Как мы уже сказали, этот взгляд Шопенгауэра очень близок к истине, но не необходим логически. А именно. Мыслимо, что не только обращенное в телесную жизнь больного ясновидение, но и всякое ясновидение находится только в случайной связи с сомнамбулизмом. В таком случае сомнамбулизм был бы не причиной, из которой возникает ясновидение, а только условием, без которого оно не может обнаружиться. Тогда, становясь на физиологическую точку зрения, надо бы было сказать, что между сомнамбулизмом и ясновидением не существует прямой причинной зависимости, а становясь на точку зрения телеологическую, – что обнаружение у человека во время его нахождения в сомнамбулизме замечательных психических способностей не представляет собой прямого пути деятельности целесообразно действующей в нас целебной силы природы. Значит, тогда хотя и существовала бы как причинная, так и теологическая связь между действующей в организме – этом собирательном имени всех сообща действующих органических сил – целебной силой природы и наступающим согласно физиологическим законам глубоким сном, а значит, исчезновением чувственного сознания, но это исчезновение было бы не прямым, а косвенным путем наступления внутреннего пробуждения трансцендентального субъекта и глубокий сон представлял бы только условие ясновидения, а не причину его, подобно тому как, например, заход солнца служит условием, а не причиной свечения неподвижных звезд.
Не упускать из виду этой разницы между causa и conditio тем необходимее, что даже и обыкновенный сон представляет не причину, а только условие являющегося в форме сновидения внутреннего пробуждения. Внутренние наши ощущения, дающие повод к появлению образов наших сновидений, существуют и во время нашего бодрствования, только в этом случае они остаются под порогом нашего сознания. Ясное дело, что и видения сомнамбул не рождаются с наступлением сомнамбулического сна, а только преступают порог их сознания, что, когда перемещение этого порога бывает слабо и колебательно, бывают бледны и неустойчивы и эти видения. Наконец, если глубокий сон представляет не физическую, а случайную причину внутреннего пробуждения, то в таком случае падает и главное, направляемое скептицизмом против искусственного сомнамбулизма возражение, что немыслимо, чтобы можно было сделать кого-либо ясновидящим посредством магнетических пассов.
Таким образом, утверждаемое Шопенгауэром телеологическое propter hoc, ставящее сознание в служебное отношение к слепой целебной силе природы, превращается всего-навсего в cum hoc, при котором трансцендентальное сознание обнаруживается с ослаблением, а не по причине ослабления чувственного сознания. Впрочем, для указанной цели совершенно безразлично, какому из этих взглядов последует читатель; здесь должно быть доказано только существование трансцендентального субъекта, а в этом отношении вопрос о том, служит ли глубокий сон причиной обнаружения этого субъекта или поводом к нему, не имеет никакого значения.
Но для врача вопрос этот очень важен. Ведь когда наши врачи при определении сомнамбулизма отделываются словами: болезнь, истерия, то они, собственно говоря, не определяют ничего. Хотя сомнамбулизм и бывает часто болезненным явлением по своему происхождению, тем не менее он может быть отнюдь не таковым по своему психическому содержанию, если видеть в глубоком сне только условие и повод к обнаружению трансцендентального субъекта. Как ночь не есть причиной существования неподвижных звезд, будучи только условием их видимости, точно так и истерия не есть причина ясновидения. Таким образом, сомнамбулизм не только не болезнь, но наоборот: он лечит больных, прямо-глубоким сном, косвенно-являющейся у них во время этого сна способностью самоврачевания.
Что болезнь человека может служить поводом, но отнюдь не причиной к усилению его психических способностей, это доказывается часто даже сумасшествием, так как и последнее служит нередко поводом к обнаружению функций трансцендентального субъекта, имеющих величайшее сходство с его функциями в сомнамбулизме.
Следовательно, с физиологической точки зрения сомнамбулический сон является одной из форм обнаружения деятельности целебной силы природы. Дело в том, что во время нашего бодрствования имеет место усиленная чувствительность нашего организма, во время же нашего сна – усиленная его производительность, почему для укрепления усиленной производительностью ослабленного бдением нашего организма целебная сила природы гасит наше чувственное сознание. Это знал уже Гиппократ, сказавший, что против мании полезен экстаз.
