Палач привык прислушиваться к инстинкту. Это не раз помогало ему избежать роковых ошибок, не попасться на уловки врагов, успешно выполнить очередное задание богов.
И на этот раз он не стал изменять себе. Не дожидаясь Тени понял, исполнитель не вернется. Загадочную девушку главы призрачного ордена существ, как подсказывал внутренний голос, он тоже не получит. По крайней мере, сейчас. Немедленно. Так, как хотелось.
Злость из-за срыва планов опалила жаром нутро. Зверь с рыком рвался наружу. Твари хотелось поразвлечься. Заняться именно тем, что он умел лучше всего. Разрушать.
Сцепив зубы, Палач призвал сущность к контролю. Пока ошейник и цепь не будут находиться в его власти — он не имеет права давать вольную подобным желаниям. Осторожность — прежде всего. Предательства богов ему уже хватило однажды, чтобы усвоить урок: никогда не стоит поддаваться действиям прежде, чем хорошенько обдумаешь их на несколько шагов вперед.
Чем он и занялся, пока параллельно падальщики приводили в действие спланированную заранее ловушку. Эта ночь должна была окраситься багрянцем крови главы ордена. Где-то на задворках разума уже тогда зудела противная мысль, что настоящий исход будет не таким предсказуемым. Палач откинул сомнения, как мусор.
Все просто обязано идти так, как запланировано. Иначе — никак.
Кентавры-отступники почти сразу повелись на идею предательства. Такая победа всегда навевала на Палача смертельную скуку. Не приносила хоть на миг должное чувство удовлетворения.
Стоило всего лишь пообещать кентаврам немного больше власти в мире существ и пару сотен километров лишней земли с человеческими женщинами, на которых молодые жеребцы могли запросто предъявить права и… дело выгорело. Пошатнуть моральный кодекс молодняка оказалось проще простого. Время шло, а почти ничего не менялось — балом все так же правили власть и похоть.
Предсказуемо.
Однообразно.
Скучно до зубовного скрежета.
Когда старинные настенные часы громко пробили полночь — Палач ждал, терпеливо отсчитывая минуты до появления Теней с отчетом. Но чем дольше приходилось считать, тем яснее становилось — инстинкт не подвел. Что-то явно пошло не так. В который раз…
Нет, он не был связан с тварями, зовущими его хозяином. Не мог почувствовать отголоски их эмоций или мыслей. Не знал, что в данную минуту ими двигало — ярость или боль. Да и зачем?
Как и большинство мира существ, Палач испытывал отвращение лишь от одного взгляда на темные, бесформенные тела Теней. Но по воле (или очередной насмешке?) богов обязан был сотрудничать именно с этими тварями.
Мистической связи сущностей мужчине не требовалось, дабы понять… падальщики вновь облажались!
Не совладав с яростью, он пропустил момент, когда зверь подступился слишком близко к поверхности.
Мужчина крепко сжал кулаки. Заскрипел зубами, чтобы сдержать рев, рвущийся наружу. Только через несколько невыносимо долгих мгновений почувствовал на внутренней стороне ладоней влажные и теплые струйки. Тотчас же по воздуху распространился пряный запах. Палач не перепутал бы его ни с чем иным. Кровь.
Противоречивый аромат, несущий в себе отпечатки одновременно и жизни, и смерти.
За долю секунды мужчина вернул утерянное спокойствие. Пальцы приняли привычную, человеческую форму. Их кончики больше не были увенчаны черными, заостренными к концу, когтями.
Отвлекшись от созерцания огня, Палач перевел взгляд на руки. Довольно небрежно, медленно, только для того чтобы убедиться — он не ошибся. На внутренней стороне ладоней темнели по четыре ранки. Кровь уже остановилась. Благодаря почти мгновенной регенерации, всего за два вдоха напоминание о секундной несдержанности… исчезло.
Как и малейшие сомнения.
Больше он не станет идти на поводу у бога Обмана. Спешить и ошибаться.
Потянет время столько, сколько понадобится. Хоть до самого Самайна! Лишь бы, нанеся решительный удар, сделать его действительно… смертельным.
