Мюнхгаузен спросил меня позже:
— Вы действительно их накажете?
— Если проступок повторится, обязательно.
— А если нет?
— Я всегда даю людям шанс исправить ошибку. Пусть они им воспользуются.
Ночь прошла неспокойно. Остатки гарнизона сложили оружие, однако нашлись горячие головы, которые под покровом темноты пытались правдами и неправдами ускользнуть из города. Часа в три ночи ворота были атакованы десятком драгун. Если бы не усиленные караулы, шведы могли бы прорваться.
А еще ночью произошла встреча с тем, кого я меньше всего ожидал увидеть в захваченном шведском городе. Этому человеку я был обязан крутыми переменами в судьбе. По его воле мне пришлось оказаться в теле курляндского дворянина Дитриха фон Гофена.
Кирилл Романович, мой куратор из другого мира, еще более бледный и худой, чем раньше, с синими кругами под ввалившимися от усталости глазами, появился в спальне бывшего коменданта как раз перед тем, как я решил чуток поспать перед трудным днем.
Сначала мне показалось, что это сон; стоит лишь подуть ветерку, и фигура корректора реальности развеется, словно привидение. Потом до меня дошло, что я бодрствую.
— Здравствуйте, Игорь.
На сей раз гость из будущего назвал меня просто по имени, что было весьма необычно. Раньше он держался подчеркнуто вежливо и официально.
— Здравствуйте. — Я присел на кровати и предложил Кириллу Романовичу занять свободный стул.
— У меня очень мало времени, — начал говорить он.
Я, не выдержав, фыркнул:
— Мало времени… Я почему-то так и думал.
Моя фраза задела его. Он нахмурился:
— Игорь, прошу отнестись к моим словам максимально серьезно. У нас большие проблемы.
— У нас? — переспросил я.
— Да-да, у нас с вами, — подтвердил он. — Наш план под угрозой. Да ладно, чего скрывать? Короче, он полетел к такой-то матери!
Чтобы успокоиться, я набрал в легкие побольше воздуха и на выдохе спросил:
— Кирилл Романович, конкретно скажите, что пошло не так.
— В том-то и дело, что детально сказать не могу. Мы внезапно оказались отрезанными от нескольких пластов времени. Творится нечто странное. Будущее стало настолько зыбким и нестабильным, что мы очень опасаемся за судьбу вашего мира.
— Типа апокалипсис сегодня? — мрачно пошутил я, но Кирилл Романович не оценил моего юмора.
— Не сегодня, Игорь. Даже не завтра или послезавтра, однако очень скоро. Мы не смогли определить точную дату этих перемен. Только это не апокалипсис, а нечто другое. Менее страшное, но все равно не предвещающее ничего хорошего. Ряд перемен к худшему, причем в России и скоро. Мир словно сойдет с ума.
У меня на кончике языка давно вертелась одна гипотеза, и я не преминул ее высказать:
— А это не ваши товарищи по невидимому фронту расстарались?
— Нет, они тут ни при чем. Это я могу вам гарантировать хоть на двести процентов. Они сами в шоке, причем настолько, что предложили нам объединить усилия. Такого на моей памяти еще не происходило.
— Понятно. И как, скооперировались?
Собеседник кивнул:
— Мы пошли на это. Ни у кого из нас по отдельности просто не хватило бы ресурсов, чтобы отправить своего корректора в ваш мир. Игорь, вы должны помочь.
— Но как? Из ваших слов я так ничего и не понял. — Я в сердцах ударил рукой по правому колену. — Пойди туда, не знаю куда. Принеси то, не знаю что.
— Точка перелома находится в Петербурге. Будем считать, что с «куда» мы определились. Теперь насчет того, что от вас потребуется. Помните, я говорил, что у вас феноменально высокий коэффициент самореализации? Вам придется воспользоваться им на всю катушку. Все это пригодится, когда случится нечто такое, чего просто не должно было произойти именно в этот момент. Что-то неправильное, губительное.
— Слишком расплывчато, Кирилл Романович.
— Согласен, Игорь. Но вы почувствуете эти перемены. Почувствуете и вмешаетесь, чтобы все исправить.
Я задумчиво почесал макушку. Задание с каждой секундой не нравилось мне все сильнее.
— Раз вы начали работать с конкурентами, может, они прольют свет на личность своего человека в этом времени? — с надеждой спросил я. — Было бы неплохо найти его и обезвредить. Он меня уже пару раз едва не отправил на тот свет.
— К большому сожалению, Игорь, службы вроде нашей подобного рода информацией не обмениваются. Агентурная сеть — это святая святых.
