За обедом Нил поделился новостью с Манро.
— Вы были невероятно добры и долго терпели меня. Мне очень неловко, что я бессовестно злоупотребляю вашим гостеприимством, но теперь у меня нет оправданий.
— Нам приятно, что вы живете у нас, — удивилась Дарья. — Вам не нужны оправдания.
— Но так не может продолжаться бесконечно.
— Почему бы и нет? У вас скромное жалованье, какой смысл тратить его на стол и кров? С Джонсоном и Уэрингом вы взвоете от скуки. Ужасные болваны. Только и знают, что крутить патефон да гонять мяч.
По правде говоря, не тратиться на жилье было очень удобно, тем самым Нил экономил немалую часть жалованья. По натуре он был бережлив и к тому же приучен не сорить деньгами без надобности, однако гордость не позволяла ему и дальше жить за чужой счет. Дарья смотрела на него спокойными, внимательными глазами.
— Мы с Ангусом привыкли к вам, и нам будет недоставать вашего общества. Если хотите, можете вносить плату за стол. Это сущие пустяки, не стоит и говорить, но если вам так проще, я посмотрю по книге, увеличились ли расходы на питание, и вы будете платить разницу.
— Но чужой в доме — это довольно, обременительно, — сомневался Нил.
— Вам будет очень плохо с этими людьми. Господи, что за гадость они едят!
Что правда, то правда, нигде в Куала-Солор не было такого стола, как у Манро. Нила иногда приглашали на обеды в другие дома, но даже у резидента кухня оставляла желать лучшего. Дарья любила поесть и держала первоклассного повара. Он готовил русские блюда, а это было совсем неплохо. Капустные щи, которые подавались к столу у Дарьи, стоили того, чтобы прошагать ради них пять миль. Но Манро хранил молчание.
— Если вы останетесь у нас, я буду рад, — произнес он наконец. — Когда вы рядом, это удобно. Мы всегда при необходимости можем сразу обо всем переговорить. Уэринг и Джонсон неплохие ребята, но, думаю, скоро они покажутся вам ограниченными.
— Ну, в таком случае я, разумеется, с радостью останусь. Честное слово, я не мог бы и желать ничего лучшего. Я просто боялся стеснить вас.
На следующий день дождь лил как из ведра, о теннисе или футболе нечего было и думать, но когда стрелки часов приблизились к шести, Нил надел макинтош и отправился в клуб. Там было безлюдно, один резидент сидел в кресле и читал «Фортнайтли». Звали его Тревельян, и он уверял, что он потомок друга Байрона. Это был высокий полный человек, с коротко остриженными седыми волосами и с одутловатым красным лицом комического актера. Он и правда обожал участвовать в любительских спектаклях, отдавая предпочтение амплуа циника герцога или разбитного дворецкого. Жил он холостяком, но при случае не прочь был приволокнуться за девицами и перед обедом непременно пил джин. Свой пост он получил благодаря дружеским отношениям с султаном. Резидент не отличался усердием, был преисполнен самодовольства и больше любил поговорить, чем заниматься делами, но бдительно следил, чтобы все шло гладко и без скандалов. Хотя у него была репутация не слишком дельного человека, в Куала-Солор его любили за легкий нрав и хлебосольство, а главным образом, за то, что он никому не усложнял жизнь, поскольку сам не страдал избытком рвения. Резидент кивнул Нилу.
— Ну, молодой человек, как поживают сегодня жуки?
— Чувствуют погоду, сэр, — серьезно ответил Нил.
— Подумать только!
Немного погодя появились Уэринг, Джонсон и с ними некто по имени Бишоп. Он занимался общественными учреждениями. Нил не играл в бридж, поэтому Бишоп обратился к резиденту:
— Не составите ли вы нам партию, сэр? — спросил он. — Сегодня в клубе почти никого нет.
Резидент бросил взгляд на остальных игроков.
— Согласен. Вот только дочитаю статью. Снимите за меня и сдавайте. Я присоединюсь к вам через пять минут.
Нил подошел к карточному столику.
— Знаете, Уэринг, я ужасно благодарен вам за предложение, но, к сожалению, не могу его принять. Манро попросили меня насовсем у них поселиться.
Уэринг расплылся в широкой улыбке.
— Вот как?
— Это ужасно любезно с их стороны, правда? Они так настаивали, что я не мог отказаться.
— Ну, что я вам говорил? — фыркнул Бишоп.
— Мальчик не виноват, — откликнулся Уэринг.
Что-то в их тоне насторожило Нила. Они как будто смеялись над ним. Нил покраснел.
— О чем это вы, черт побери? — воскликнул он.
— Послушайте, не связывайтесь с ними, — сказал Бишоп. — Мы знаем Дарью. Вы не первый и не последний красавчик, с которым у нее шашни.
