарасхват в обеих комнатах компьютерного центра. В основном ими работают студенты, таким вот образом разрешающие свои финансовые проблемы. Не все ведь родители могут так легко выложить десятки тысяч долларов на образование любимых чад. Кроме того, американские молодые люди стремятся по возможности быть независимыми от своих предков. Из моих студентов в компьютерном центре работал немного флегматичный Стив, который всегда неторопливо и с достоинством показывал своему педагогу, на какую клавишу следует нажать.
Но, как я уже отметил выше, прибыл я в Штаты не тренироваться на хитрых машинах, но работать, вкалывать, как и все прочие здешние профы, то есть стать на какое-то время самой обыкновенной рабочей американской лошадью.
Чем еще отличается ихнее обучение от нашего? Прежде всего сознательностью студентов. Среди колгейтских наставников принято ругать своих питомцев. За слабую эрудицию, за разгильдяйство, лень — словом, за все, за что принято ругать студентов. Я пытался спорить с коллегами, но убедить их было невозможно. Так и расстались мы; я — со своим (высоким) мнением о студентах, они со своим, весьма скептическим.
