Теперь уже нам не должно казаться странным, что при усиленном сомнамбулическом сне так часто происходит драматическое раздвоение и что сомнамбулы имеют в своем постоянном распоряжении руководителя, которого они вопрошают и от которого получают ответы. Литература сомнамбулизма полна сообщений об этом явлении. Но кто обратится еще к изучению беснования и сумасшествия, у того исчезнет всякое сомнение в том, что всегда драматическое раздвоение совершается по психофизическому порогу.
По-видимому, подобно тому как происходит умножение объекта в двух противостоящих зеркалах, так точно происходит умножение раздвоений нашего сознания и во сне. А именно. Случается, что во сне мы бываем одновременно и зрителями и актерами, причем возможны в свою очередь два случая: или зритель признает в актере своего двойника, или не признает. Случай двойничества совершенно отличен как от распада субъекта на различные лица, так и от того случая, когда мы на сцене сновидения замешиваемся в среду актеров и вместе с ними ведем действие, причем наш психический центр не остается в партере, то есть прекращается соединяющее различные сознания наших лиц сознание нашего субъекта.
Фолькельт приводит два сновидения, из которых, по-видимому, вытекает, по меньшей мере, возможность само-раздваивания я на сцене сновидения. Во сне он увидел, что он в страхе бегает по комнате и что в то же время его двойник с впалыми щеками катается по постели. При этом ему казалось, что его второе я отравилось и близко к смерти; но, несмотря на всю свою тревогу, он находился в таком состоянии, как если бы смерть этого его я не касалась его самого. А другу его приснилось, что он застал свою возлюбленную нежно целующуюся с каким-то мужчиной; в то время как он, исполненный гнева, хотел бросится на негодяя, он увидел, что целующийся мужчина он сам, почему и утешился мыслью, что ведь это он сам целует свою возлюбленную.* Хотя оба эти сновидения доказывают существование двойничества при раздельности сознаний лиц, но они еще не доказывают существования сознания субъекта, так как в страхе бегающий по комнате не признает своего психического тождества с отравившимся, и хотя застающий на месте преступления свою возлюбленную признает свое тождество с преступником, но оба находятся на сцене сновидения. Значит, и в этих сновидениях сознание субъекта, который бы находился в партере и бездеятельно созерцал происходящее на сцене, отсутствует.
* Volkelt. Die Traumphantasie. 25.
Через всю новейшую философию проходит красной нитью мысль, что без раздвоения невозможно самосознание. В нашем самосознании наше я является раздвоенным на я сущее и я ведающее. Содержание нашего самосознания исчерпывается следующими словами: знаю, что существую. Кажется, что это явление бодрственной жизни может быть объяснено только в том случае, если, подобно нам, придерживаясь аналогии с жизнью человека во сне, взять его таким, каково оно есть, и сказать, что и в самосознании бодрствующего человека происходит распад единого его субъекта на два лица, драматическое раздвоение его я, с той только разницей, что в этом случае отсутствует чувственный обман.
То, что во сне совершается драматическое раздвоение, имеет место немаловажное значение. Польза от такого открытия для философии не меньше той, какую доставляет астроному, например, открытие, что две звезды образуют двойное созвездие, имеющее общий, лежащий между этими звездами, центр тяготения, причем важность этого последнего открытия нисколько не умаляется тем, что вопрос о существовании третьей звезды, служащей относительно первых двух центральным солнцем, остается нерешенным.
в) Загадка о человеке
Быть может, кто-нибудь из читателей, прочитав последнюю главу, отнесется ко мне с порицанием за то, что я написал ее с такими подробностями, которые могут занять специалиста-психолога, но которые лишены общего интереса. Чтобы убедить его в противном и вместе вознаградить его за потраченный им труд, я должен показать, что из полученных результатов вытекают следствия, действительно имеющие очень большой общий интерес. Уже давно признано философией, что величайшую загадку природы представляет сам человек. Но на эту загадку, которая имеет для всех животрепещущий интерес и от решения которой, согласно Канту, зависит "истинное и непреходящее благо рода человеческого", полученные нами результаты бросают яркий свет.
* Kant. Werke (Rosenkranz). XI, l. 9.
