Это ведет к вопросу: не могут ли находиться на других планетах такие существа, у которых порог сознания занимал бы более благоприятное, чем у нас, положение, у которых обнаруживающиеся у человека в анормальном состоянии сомнамбулизма только колебательно и в зачаточном виде способности были бы в полном расцвете и составляли бы нормальное их достояние? Кто верен учению о развитии, тот не усомнится в том, что в мире есть существа, стоящие выше человека; во всяком случае он не станет отрицать, что такие существа возможны в будущем, не станет этого отрицать уже потому, что человек, в настоящее время стоящий на верху земной лестницы организмов, представляет зародыш таких существ и служит пророческим на них указанием.
Но если сомнамбул и можно назвать зародышами таких высших существ (не самими ими), то все-таки нельзя поставить сомнамбулизм выше бодрствования, хотя с философской точки зрения он, несомненно, выше последнего. Всякий духовный прогресс бывает или историческим, имеющим место при данном положении порога сознания, или биологическим, вызываемым благоприятным его перемещением. Всякий исторический прогресс ограничен, так как ему положены непереступимые границы, пределы, порогом, по ту сторону которого и лежит разгадка глубочайшей проблемы человечества. Вот причина, по которой с философской точки зрения сомнамбулизм выше состояния бодрствования. Он служит переходом от исторически способного к развитию человека к биологическому его преемнику, и хотя последний является нам в нем только в зачаточном виде, тем не менее изучение сомнамбулизма показывает нам вполне ясно, что следствия, вытекающие из принципа подвижности порога сознания, отнюдь не вымыслы. Но при этом обнаруживается с полной ясностью и то, что материалисты, считающие эволюционизм столпом своего учения, вполне заблуждаются. Учение, утверждающее, что действительно только чувственное, и отрицающее существование мира, лежащего под теперешним порогом нашего сознания, находится в принципиальном противоречии с теорией развития.
Уже в силу того, что сомнамбулизм основывается на перемещении порога сознания, он предоставляет психологии целый ряд новых, хотя и очень трудных задач. Но по природе своей человек более склонен к ошибочному решению новых задач, чем к признанию их неразрешимости, причем он постоянно совершает тот самый путь, который осудил уже следующими словами Бэкон Веруламский: "Новое в себе, несмотря на всю свою новизну, обыкновенно понимается на старый лад".* Это имеет место и в данном случае. Сомнамбулизм представляет совершенно "новое в себе" и вполне своеобразное явление, о котором нельзя судить на старый лад, а именно по аналогии с психическими состояниями бодрствующего человека, уже потому, что в этом случае идет речь о душе, находящейся под порогом сознания, в последнем же случае-о душе, находящейся над ним. Уже из одного этого вытекает заключение об извращенности объяснения исполненных своеобразия сомнамбулических состояний психологическими законами бодрственной жизни. Враждебно относящиеся к сомнамбулизму физиологи не только должны бы были смеяться над приведенным уже нами в одной из прежних глав рассказом Ливингстона о негре, одаренном им ложкой, но и понять, что "de te fabula narratur".
* Bacon. Neues Organon. I. 34.
Особенного объяснения требует даже обыкновенное сновидение. При анализе наших сновидений кажется всегда на первый взгляд, что содержание их ничем не отличается от содержания нашей бодрственной жизни, что вся разница заключается в том, что связываемые во время бодрствования разумным нашим я наши представления в сновидении являются в беспорядочной разрозненности. Но при дальнейшем исследовании сейчас же оказывается, что сновидение имеет и свои положительные стороны. Так как оно вызывается перемещением порога сознания сновидца, то последний испытывает на себе прежде всего оставшиеся до наступления сна под порогом его сознания влияния со стороны внутренних органов своего собственного тела, отчего его сознание получает некоторое новое содержание. Отвечая на эти влияния, душа сновидца обнаруживает способности, находившиеся во время бодрствования его в скрытом состоянии, отчего и его самосознание получает также некоторое новое содержание.
