Безнадежным и полным отвращения жестом она оттолкнула ощупывающую ее грудь руку.
— Пожалуйста, не будь со мной так жестока, — пробормотало существо, и его пальцы, упрямые и бесстрашные, словно осы в октябре, снова коснулись ее тела. — Тебе нечего бояться…
— Там, за дверью… — начала она, вспомнив об изуродованном трупе, что остался на лестничной площадке.
— Но должен же человек чем-то питаться, — перебил Фрэнк. — И ты, разумеется, простишь мне это, а?
«Почему я до сих пор чувствую его прикосновения? — невольно удивилась она про себя. — Неужели нервы не разделяют моего отвращения, почему не онемеют, не умрут под этой омерзительной лаской?»
— Нет, нет, это происходит не со мной… — прошептала она, но зверь лишь расхохотался.
— Знаешь, я не раз говорил себе то же самое, — сказал он. — День за днем, ночь за ночью… Старался как-то отвлечься от страданий, не думать о них. Но безуспешно. Вот и тебе придется вкусить все сполна. Ничего не попишешь. Надо терпеть, придется все вытерпеть…
Она понимала, что он прав. Прав той отталкивающей, наглой правотой, которую только подобные чудовища осмеливаются высказывать вслух. Ему нет нужды льстить или обхаживать ее; ему нечего доказывать и не в чем убеждать. Его голая простота и откровенность вместе с тем очень и очень сложны. Прочь лживые уверения, присущие вере, здесь речь шла о чистых материях.
А еще она понимала, что долго не выдержит. Что когда все ее просьбы и мольбы наконец иссякнут и Фрэнк осуществит с ней то, что намеревается осуществить, — тогда она закричит, закричит и расколется от своего крика на мельчайшие осколки.
На карту поставлен ее рассудок, и, чтобы сохранить его, иного выхода нет — надо бороться, действовать, и быстро.
И прежде чем Фрэнк успел навалиться на нее всей своей тяжестью, ее руки внезапно взлетели вверх, и пальцы ее глубоко вонзились в его глазницы и рот. Плоть под бинтами оказалась мягкой, вязкой на ощупь, словно желе, — она легко поддавалась и испускала влажный жар.
Зверь взвыл, хватка его ослабела. Улучив момент, Керсти вывернулась из-под него. Стремясь бежать, она ударилась о стену с такой силой, что на секунду почти лишилась сознания.
Фрэнк испустил еще один вопль. Она не стала ждать, когда он опомнится, — скользнула прочь, по-прежнему опираясь на стену, поскольку не слишком доверяла сейчас своим ногам. По пути к двери нога ее задела открытую банку с консервированным имбирем, и та покатилась по полу, расплескивая едкие брызги.
Фрэнк развернулся к ней лицом — сорванные ею бинты размотались и свисали алыми космами. Под ними виднелись голые кости. Ощупав свои раны пальцами, он издал еще один жуткий звериный вой. Может, она лишила его зрения? Вряд ли. Даже если и так, ему понадобится не больше пары минут, чтобы поймать ее в этой относительно небольшой комнате, и тогда он сполна отплатит ей за содеянное, его ярость не будет знать пределов. Надо успеть добраться до двери прежде, чем он придет в себя.
Напрасные надежды! Не успела она сделать и шага, как он отнял руки от лица и обежал глазами комнату. И увидел ее, Керсти. Он ее видел, в этом не было никаких сомнений. А еще спустя секунду он двинулся в ее сторону, рыча от злобы.
У ног ее валялся какой-то домашний хлам. Самым тяжелым на вид предметом оказалась какая-то деревянная коробочка. Нагнувшись, Керсти схватила ее. И едва успела выпрямиться, как он вихрем налетел на нее. Испустив гневный крик, Керсти ударила его коробочкой по голове. Удар получился сильным, настолько, что даже раздался хруст кости. Зверь отпрянул, а Керсти рванулась к двери, но не успела она дотянуться до ручки, как гигантская тень опустилась на нее и отшвырнула назад, через всю комнату. После чего, развернувшись, Фрэнк прыгнул на нее.
На сей раз им руководило лишь одно стремление — убить, уничтожить. Оно читалось в его бросках и выпадах, их ярость могла сравниться разве что с быстротой, с которой Керсти от них уворачивалась. И тем не менее один из каждых трех ударов достигал цели. На ее лице и верхней части груди появились глубокие царапины, однако она продолжала сражаться, с трудом удерживаясь от того, чтобы не потерять сознание.
Уже оседая на пол под его напором, она вдруг вспомнила о найденном ею оружии. Ведь коробочка до сих пор зажата у нее в пальцах… Керсти подняла руку, чтобы нанести удар, но тут взгляд Фрэнка упал на шкатулку, и внезапно зверь отпрянул.
Оба они замерли, тяжело дыша. За эти считанные секунды в голове Керсти успела промелькнуть отчаянная мысль: а не проще ли умереть прямо сейчас, чем и дальше бороться? Но тут Фрэнк протянул к ней ладонь и прошептал:
— Дай…
Он хотел лишить ее единственного оружия. Но она не такая дура, чтобы покорно с ним расстаться.
— Нет, — ответила она.
— Дай ее мне, — еще раз попросил он, и на этот раз в его голосе отчетливо слышалась тревога.
Похоже, эта коробочка очень дорога ему, и он не решается отнимать ее силой.
— Последний раз прошу, — сказал он. — А потом я тебя убью. Отдай мне шкатулку.
Она взвесила свои шансы: ну что она теряет?
— А где «пожалуйста»? — язвительно осведомилась она.
Он окинул ее насмешливо-презрительным взглядом, в горле его нарастало глухое рычание. Но затем вежливо, как послушный ребенок, произнес:
— Пожалуйста…
Это слово послужило для нее сигналом. Она размахнулась и резко, изо всех сил, насколько позволяла нетвердая, дрожащая рука, швырнула коробочку в окно. Она пролетела совсем рядом с головой Фрэнка, разбила стекло и исчезла где-то внизу.
— Нет! — взревел он и в долю секунды оказался у окна. — Нет! Нет! Нет!!!
На подкашивающихся ногах, чуть не падая, Керсти бросилась к двери. Но вот она уже на площадке. Главным препятствием оказалась лестница, но она судорожно вцепилась в перила, точно парализованная старуха, и наконец умудрилась спуститься в холл.
Сверху донесся какой-то шум и грохот. Он что-то кричал ей вслед. Нет уж, на этот раз она не станет дожидаться, что он скажет. Керсти метнулась к входной двери и распахнула ее.
За то время, что она находилась в доме, облака рассеялись, и на улице посветлело — солнце посылало на землю прощальные лучи, прежде чем опуститься за горизонт. Моргая и щурясь от яркого света, она оглянулась по сторонам. Дорожка под ногами была усыпана осколками стекла, и наконец вот оно, ее оружие. Наклонившись, Керсти подобрала шкатулку как сувенир, на память, и бросилась бежать. Уже оказавшись на улице, она забормотала себе под нос какие-то невнятные слова, словно жаловалась кому-то, вспоминая случившееся. Но Лодовико-стрит оказалась безлюдной, и она прибавила шагу, а потом снова побежала и так бежала до тех пор, пока не сочла, что ее и забинтованного зверя, оставшегося в доме, разделяет теперь достаточное расстояние.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