Без сомнения, каждый согласится с тем, что драматическое раздвоение я во время сновидения – непреложный факт. Но из этого факта вытекают два важные следствия, которые могут, тем не менее, подлежать сом нению, что они получаются путем простого анализа этого факта.
1) Психологически возможно, что субъект состоит из двух лиц, не сознающих своего тождества ни между собой, ни с субъектом. Это утверждение отнюдь не ослабляется тем возражением, что сновидения представляют только иллюзии. Спору нет, что они – иллюзии; но сам психологический факт, способность нашего сознания пребывать в обмане, остается, несмотря на это, во всей своей силе; а из одного этого факта могут быть выведены следующие заключения. Что психологически не только возможно, но и действительно во сне, то, очевидно, возможно и вне его, ибо не может же то сознание, которое творит наши сновидения, изменить вполне свою природу, а равно и исчезнуть по нашем пробуждении; оно может только отойти в область бессознательного, бессознательного для человека бодрствующего. Солнце светит и тогда, когда оно скрывается от наших глаз за облака.
Если бы мы предположительно приняли, что факт раздвоения человека существует не только во сне, но и вне его, в действительности, и что вся разница между действительными фактами и фактами сновидения состоит только в том, что в первом случае отсутствует чувственный обман, то тогда наше чувственное личное сознание не исчерпывало бы для нас всего нашего существа, а освещало бы только некоторую его часть. Тогда рядом с этим чувственным сознанием, как бы нашим земным зрением, должно было бы существовать для нас другое личное сознание, не обнимаемое этим земным зрением, причем было бы даже возможно объемлющее и соединяющее оба сознания сознание субъекта, и мы уподобились бы вышеупомянутому двойному созвездию, с той только разницей, что одна из звезд такого созвездия была бы темна, но уподобились бы до такой степени, что и в сокровенной глубине нашего существа могло бы находиться еще центральное солнце.
Если же наше самосознание не исчерпывает нашего существа, то все старания наших физиологов, занимающихся психологией и наделяющих человека только земным зрением, решить загадку о человеке останутся тщетными. Физиологи не отрицают существования бессознательного, но они говорят, что оно бессознательно само по себе, а не только для нашего личного я. Но очевидно, что это утверждение нелогично, потому что человек, обладающий одним земным зрением, может делать утверждения только относительно того, что находится в поле этого зрения, но не относительно того, что лежит вне его. Если бы бессознательное было бы таковым само по себе, то, очевидно, оно не могло бы при драматическом раздвоении нашего я, являться сознательным, а тем более нельзя бы было объяснить себе того факта, что в сомнамбулизме пробуждается внутреннее, второе наше я, которое говорит о носителе земного зрения как о постороннем лице и именуется, в свою очередь, этим носителем "другим" или "другой".
Если захотят назвать это второе я душой, то против этого возразить почти нечего, если только не держаться ходячего понятия о душе, так как им отождествляется с сознанием души чувственное ее сознание, а значит, утверждается бессмертие нашего земного зрения, которое, однако, имеет такое маловажное значение, что мы смело можем его отдать в распоряжение материалистов-физиологов, от чего может пострадать, самое большее, одно из наших лиц, но не второе наше я и тем более не наш субъект.
В наши дни понятие о душе сделалось вообще чем-то мифическим, и наукой о душе занимаются люди, не признающие души. Но беспристрастное изучение сновидения поселяет уверенность в том, что непременно должно воскреснуть понятие о душе в высшей против прежнего форме, в виде понятия не о душе, диаметрально противоположной телу, но о душе с ним тождественной, хотя и тождественной только так, как тождественны лица сновидца во время сновидения. Физиологи отрицают существование души потому, что хотят объяснить человека монистически, в чем они вполне правы. Они хотят монизма, а не дуализма бессмертной души и смертного тела. Но подобно тому, как лица сновидца имеют в его субъекте общий центр, подобно тому, как дуализм двойного созвездия разрешается монистически в общем центре тяжести вращающихся вокруг этого центра его звезд, так точно имеют свой общий центр чувственное сознание и бессознательное, и такое учение о душе не дуалистично, но тоже монистично, так как оно считает человека единым.