* Hippocrates. Aphorismen. VII, 5.
Если же на сомнамбулизм смотреть с философской точки зрения, то он оказывается интересным уже потому, что с исчезновением нашего чувственного сознания наступает наше внутреннее пробуждение, при котором вследствие перемещения порога нашего сознания воспринимается нами скрытая от нас в другое время деятельность внешнего мира, почему обнаруживаются и скрытые в нас в другое время способности нашего субъекта. Эти способности так замечательны, что еще и теперь подвергаются нападкам со стороны рационалистического скептицизма.
Отличительнейшая способность ясновидения состоит в том, что оно преодолевает узы пространства и времени, соответственно являясь в форме провидения и предвидения. Рационалист считает это невозможным. Однако очевидно, что мы, не зная, что такое пространство и время, не имеем никакого права и утверждать, что победа человека над ним при помощи некоторых анормальных познавательных процессов невозможна.
Еще более сильным нападкам со стороны врачей подвергается обнаруживающийся у сомнамбул инстинкт самоврачевания. Но для признания его достаточно обратить внимание на повседневные явления голода и жажды. Стремление к устранению голода и жажды направлено не на определенные химические вещества. Поэтому голод и жажда представляют легкие болезни, для врачевания которых природа и возбуждает в нас общее, не переходящее еще в представление об определенном лекарстве ощущение потребности в лечении. Но когда они достигают высокой степени, тогда возбуждается способность представления и наступает узрение лекарства. Так томящийся жаждой путник видит вокруг себя источники и ручьи; так перед Тренком рисовался в магдебургском звездчатом шанце роскошно уставленный кушаньями стол. Но когда перемещается порог сознания, то есть утончается способность восприятия, тогда определяется и вызываемое голодом и жаждой ощущение потребности в устранении их: являются в виде симпатий и антипатий определенно направленные инстинкты, характеризующие известные болезни или беременность, причем в последнем случае симпатии и антипатии даже противоречат обыкновенным склонностям женщины и вызываются потребностями ребенка. У сомнамбул при высоко усиленной внутренней их жизни ощущение потребностей организма определяется еще более: так как у них перемещение порога сознания очень значительно, то их сознание воспринимает такие потребности, которые у других людей или остаются под порогом их сознания, или воспринимаются их сознанием только в виде неопределенных ощущений. Значит, тот, кто считает инстинкт самоврачевания сомнамбул непонятным чудом, должен, если желает оставаться последовательным, признать столь же непонятными такие же, как и этот инстинкт, только количественно отличные от него и менее определенные самоврачевательные инстинкты людей, испытывающих голод и жажду.
Инстинкт самоврачевания присущ не только сомнамбулам, но и людям, находящимся во многих других состояниях, отличительной чертой которых служит перемещение порога сознания, а именно: обыкновенным сновидцам, горячечным больным, сумасшедшим и бесноватым. Не всегда инстинкт самоврачевания бывает направлен на лекарственные вещества. Например, у бесноватых часто является вдруг потребность в быстром вращательном движении. Это движение при так называемой пляске дервишей является средством к возбуждению сомнамбулизма; если же обратить внимание на то, что его нередко предписывают себе и сомнамбулы, то станет ясно, что в основе его лежит потребность усилить сомнамбулизм, то есть углубить сон.
Подобным же образом можно доказать и относительно прочих способностей сомнамбул, что они представляют собой только развитие способностей, в зачаточном виде наблюдаемых у человека, находящегося в состоянии обыкновенного сновидения, даже бодрствования, например, при идиосинкразиях, так что только тот, кому неизвестны эти низшие ступени лестницы, одну из высших ступеней которой представляет сомнамбулизм, может думать, что к нему надо относиться скептически. Но существование этих низших ступеней служит так же доказательством того, что сомнамбулизм не рождает в человеке новых способностей, а только, перемещая порог его сознания, дает возможность уже существующим у него способностям выходить из скрытого состояния.