— Жаль. А то он мне наловчился палки в колеса ставить. Ну и я ему отвечаю взаимностью. Только он меня знает, а я его нет.
— Как?! — всплеснул руками корректор реальности. — Вы раскрылись?!
— Можно подумать, я сделал это специально. Меня никто заранее не предупредил, что я окажусь здесь не в гордом одиночестве, — пробурчал я.
Кирилл Романович повинился:
— Приношу извинения. Действительно, тут скорее наша вина. Если это вас сколько-нибудь утешит, сообщу то немногое, что нам удалось выяснить: хозяева вашего соперника крайне им недовольны. У них есть подозрения на его счет, но насколько они обоснованны, я не знаю.
— Даже так? — удивился я. — Логично предположить, что потрясения, которых вы опасаетесь, его рук дело. Есть еще и второй вариант. Нечто вроде «эффекта бабочки». А если это хронопарадокс? Я во что-то влезу, и именно от этого станет хуже.
— Игорь, это последнее, что могло прийти нам в голову. Вы удивительный человек. Вы — главная наша удача за много-много веков, и это не комплимент. Вы интуитивно нащупываете выходы из любой ситуации. Справляетесь с тем, что другому не под силу. Даю вам слово: вы все делаете правильно.
— Допустим. — Я сделал вид, что согласился. — Значит, мне необходимо как можно быстрее оказаться в Петербурге. Однако, если вы этого еще не заметили, я вроде как воюю. Не дезертировать же мне с поля боя?
Кирилл Романович аж поперхнулся:
— Зная вас, я никогда не решился бы предложить вам такое. У вас очень обостренное понятие чести, Игорь. Даже неожиданно для… — Он почему-то замолчал.
— Для кого, Кирилл Романович? Договаривайте, раз уж начали, — попросил я.
— Для уроженца вашего столетия. Вы знаете не хуже меня, что понятие чести в двадцать первом веке уже не модно. Люди живут, соответствуя обстоятельствам.
— Я знаю разных людей.
— Не стану спорить. — Корректор реальности слегка склонил голову. — У вас скоро появится возможность оказаться в Петербурге. Обязательно найдутся дела, требующие вашего участия. Не подведите нас, Игорь. А сейчас, — он бросил взгляд на свой электронный гаджет на правой руке, похожий на часы, но наверняка имеющий массу дополнительных функций, о которых я даже не подозревал, — мне пора. — Немного подумав, он добавил: — Желаю вам удачи, Игорь!
— И вам того же, — напутствовал я гостя из будущего, перед тем как он снова исчез.
Надолго иль нет? Кто ж его знает…
Корпус Врангеля подошел к городу на рассвете. Мы ждали его и были готовы к приему дорогих гостей.
Сначала были одинокие разъезды. Убедившись, что все в порядке, они, не заезжая в крепости, возвращались. Потом длинной колонной потянулось шведское войско.
Округа наполнилась шелестом многочисленных саней, конским ржанием, барабанной дробью и звуком флейты. Запахло кострами, ароматом готовящейся в солдатских котлах пищи и прочими непременными атрибутами полевой жизни.
— Ну, лишь бы к нам раньше времени не сунулись, — сказал я, убирая от глаз холодный глазок окуляра.
Глава 11
Четырехтысячное войско в городе было не разместить, поэтому шведы встали лагерем неподалеку от крепости, в пределах досягаемости дальнобойных пуль и артиллерийских снарядов.
Ставились шатры и палатки, стучали топоры, визжали пилы. Подтянулись обозы маркитантов.
Мюнхгаузена просто разрывало от желания начать обстрел и бомбардировку неприятеля, но я надеялся на скорое появление наших войск и оттягивал неизбежное. Лучше будет зажать противника в клещи да всыпать ему сразу с двух сторон, а пострелять мы всегда успеем.
От шведского лагеря отделилась кавалькада в полсотни всадников. В одном из них по генеральскому мундиру удалось распознать самого Врангеля — высокого мужчину с круглым, румяным от мороза лицом. Почему-то мне припомнилась лубочная матрешка. Такая же краснощекая, налитая здоровьем.
Очевидно, генерал ехал в город с инспекцией. Поскольку о чем-то подобном я догадывался, мы заранее подготовились к встрече и теперь салютовали из пушек. Удача плыла нам в руки.
Врангель приосанился и пришпорил лошадь. Мне стало его по-человечески жаль: так спешить навстречу неминуемому позору и плену!
Генерал — птица важная, тем более такого уровня. Его пленение — чувствительная потеря для любой армии и не менее чувствительный щелчок по носу шведской короне и горлопанам-депутатам в парламенте.