две сущности в одном». И ошибся – второй ипостаси не существует. Есть только озорной чуткий парень, старательно скрывающий свою душу. Очень ранимый, нежный и страстный, которого я не могу не любить. Мой Синеглазый.
Отлитая из бронзы, но почему-то тёплая ладонь накрывает мою. Уверенно и нежно. Отчего моё глупое сердце привычно бьётся быстрее. Я обещал ему время до обеда… вряд ли мне этого хватит, чтобы полностью насытиться близостью.
«Тогда не будем его тратить впустую. Чёрт с этим Кэвином! Пойдём. Скоро Совет. Мне ещё о Винире отчитываться. И так слишком мало этих коротких часов!»
Мэль со Стэном дарят нам улыбки. Они не слышат наших разговоров, но видят наши взгляды. Рука юноши невольно тянется к жене… похоже, сейчас кто-то последует нашему примеру!
– Папа! – Дани врывается, словно за ним гонится разъярённый тонх.
Я разворачиваюсь, удивлённо вскидываю брови. Но сынок пролетает мимо меня и бросается на шею к Джэду.
– Папка, я его вызвал на Поединок! Ты меня убьёшь?!
Что я больше всего уважаю в муже – это его безграничное терпение по отношению к детям.
– Если я тебя прибью, ты не будешь драться и опозоришься, – невозмутимо отвечает король. – Разумеется, я тебе всыплю – после твоей победы, поскольку мой сын и ученик проиграть не может. Данька, что случилось?
Дани резко всхлипывает – и утыкается ему в грудь. Джэд тихонько вздыхает и гладит его по голове. Теперь я знаю, как мы с мужем выглядим со стороны. Забавно. Сын за последний год здорово возмужал, а ростом сравнялся со мной.
– Данька… Тебе семнадцать скоро. Сам говорил, взрослый уже. Пятый по силе маг Саора. Не буду я тебя убивать. Ругать даже не стану. Ты ведь не стал бы разбрасываться Вызовами просто так, верно?
И тут наш сын позорно заливается слезами, словно ему снова пять лет…
Стэн решительно выпроваживает Мэриэль из столовой и плотно закрывает дверь за ними обоими. Я смотрю на Дани, как и в детстве, использующего роскошную гриву шёлковых волос своего второго отца, в качестве платка. На Джэда, старательно прячущего беспокойство. И понимаю, что все мои планы летят к чёрту.
Надо было соглашаться на продолжение утром! Хоть ковёр в спальню постелил бы…
– Синеглазый, – пытаясь неловко утереться, отрывается от него сынок, – ты не представляешь, как мне тебя вчера не хватало!
Сердито фыркаю. Не ему одному!
– Папа, – тут же виновато поворачивается Дани, – прости, пожалуйста! Но ты на меня опять только орал бы.
– Ещё не вечер, – многозначительно хмыкаю я.
– Дэрэк, ты присел бы, – вовремя вставляет Джэд, – а лучше, пошли к нам. Данька успокоится, всё расскажет.
Кажется, я начинаю ревновать к собственному сыну. Вот чего он так вцепился в моего мужа?! Не оторвёшь!
Синеглазый укоризненно смотрит на меня, затем мягко высвобождает руки – и…
Никогда бы не подумал, что можно так легко ухватить двух парней, каждый, между прочим, тяжелее его самого! Но отмечаю я это уже сидя на нашей кровати, уткнувшись в родное плечо. Дани пристраивается с другого боку, хочет опять зарыться в иссиня-чёрные волосы, но я зыркаю так, что он выпрямляется. Джэд хохочет, обнимая меня и прижимая:
– Данька, твой отец ужасный ревнивец!.. А теперь быстро говори, что ты натворил!
– Ты точно не будешь меня ругать? – робко спрашивает сын.
– Дани, сын Дэра, – строго обращается к нашему мальчику Дэйкен, – ты меня попросил однажды, чтобы я не относился к тебе как к ребёнку. Ты наследный принц, сын Правителей, за свои поступки давно отвечаешь самостоятельно. Хочешь сказать, что я такой дрянной Наставник, что тебя есть за что отчитывать?
Сыночек облегчённо выдыхает – и тут же тревожится опять:
– Про магию крови тебе уже доложили?
Джэд лукаво склоняет голову:
– Вообще-то мне нажаловались на моего мужа, оравшего так, что даже странно, как я в Винире не услышал. Но у него есть смягчающее обстоятельство: он не хочет, чтобы наш сын раньше времени отправился к звёздам. И совершенно справедливо напомнил тебе о том, что такое запреты и почему наложены.
– Кто бы рассуждал, – хмыкаю я.
– «Критерием применения заклинания является не опасность плетения, а сила контролирующего его мага, – в синих глазах прыгают чертенята. – Запретная магия такова для тех, чей уровень не достигает безопасного использования».