Да и перекладывать все важные действия на этих тупых тварей так же больше не будет. Каждый просчет ощутимо резал по мужскому самолюбию…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Хватит.
Палач сам войдет в игру!
Время сна пролетело, как одна минутка. И если момент сближения с подушкой отпечатался в памяти, как райский, то пробуждение показалось настоящим адом. Голова гудела. Боль была тупой и назойливой, похожей на ту, когда за стеной неуемный сосед часами напролет пробует на прочность нервы окружающих посредством дрели. Перед глазами плыло, во рту, как в народе говорят, словно отряд пионеров прошелся. Руки и ноги казались вялыми. Каждая мышца в теле налилась тяжестью. Усталость гнездилась где-то в районе затылка.
Поначалу вялая дымка забвения, в которой я продолжала плыть была мне в радость. Но как только вчерашние события прояснились в памяти, захотелось взвыть… от стыда. Не причиняй мне любой звук беспощадную муку, именно так и поступила бы.
Сейчас же ограничилась лишь коротким уколом от совести.
Пускай при одной мысли о демарше перед видеокамерой, лицо и грудь окутывала волна удушливого жара, но… я не жалела.
Да, возможно, устроить стриптиз и оказалось довольно глупой идеей. Только ночью я не придумала, как по-другому выразить протест против диктатуры и лжи Егора. Вместо раздражения этой показушностью и развязностью собственного поведения, испытывала странное удовлетворение.
Казалось, внутреннее «я», что только стало набирать силы и смелости показываться наружу, обладало дерзким, скверным характером. Не скажу, что испытывала хоть какое-то беспокойство по этому поводу. Просто устала подгонять себя под чужие, навязанные мне, «правильные» рамки. Мамину идеальность…
Совершенно точно знала — больше стараться выкроить себя по чужому лекалу не буду. Довольно. Эти новые, внутренние изменения мне… сильно нравились! И становиться прежней не было ни единого желания.
Пересилив себя, открыла глаза. От яркого солнечного света виски прошило резкой болью, несколько слезинок даже скатились по щекам.
Наконец я в полной мере и воочию прочувствовала, что значит… похмелье. Вчерашнее «хорошо» никак не сопоставлялось по интенсивности, силе с сегодняшним «плохо». Нет, водить дружбу с алкоголем, чтобы терпеть такие последствия после эфемерного и кратковременного ощущения «счастья», точно не мое.
Стоило выдержать несколько невыносимо длинных секунд и боль притупилась. Свет больше не впивался в глаза, будто обоюдоострое лезвие.
Кое-как умудрившись принять полусидящее положение, на тумбочке я заметила поднос с крышечкой. Под ней меня ожидал стакан с водой, таблетка, несколько печенюшек на блюдечке и… маргаритка.
Удивление оказалось настолько сильным, что записку рядом с цветком я увидела в последнюю очередь. Ровным почерком на идеально белом листке было написано: «Выпей таблетку — станет легче. И обязательно перекуси перед завтраком».
Мило.
Оглядывая этот утренний презент, я не смогла сдержать улыбки.
Как ни крути, а внимание — приятно. Пусть даже и не знала, кто таким образом решил обо мне проявить заботу. Сердце подсказывало, что… это дело рук Егора. Живой причины моего вчерашнего пьянства. Только вот так легко радоваться поразительным изменениям мужчины я не спешила. Ждала подвоха.
Не став долго растягивать с раздумьями — быстро запила таблетку водой. По ощущениям всего через пять минут окатило значительным облегчением. Головная боль действительно поутихла. Барабанная дробь в висках сбавила темп.
Перекус печеньем был сомнительным во всех смыслах. Есть пока совершенно не хотелось, да и желудок занялся собственным демаршем, то и дело к горлу подкатывала тошнота. Несмотря на это я все же решила довериться опыту хозяина записки, сама же, как справляться с похмельем не имела и малейшего понятия.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
После двух печенюшек тошнота действительно прекратилась. Желудок успокоился. А мое настроение улучшилось.
Насладившись тонким ароматом маргаритки, я поспешила в ванную. Каждое движение больше не причиняло дискомфорта. Так что и жизнь, казалось, засияла яркими красками.