Бишоп не успел договорить, как кулак Нила обрушился на него с быстротой молнии. Удар пришелся в лицо, и Бишоп рухнул на пол. Джонсон бросился к Нилу, пытаясь сдержать его. Нил был вне себя.
— Пустите меня, — кричал он. — Я убью его, если он не возьмет свои слова назад.
Резидент, потревоженный шумом, поднял глаза от газеты и встал. Тяжело ступай, он направился к дерущимся.
— Что тут происходит? Черт побери, какую игру вы тут затеяли, мальчики?
Все опешили. О его существовании они совсем забыли, а он был их босс. Джонсон отпустил Нила, Бишоп поднялся. Резидент, сурово нахмурившись, спросил Нила:
— Что это значит? Вы ударили Бишопа?
— Да, сэр.
— За что?
— Своими грязными намеками он порочит честь женщины, — высокопарно ответил Нил, бледный от ярости.
В глазах резидента мелькнула усмешка, но лицо по-прежнему оставалось суровым.
— Какой женщины?
— Я отказываюсь отвечать, — произнес Нил, откинув голову и выпрямившись во весь свой внушительный рост.
Это могло бы произвести впечатление, не будь резидент на целых два дюйма выше и гораздо более массивным.
— Не валяйте дурака, черт побери.
— Речь шла о Дарье Манро, — признался Джонсон.
— Что же вы сказали, Бишоп?
— Не помню в точности своих слов. Но смысл их был тот, что она здесь залезала в постель ко многим, и я предположил, что она и Макадама не пропустила.
— Это действительно непозволительное оскорбление. А теперь, сделайте одолжение, принесите друг другу извинения и пожмите руки. Оба.
— На меня набросились с кулаками, сэр. И чертовски здорово разукрасили мне глаз. Я и не подумаю извиняться за свои слова, я сказал правду.
— Вы уже не мальчик и должны понимать, что правдивость ваших слов делает их еще более оскорбительными, а что касается вашего глаза, то насколько мне известно, в подобных ситуациях весьма полезен бифштекс с кровью. Хотя мое пожелание выражалось в форме просьбы, это всего лишь дань вежливости. Так что отнеситесь к нему как к приказу.
На мгновение воцарилось молчание. Резидент ждал с добродушным видом.
— Беру свои слова назад, сэр, — кисло процедил Бишоп.
— Теперь вы, Макадам.
— Сожалею, что ударил его, сэр. Прошу извинить меня.
— Пожмите друг другу руки.
Молодые люди обменялись торжественным рукопожатием.
— Надеюсь, происшествие не получит огласки. Это было бы непорядочно по отношению к Манро, которого все мы любим. Могу я рассчитывать на вашу сдержанность?
Они кивнули.
— Не смею вас дольше задерживать. А вы останьтесь, Макадам. Мне нужно вам кое-что сказать.
Когда остальные ушли, резидент сел и закурил сигару. Он предложил сигару и Нилу, но тот предпочитал сигареты.
— Вы очень вспыльчивы, молодой человек, — улыбаясь, проговорил резидент. — Мне не нравится, что мои подчиненные устраивают скандалы в общественных местах.
— Миссис Манро — мой большой друг. Я видел от нее только добро и не потерплю ни одного худого слова о ней.
— В таком случае боюсь, вам скоро придется распрощаться со своим местом.
Нил помолчал. Высокий и худой, он стоял перед резидентом навытяжку, и, глядя на его серьезное молодое лицо, невозможно было усомниться в его искренности. Он с вызовом откинул назад голову и от волнения заговорил с еще более сильным шотландским акцентом.
— Я живу в доме Манро четыре месяца и даю слово чести, что в словах этой скотины нет и крупицы правды. Миссис Манро никогда не позволяла в отношениях со мной неподобающей фамильярности. Ни разу не дала ни малейшего повода подозревать ее в непристойных намерениях. Она относилась ко мне как мать или старшая сестра.
Резидент не сводил с него ироничного взгляда.
— Весьма рад, если это так. Давно не приходилось слышать о ней столь лестных слов.
— Вы верите мне, сэр, не так ли?
— Разумеется. Возможно, вы перевоспитали ее. — Он повысил голос: — Бой, джина! — Затем обратился к Нилу: — Можете быть свободны. Но смотрите, никаких драк, если не хотите, чтобы вас уволили.
Когда Нил вышел из клуба, дождь уже перестал и на темном бархатном небе сверкали звезды. В саду мелькали огоньки светлячков. От земли поднимались пряные испарения, и чудилось, будто можно подслушать, как растет эта буйная зелень. Белый ночной цветок источал сладостный аромат. На веранде Манро печатал на машинке, а рядом Дарья, растянувшись в шезлонге, читала. Свет от лампы из-за спины падал на ее пепельные волосы, и от этого казалось, будто они окружены ореолом. Дарья опустила книгу и приветливо улыбнулась Нилу.
