— Работать надо, — назидательно молвил Евгений Петрович, — работать. А работать наш народ не любит. — Он хмурился, и было видно, что филиппика Алексея не пришлась ему по душе.
— Где работать? — усмехнулся Алексей. — Я вот недавно в провинцию ездил…
— Ты был в провинции? — удивилась Наталья Владимировна. — Что ты там делал? Ты смотри, Женя, — обернулась она к мужу, — к нам не дозовешься, а он уже в провинцию успел.
— Так, по делам, — не стал распространяться Алексей. — Так там впусте все лежит.
— Головотяпство наше в веках прославлено, — вздохнул Евгений Петрович с таким чувством, на которое, наверное, имел право только Николай Михайлович Карамзин ну и, быть может, еще летописец Нестор.
— Как полагает Интернет, — сказал Алексей, — проект «Россия» готовится к своему закрытию.
— Какой проект, Алеша? — возмутился Евгений Петрович. — Страна вошла наконец в мировое сообщество. Нас перестали бояться. Происходит взаимопроникновение культур. Хватит уже в берлоге своей сидеть.
Засиделись. Пора уже зарубить себе на носу — мы такие же европейцы, как те же немцы, те же голландцы.
— Как те же румыны, те же боснийцы, — продолжил Алексей. Он вспомнил, что недавно говорил ему Костя Ренников, и заметил: — Ну, может, и вошла, да как-то боком. Сейчас в бизнесе, да в любом практически производстве планирование дальше двух, ну трех лет просто не делается. А если так, то кто ж нам инвестиции понесет? Никто, дядя Женя, — усмехнулся Алексей. — Наоборот, деньги отсюда бегут сломя голову. Вам ли не знать.
— Я, если честно, единственный выход усматриваю, — сокрушенно молвил Евгений Петрович, — опять звать варягов.
— А сами-то что?
— Не можем сами, не способны, — сморщился Евгений Петрович. — Ты не представляешь себе, какая коррупция. Насколько все прогнило при чекистах. Все руководители, начиная со среднего звена, должны быть иностранцы. Только так. Или Ходорковского срочно выпускать и делать президентом.
Алексей издал короткий смешок.
— Тогда и вам, дядя Женя, в сепаратор лезть, — сказал он.
Это соображение привело Евгения Петровича в некоторое замешательство. С растерянной улыбкой он обратился к супруге, и та погладила его по руке. Евгений Петрович оправился и взялся уже серьезно:
— Русские не способны к методичному, последовательному труду. Им он скучен. Лучше водку пить. И православие, — он покосился на Наталью Владимировну, — это такая религия, которая в этом смысле развращает.
— Женя, — укоризненно покачала головой Наталья Владимировна.
— Странно, что ты возражаешь, — продолжил дядя Женя. — Ты же сам смог реализовать себя за границей.
— Да нет, — усмехнулся Алексей, — я уехал как раз потому, что ваши кумиры устроили здесь свой экономический эксперимент.
— Удивляюсь я тебе, Алексей. Шесть лет ты прожил в Европе. Неужели не усвоил тамошний дух?
— Ну, я и до этого в подъездах не мочился. А что касается духа — это вы Вебера, наверное, прочитали, — предположил Алексей.
— Да, — не слишком уверенно согласился Евгений Петрович.
— Вебер действительно исследует связь между протестантской этикой и духом капитализма, но там же говорит, что не убежден, что здесь курица, а что яйцо… Да и еще большой вопрос, что то, что построили протестанты, это идеал.
— Все действительное разумно, — парировал Евгений Петрович в лучших традициях своей молодости.
— Угу, — буркнул Алексей. — Черта с два… А потом, — вернулся он к началу разговора, — ваш же Ельцин и привел к власти этих чекистов.
— Это была ошибка Бориса Николаевича, — тягостно вздохнул Евгений Петрович.
— Это Борис Николаевич был ошибкой.
— Эх, Алеша, как же ты, — с досадой проговорил Евгений Петрович. — Он принес нам свободу.
— Да сама она пришла, свобода эта. А его выбрали ее охранять. Кстати, что тут все у вас на Ходорковском помешались? Я, как вернулся, только о нем и слышу.
— Потому что это ум, честь и совесть нашей эпохи, и только он сейчас может спасти страну, — взволнованно произнес Евгений Петрович.
— М-м, — отозвался Алексей. Он хотел было напомнить Евгению Петровичу про деньги Чернобыльского фонда, но удержался. Во время дефолта 98-го Евгений Петрович лишился чрезвычайно крупных сбережений и пережил инфаркт, поэтому, помня об этом, Алексей не решался сильно волновать его чересчур резкими возражениями.
