В общем, согласна с Вами, что оптимизма все это не внушает.
Всего самого лучшего,
А.
19 января 2013
Дорогая Аня,
прочитал Вашу статью о Коржеве. Заодно посмотрел эти чудовищные картины, которых никогда прежде не видел.
Вы совершенно правильно пишете о трагизме его судьбы. Поразительно и парадоксально то, что трагична судьба, а не картины, достаточно нелепые, при всем его напоре/нажиме и патологичности. Собственно, я хотел только поделиться с Вами одним фактом – может быть, Вы это и знаете. Как-то Коржев был в гостях у отца, и я его застал. Это было очень давно. В разговоре я как-то упомянул Диму Краснопевцева, и оказалось, они учились вместе. И вот нельзя не увидеть что-то общее в колорите, в плотности живописи, притом, что я очень люблю работы Димы, и мне крайне неприятно все, что сделал Коржев.
Успехов.
Ваш И.
Январь 2013
Дорогой Иван Семенович,
как всегда страшно рада получить от Вас письмо! С прошедшими праздниками! Спасибо, что читаете и комментируете. Мне это очень важно. У меня к Коржеву – смешанные чувства. Я эстетически не с ним, но мне близко его стремление выскочить из самого себя (потому что Академия – это он) и, зная, что стены непробиваемы, все равно биться головой о стенку. И, поскольку в живописи его это видно, она мне даже чем-то, ну, нравится, что ли. Знаете, как вот невозможно, наверное, любить назарейцев (когда рядом Тернер), но ведь ценишь эту их интеллектуальную героику, это желание стать «итальянцем» и не быть «немцем» (хотя вышло-то в итоге даже слишком «по-немецки»). А про Краснопевцева я знала, только не задумывалась над тем, что у них общего, – спасибо, что обратили внимание. Знала вот откуда: у Коржева есть еще ученический портрет Краснопевцева – очень «некоржевский», «импрессионистический», свежий (как, впрочем, бывают свежи студенческие работы). И этим он мне тоже симпатичен: ведь мог же гнать этот «советский импрессионизм», но не стал – понимал, что это не выход, не оправдание и не «примирение двух систем». Очень жалею, что не успела взять у него интервью, – как раз думала, что возьму к этой выставке.
Хотела спросить про семью: это, насколько я понимаю, должен был быть такой оазис гармонии – милые, интеллигентные люди, отец его, выдающийся ландшафтный архитектор, в буквальном смысле насаждал кругом гармонию, а тут такой разлад, такой внутренний трагизм. Что это: война, которой он толком не знал? Как получаются такие удивительные люди? Вот теперь всю жизнь буду жалеть.
Ваша А.
22 июля 2014
Дорогая Аня,
с интересом прочитал Вашу статью о Манифесте. В связи с этим некоторые соображения. Политические или социальные смыслы в современном искусстве преподносятся в зашифрованном, кодированном виде и прочитываются только людьми, погруженными в контекст и дискурс, – кураторами, критиками, самими художниками. Т. е. эта фига в кармане оказывается довольно бессмысленна, будучи обращена к публике.
Политические или социальные посылы могут быть действенными, лишь будучи выражены «грубо, зримо». Но тут другая беда: будучи успешными, такие работы неизбежно кончают тем, что оказываются на стене музея или гостиной, т. е. во владении тех людей или институций, которые и критикуются. Жестокая ирония! В искусстве, посвященном проблемам искусства, подвергающим сомнению наличное искусство или искусство вообще, само кодирование, форма являются вызовом зрителю и таким образом порождает смыслы. Старый, вероятно, дискредитированный (имхо верный) слоган – форма есть содержание.
Поэтому мне кажется, что поиски социальных, политически-критических смыслов в таких экспонатах, как на Манифесте, или, вернее, само такое искусство и есть такая модная сейчас как в левых, так и правых кругах игра в бисер.
Хотя, с другой стороны, формой теперь тоже никого не удивишь, и вызова не получится.
С уважением,
Ваш И.
22 июля 2014
Дорогой Иван Семенович!
Очень рада получить Ваше письмо. Спасибо, что прочитали статью. Я ею совсем не довольна – как-то смазанно получилось, да и надо было – по законам жанра – описывать работы. Не думаю, что форма дала развод содержанию – в том искусстве, которое я люблю, у них до сих пор прочная семья. Мысль тоже старая и, вероятно, дискредитированная, отдает советским учебником психологии семейной жизни, но хороший брак строится не только на любви, но и на взаимоуважении и взаимопомощи. У выставок ведь тоже есть форма и содержание. Если Эрмитаж – форма, то «Манифеста» (как его временное содержание) могла бы и помочь старику. Была бы она любящей и мудрой женой – глядишь, пришла бы к нему вторая молодость, что ли. Я категорически против фиг в кармане и придания политического звучания выставке за счет «публичных программ» с подобным жестами, как это делает карьеристка Варша. И, конечно, «Манифеста», хоть она и про единую и обновленную Европу, не сводится к политике. Но «Манифеста» никогда не была просто выставкой – это выставка с какой-то темой, которую диктует место. И когда вы выбираете местом для «Манифесты» Эрмитаж, то тут уж, извините, без политики никак. Потому что Эрмитаж – имперский музей: изначально имперский, имперский советский и имперский сейчас, – он транслирует нашу новую версию «имперскости», в которую – помимо славословий русским императорам (это главная часть выставок музея) и показа нашего русского богатства (наши великие коллекционеры, наши замечательные трофеи Второй мировой и т. п.) – должно входить и «спасибодедузапобеду» (постоянные военные выставки, а в последние годы очень активно отыгрывают тему блокады), и «крымнаш» (сейчас закончится «Манифеста», и Эрмитаж повезет в Крым акварельки русских художников и какую-нибудь крымскую археологию, вот увидите). Именно сегодня Эрмитаж перестал быть просто музеем чистого искусства со всего света – он подчеркнуто имперский музей, в нем это чувствуется чуть ли не больше, чем в Британском. Значит, пардон, других тем, кроме критики нашего (не только русского – оно же много где царствует) современного имперского сознания, для «Манифесты» нет. Для других выставок современного искусства – сколько угодно, а для «Манифесты» нет. У нас есть художники, которые занимаются постколониальной критикой? Немного, считай, полтора человека – все с Кавказа или из Средней Азии. Где они? Не нравятся? Значит, это должны быть другие художники – не надо про Украину, не надо Пусси Райот, надо про имперское, про расизм, про истощенные колонии, в ЮАР или Латинской Америке, про их взгляд – взгляд другого – на бывшие метрополии, про патриархальность. Этим много кто занимается, от очевидного в этом контексте Кадера Аттиа до совсем не очевидного, будете смеяться, Андреса Серрано. И, честно говоря, постколониальная критика в искусстве – то, что меня более всего захватывает в последнее время (она,
