в нем его мысли, взгляды, вопросы, которые его беспокоят, его надежды, фобии, поиски жизненно важных ответов. Я не учительница из «Неуда», но мое сознание породило ее и позволило сделать достаточно реалистичной настолько, что в существование этой женщины люди готовы и даже хотели бы верить. Я получал немало писем от тех, кто якобы где-то ее встречал.
Гончар задумчиво склонил седую голову.
– Я не мню себя великим и не планирую остаться в веках. Раньше хотел, не скрою, но это было в далекой-далекой молодости, в существование которой я уже верю намного меньше, чем в сюжеты и людей из собственных книг. Но ты тоже наверняка желаешь покорить мир. И это правильно, в восемнадцать лет все этого хотят. Кажется, что нет ничего важнее, чем заявить о себе, показать всем, чего ты стоишь. И только потом, с возрастом, отношение к этому миру меняется, быть его завоевателем больше неинтересно, потому что он намного примитивнее, чем пытается казаться. Случившееся с моей сестрой враз избавило меня от иллюзий.
– А что случилось с вашей сестрой?
– Люся тебе не рассказывала?
– Мы с ней, как и обещали, не обсуждаем содержание наших с вами разговоров.
– Хорошо, – Гончар одобрительно кивнул. – Это был несчастный случай.
Выйдя от Гончара, Коля направился прямиком к сестре. Когда он уходил, та еще спала. Ночью сквозь сон ему чудилось, будто она ходит по квартире, однако каждый раз, собираясь встать и узнать, почему ей не спится, он снова проваливался в сон.
В его спальне было жарко и душно, однако сестра лежала, закутавшись в одеяло с головой, а окна наглухо закрыты. Коля распахнул оба и потряс ее за плечо.
– Вставай, полуночница! Обед проспишь.
Но Люся лишь сдавленно застонала и едва пошевелилась.
– Ты чего? – Коля потянул за край одеяла, медленно приоткрывая копну спутанных влажных волос, красную щеку.
– Перестань! – Сестра, чуть приоткрыв глаза, поймала ускользающее одеяло и снова натянула его на голову. – Холодно же.
– Холодно?! Тридцать пять сегодня обещали и грозу к вечеру, поэтому так душно, а ты еще окна закупорила.
– Мне холодно, – неразборчиво промычала Люся.
Коля с беспокойством приложил руку ей ко лбу и сразу же отдернул.
– У тебя температура. Жар!
Отыскав в вещах сумочку с лекарствами, он достал аспирин, однако заставить ее выпить таблетку не получилось. Люся только морщилась и отворачивалась, а когда он попытался ее приподнять, безвольно повисла у него на руках.
Вконец разволновавшись, Коля бросился на второй этаж. Влетел на кухню к Козетте и, чуть не выбив у нее из рук блюдо с овощами, выпалил:
– Моя сестра заболела! Ей нужен врач! Вызовите, пожалуйста, врача.
До прихода врача им вдвоем с Шуйским удалось уговорить Люсю выпить аспирин и немного охладить воздух в комнате, позаимствовав в пустой квартире Корги вентилятор.
Переполошились все. Обед отложили на неопределенный срок. Врач приехал довольно быстро, осмотрел Люсю и сказал, что это похоже на вирус, прописал лекарства, а если температура не снизится, вызвать его снова. Но когда Коля спросил, не опасно ли это для ее жизни, сказал странное:
– Не знаю, организм борется.
– С чем борется?
– А вот это мы скоро узнаем.
К вечеру разразилась гроза, пришлось закрыть окна. Дождь неистово бился в стекла, молнии сверкали, оглушительные удары грома сотрясали весь дом. На пятом этаже что-то каталось по полу, а Люся металась и стонала во сне.
Коля перенес ее в свою кровать и устроился с ноутбуком в кресле рядом, но ничего читать или смотреть не мог. Он был уверен, что сестра подцепила заразу в том душном кафе и что, скорее всего, он тоже заболеет. Самой болезни Коля не боялся, но переживал, что Гончар будет недоволен вынужденным перерывом в их общении.
Страшный удар грома с оглушительным треском разорвался прямо над крышей. Электрический свет мигнул и пропал.
Все вокруг погрузилось в кромешную тьму, освещаемую лишь голубоватым экраном монитора, тогда как в доме напротив свет продолжал гореть. Человек в окне последнего этажа смотрел в точности так же, как и тогда, когда Коля увидел его в первый раз.
Отложив ноутбук, он поднялся, чтобы измерить Люсе температуру, и в этот момент услышал щелчок дверной ручки. В тишине просторных залов квартиры звук прозвучал настолько отчетливо, что не было сомнений: кто-то открыл дверь.
Выскочив из комнаты, Коля окунулся во мрак коридора с зияющими проемами раскрытых дверей и всполохами молний на полу. Медленно двинувшись в направлении черного выхода, он едва повернул за угол, как чуть не сбил с ног человека с портативной лампой в руках. Шарахнувшись, человек отступил назад. Огонь свечи затрепыхался, грозя вот-вот потухнуть.
– Это я, я! – торопливо проговорил Шуйский. – Прости. Не хотел напугать.
– Меня сложно напугать, – с облегчением сказал Коля, попутно отругав себя за то, что забыл рассказать писателю о шагах на пятом этаже. – Зачем вы крадетесь?
– Неизвестно, когда электричество дадут. Вот, лампы принес. Испугался, что вам придет в голову воспользоваться свечами.
– У нас нет свечей.
– Тебе могла дать их Козетта, а лампы безопасные – на батарейках.
Шуйский протянул Коле связку пластиковых фонарей с ручкой.
– Как сестра?
– Спит. Но ей, кажется, лучше.
– Я хотел попросить у вас ключ от нашей квартиры, – сказал Коля. – Мы вчера слышали, как на пятом этаже кто-то ходит.
– Этого я сделать не могу. – Шуйский попятился. – Правило для всех в доме общее.
– Тогда я сам куплю замок и врежу его в дверь, – пригрозил Коля.
– Олег Васильевич не позволит тебе этого. – В голосе Шуйского послышалась тревога.
– Или, может, вы знаете, кто это был? Может, вы нарочно там кого-то прячете?
– Наверху никого нет! Вам показалось.
– Нам с сестрой обоим показалось?
– Это очень старый дом, и в нем много разных посторонних звуков.
– Мне придется рассказать об этом Олегу Васильевичу.
Шуйский покачал головой и, тяжело вздохнув, понизил голос:
– Не пойми меня неправильно, но лучше бы вам уехать отсюда. Просто так складывается, все вместе. Вот теперь еще и девочка заболела.
– А Люся тут при чем?
– Если ты не заметил, у нас здесь довольно своеобразная обстановка.
– Что за обстановка?
– Ну как тебе сказать? – Шуйский снова отступил назад. – Мы живем здесь очень давно, и у нас сложился особый микроклимат, вмешательство в который некоторые из нас воспринимают весьма негативно.
– Никакого негатива я не замечал.
– Конечно, нет. Олег Васильевич строго-настрого велел всем быть с вами любезными и гостеприимными.
– Как вам сейчас?
Шуйский ухмыльнулся:
– Если бы он услышал, что я тебе это говорю, то мне не поздоровилось бы.