Таким образом, с перемещением порога нашего сознания перед нами открывается трансцендентальный, недоступный обыкновенному нашему сознанию мир и обнаруживается трансцендентальное наше я. Значит, оказывается опять-таки, что и нормальное наше сознание не обнимает всего мира, и нормальное наше самосознание не обнимает всего нашего я. Если же так, то мы имеем право говорить о лежащих в нас по ею и по ту сторону нашего нормального порога двух сознаниях, а значит и о таковых же двух наших я, право, тем большее, что оба эти наши я обнаруживаются только поочередно, не сообщаясь друг с другом своим содержанием. По пробуждении своем сомнамбулы, не помнящие содержания своих сновидений, начинают свою жизнь с момента, предшествовавшего наступлению их сна. К тому же и соответствующие различным родам восприятия обоих наших я способности их так отличны друг от друга и по форме, и по содержанию, что мы должны, несмотря на подвижность порога, говорить о двойственности в нас лиц, которые, однако, в силу самой этой подвижности, в свою очередь монистически разрешаются в единство общего им субъекта. А так как по примеру того, что приходится наблюдать при движении чаш весов, пробуждающееся во время сна наше трансцендентальное я пробуждается тем совершеннее, чем сильнее бессознательность нашего эмпирического я, то глубочайший наш сон предоставляет наиболее шансов к точнейшему определению и к точнейшей характеристике нашего трансцендентального субъекта.
Таким образом, оказывается опять-таки, что за решением загадки о человеке надо обратиться к сомнамбулизму.
Сомнамбулизм – усиленный сон. Чтобы правильно понять его явления, мы должны прежде всего постараться узнать их физиологическое значение для экономии нашего организма. Но очевидно, что для этого мы должны обратить внимание на сомнамбулизм, вызываемый самой природой, и спросить себя: для чего ей нужен такой усиленный сон?
Сон вообще составляет потребность организма и обусловливается еще недостаточно известными физиологическими причинами, которые не могут заслонить от нас его телеологического характера, обнаруживающегося уже в его действии. Чем в большем ослаблении находится жизнь головного мозга и чем дольше пребывает он в состоянии полного покоя, тем сильнее и продолжительнее производительная деятельность организма. Сон укрепляет наши силы, ослабленные бдением, отчего после хорошего сна мы чувствуем освежение; сила же его действия всегда пропорциональна продолжительности или глубине его.
Когда болезнь очень ослабила организм, наступает обыкновенно и очень продолжительный сон, являющийся кризисом, с которого начинается выздоровление. Каждому врачу известна целебная сила этого критического сна.
Шуберт приводит рассказ об одном больном, который проспал 61 неделю и у которого по пробуждении прекратилась болезнь, а вместе с ней и спячка.
По моему мнению, физиологическое значение натурального сомнамбулизма заключается в том, что он представляет собой глубокий обыкновенный сон, к которому прибегает целебная сила природы, чтобы заменить продолжительность сна глубиной. Если же продолжительный обыкновенный сон и сомнамбулический, или глубокий обыкновенный, несмотря на то, что вызываются физиологическими причинами, имеют и телеологическое значение, то недалеко до допущения, что обнаружение в сомнамбулизме замечательных психических способностей, по крайней мере имеющих связь с болезнью и ее лечением, представляет один из актов деятельности телеологического принципа. Если обратить внимание на то, с какой инстинктивной осторожностью сомнамбулы дают заключения относительно характера их болезни, причин и развития ее, необходимого за ними ухода и соответственного лечения, то действительно является очень близким к истине следующий взгляд Шопенгауэра: "Природа прибегает к ясновидению только тогда, когда слепо действующая целебная ее сила не в состоянии устранить болезнь и нуждается для этого в помощи извне, правильное указание на которую и дает сам пациент, находящийся в состоянии ясновидения. Следовательно, она вызывает ясновидение с целью самоврачевания".
Как мы уже сказали, этот взгляд Шопенгауэра очень близок к истине, но не необходим логически. А именно. Мыслимо, что не только обращенное в телесную жизнь больного ясновидение, но и всякое ясновидение находится только в случайной связи с сомнамбулизмом. В таком случае сомнамбулизм был бы не причиной, из которой возникает ясновидение, а только условием, без которого оно не может обнаружиться. Тогда, становясь на физиологическую точку зрения, надо бы было сказать, что между сомнамбулизмом и ясновидением не существует прямой причинной зависимости, а становясь на точку зрения телеологическую, – что обнаружение у человека во время его нахождения в сомнамбулизме замечательных психических способностей не представляет собой прямого пути деятельности целесообразно действующей в нас целебной силы природы. Значит, тогда хотя и существовала бы как причинная, так и теологическая связь между действующей в организме – этом собирательном имени всех сообща действующих органических сил – целебной силой природы и наступающим согласно физиологическим законам глубоким сном, а значит, исчезновением чувственного сознания, но это исчезновение было бы не прямым, а косвенным путем наступления внутреннего пробуждения трансцендентального субъекта и глубокий сон представлял бы только условие ясновидения, а не причину его, подобно тому как, например, заход солнца служит условием, а не причиной свечения неподвижных звезд.