Мы с Дани одновременно восхищённо всхлипываем, а сын со стоном произносит:
– Папа, понятно, почему ты в него влюбился! Он же даже Законы наизнанку выворачивает! Первый Закон Алхэна преподносит так, что оторопь берёт!
– Нет, сынуля, – ухмыляюсь я, – просто, в отличие от вас, оболтусов, он кроме первой фразы самого распространённого Закона «Не вся магия в Саоре дозволена…» ещё и остальные двадцать девять выучил… А в твои годы уже на практике применял!
Гордо отстраняюсь, любуясь:
– Только влюбился не поэтому…
– А почему? – незаметно подмигивает мне Дани.
Раньше, чем сознаю, что отвечаю, я говорю чистую правду:
– Он меня ресницами приворожил.
Вот почему надо так хохотать?! Честно же признался…
Джэд с трудом давит смех, одобрительно притягивает меня и уже серьёзно поворачивается к Дани:
– Данька, всё. Шутки в сторону. Рассказывай, как, кого и почему ты вызвал.
– Это всё Аль, – опять вздыхает мой наследник. – Я ей сразу сказал – не иди ты на эту встречу, найдёшь себе парня в сто раз лучше! А сестрёнка заладила – бабушка плохого не посоветует, она в людях разбирается. И пошла! Принарядилась, принцесса! Было бы из-за кого! – Дани кривит губы.
– И ты с ней?
– Конечно! Мало ли… этот грубиян совсем неотёсанный, может и девушку обозвать. Я свою сестру обижать не позволю!
Во мне начинает брезжить огонёк понимания.
– Это с сыном Лаони бабушка ей свидание устроила? – хмурится Джэд.
– Ага! Мы с Аль пришли, они сидят уже, ойт пьют, беседуют… Бабушка откуда-то узнала про мою ссору с Мэль, начала меня ругать. Тебе за компанию досталось – почему потакаешь! И этот нахал встревает. Как, мол, хорошо, называться сыном короля? Папочка всё дозволяет, сам запретной магии учит. Другим нельзя, сыночку позволено. Только бессмысленно! Я, дурень, ещё растерялся – почему?.. А он – да уж, как не примазывайся, родство у вас не кровное, сила по наследству не перейдёт, не освоишь!
– А что Ариэль? – сухо спрашиваю я.
– Не лезла. Не заступалась и не нападала. Смотрела так, как ты когда-то на маму – с жалостью и пониманием. Бабушка отлучилась – Аль и выдала: «Кэвин, ты определись уже – в тебе злость говорит или зависть. Если злость – так иди в Орж да скажи всё в лицо, Синеглазый от Вызовов не бегает. А коли зависть – так у нас семья большая, примем со всей душой».
В голове возникает образ моей дочери – честной, прямой и великодушной.
– Молодчина, Аль, – одобрительно кивает Джэд.
– Кэвин почернел весь, затрясся. Зря Аль про семью… У него отца нет, потому он и бесится…
– Ему скоро восемнадцать, – зло вставляю я, – перебеситься пора давно! Ты его тут и вызвал?
– Нет, – Дани мужественно смотрит мне в глаза, – когда он ответил, что парню в нашу семью попасть – сомнительное удовольствие, требующее определённых… наклонностей.
Рука мужа, обнимающая меня, на миг застывает.
– Когда Поединок? – голос Дэйкена – лёд и сталь.
– Я ещё вчера хотел дрался, но Аль запретила. Сказала, без твоего ведома не позволит. И папе не велела говорить. Она Кэвину гордо заявила, что хочет услышать эту фразу в присутствии своих отцов, а затем её брат докажет, что честь их семьи не зависит от «наклонностей».
– У тебя десять минут привести себя в порядок и послать сообщение сыну Лаони, – Джэд решительно встаёт. – Мы тоже оденемся поприличнее и будем ждать в Зале Совета. У Кэвина есть свидетели?
– Спрошу.
– Если есть, пусть прихватит. И Аль позови. Хотя нет… я сам.
Синеглазый переодевается быстро, ждёт меня отвернувшись. Тем глуше брошенное вполголоса:
– Позор за отца падёт на Дани…
Я вздрагиваю, услышав и узнав эти слова:
– Это не позор, Джэд. Всего лишь глупый, наглый мальчишка, которому кажется, что его несправедливо уязвили.
– Даньку жаль. Он и в самом деле Запретную магию не тянет. Его больное место. Но он – сдержался! Не нахамил, не перешёл границу.
– Он наш сын. Со всеми вытекающими. Я готов.
– Идём. Аль уже ждёт.
В Зале Совета нас ожидает не только Ариэль. Дани, полностью сосредоточенный, стоит у кресла принцев Соледжа. Пальцы непроизвольно скользят по символу на спинке. А я замечаю, что мы все, включая Аль, не сговариваясь оделись в тёмное, почти чёрное. Весёленькое утро…
Кэвин появляется один. Ничего удивительного. Насколько мне известно, у него нет друзей. С таким-то характером! Приветствия неуместны – мы