— Котик, меня беспокоит твоя личная жизнь, — капризно произнесла Наталья Владимировна и надула губки, как будто усматривала в таком положении вещей некое умаление и себя самой.
— Сильно беспокоит? — спокойно уточнил Алексей. Он смотрел на свою родную тетку и не видел в ней личности, а только самку, которой все равно с кем быть, с кем жить: с эсэсовцем, с палачом НКВД, с вороватым крепким хозяйственником. Он подумал, что мир был бы лучше и разумней, если бы женщины отказывали во взаимности представителям указанных категорий, но, увы, именно за этот сегмент мужского рынка и вели несознательные женщины самую отчаянную борьбу. Алексей допускал, что бывают грехи, так сказать, чистые, незамутненные женскими слезами, грехи без задних мыслей, причиной которых являются они сами, как-то: корыстолюбие, или какое-нибудь обжорство, но в итоге большинство своих пороков мужчины охотно складывают к ногам обольстительных самок, и, может быть, в этом и есть главная цель и смысл этих пороков.
— А вот девочка у тебя была. — Наталья Владимировна сморщила свой лаковый лобик. — Ну, переводчица, по-моему? Вы еще у нас как-то были.
На этот раз Алексей посмотрел на тетку с уважением.
— Были, но давно, — вздохнул он. — У вас, тетя, и память! — Все-таки это была родная сестра его матери, и он не счел нужным хранить невозмутимость. — У нее все хорошо.
— Евгений, — деловито обратилась она к супругу, — ты рассказывал мне про дочку твоего этого Сапрыкина. Она же в Англии учится, не так ли? Хотя… — она оглядела Алексея, словно видела его в первый раз, и от Алексея не ускользнуло сомнение, мелькнувшее у нее в глазах.
— Хотя ты, племянничек, не от мира сего, — весело закончил за нее он, — а посему исполненная достоинств дочка Сапрыкина достанется другому.
— Ну-у, Алексей, — протянула Наталья Владимировна обиженно, — я так не сказала.
— Н-да, не всем дается счастье, — молвил вдруг Евгений Петрович и нежно приобнял Наталью Владимировну, что почему-то оказалось для нее полнейшей неожиданностью. Положив руки на плечи жене, он воззрился на Алексея победно, точно выразил претензию на реванш в сферах более очевидных, чем Ходорковский и гадательные судьбы родины.
— Ты Андрея не видел еще? — ревниво спросила Наталья Владимировна.
— Да нет, — с легкой досадой ответил Алексей. — Как он?
— Не плохо, — заверил Евгений Петрович. — Ты зайди к нему в клуб, он на работе всегда, — с гордостью за работящего сына молвил он.
Клуб, в котором работал арт-директором его двоюродный брат, назывался «У наркома».
— «У наркома»? — удивился Алексей. — Это у которого? Там пытают, что ли? Не на Лубянке, случайно? А что, остроумно. Глумнó так. Ваш придумал?
Евгений Петрович, не замечая иронии, неопределенно подвигал головой. Клуб находился на Большой Никитской. Алексей записал адрес и номер мобильного телефона Андрея.
Тем временем за разговорами, за разглядыванием бесконечных фото из Флоренции, Венеции, Пизы и Болоньи наступила уже ночь, и, когда спохватились, до закрытия метро оставалось всего несколько жалких минут, годных разве что на не слишком бурное прощание.
— Давай такси вызовем, — предложила Наталья Владимировна.
— Ничего, поймаю, — сказал Алексей. — Хочу пройтись.
* * *
Простившись с родственниками, он вышел на Остоженку и направился в сторону «Парка культуры». Улица была пуста, и только через пару минут ее серый коридор разрезал тягучий, конический луч. «Жигули»-шестерка с одной работающей фарой подкатили столь лихо, как будто шли на таран, так что Алексею пришлось даже на всякий случай посторониться. Водитель, азербайджанец, дороги не знал, зато заломил такую цену, что Алексей со смехом отпустил его восвояси. Где-то на траверзе Дома Тургенева удача снова улыбнулась ему: подкатили еще одни «Жигули», на этот раз седьмой модели, хозяин машины оказался пожилым русским человеком, куда и как ехать понял с полуслова и попросил по-божески. Музыка, негромко звучавшая в салоне, сменилась выпуском новостей, и приподнятым голосом из приемника сообщили что-то о начале подготовки к Олимпиаде, право на проведение которой Российская Федерация выиграла 7 июля.
— Ну слава богу! — воскликнул водитель.
— Эх, — с искренней досадой вздохнул Алексей, в котором еще играло Nero D’Avoro, — ну до Олимпиады ли нам сейчас?
— А почему же нет? — скосился на него водитель.
