Момент выдался — лучше не придумаешь.
Я подал знак Чижикову:
— Начинайте!
Гренадеры действовали стремительно. Рывок, короткие выпады багинетов, тихий хрип умирающих.
К великому сожалению, без крови было не обойтись. Оперетта закончилась, началась война. Увы, теперь уже не в белоснежных манжетах.
Я показался в проеме ворот, махнул нашим рукой. Все, от хозяев теперь ничего не зависело.
Белые бугорки у стен распрямились во весь рост, кинулись на кучку солдат, охранявших перекидной мост. Закипела яростная схватка с заранее определенным исходом. Куда этим тыловым воякам до моих молодцов, натасканных за время учений действовать единым слаженным организмом?!
В ров полетели сброшенные тела. Шведы долго не продержались. Чтобы остановить гренадер из выдрессированного мной спецназа, понадобились бы тяжелая артиллерия и танки.
Со стены бухнул одинокий выстрел. Следовало ожидать, что обязательно найдется бдительный часовой, который заприметит неладное и забьет тревогу. Ничего, это нормально. Такой расклад предусматривался заранее. Мои парни просто быстрее заработали конечностями.
Ворота за нами. Фигуры в маскхалатах вбегают в крепость. Я быстро расспрашиваю пленного офицера, где может находиться комендант.
— Полковник Вильбранд в это время обычно у себя дома, — услужливо отвечает швед и показывает направление.
В награду его связывают и оставляют у стены, туда уже начинают приводить и других пленных — из тех, кто уцелел возле моста. Компания скоро подбирается приличная. Мои ребята не зверствуют. Все достаточно гуманно. Особой вражды, переходящей в ненависть, к шведам никто не испытывает. Поэтому почти все караульные целы и относительно невредимы: кое-кто с фонарем под глазом, да один, похоже, со штыковым ранением, но по большому счету ничего серьезного. До свадьбы заживет.
Во главе переодетых гренадер я бросаюсь к дому коменданта. Вот бы удалось взять этого полковника в плен! С обезглавленным гарнизоном справиться куда легче.
Тревога в городе уже началась. Навстречу бегут человек двадцать шведов, впереди капитан с обнаженной шпагой. Увидев нас, он вполне естественно решает, что мы дали драпа от русских, оставив свои посты. Капитан разъяренно кричит:
— Вы куда, трусы? Немедленно назад! — У него лицо багровое от злости.
Грех не воспользоваться оказией, раз уж нас еще не разоблачили.
— Там русские! — ору в ответ я и даю своим команду: — Пли!
Между нами метров двадцать. Залп скашивает первые ряды шведов, не ожидавших такого подвоха. Нас окутывает легкое облачко порохового дыма. Округа наполняется воплями раненых и проклятиями их товарищей:
— Предатели! Измена!
Не дожидаясь ответных выстрелов, мы врубаемся в сине-желтую шеренгу. Уцелевший капитан кидается ко мне, норовя проткнуть шпагой. Его усы запорошены снегом, в черных глазах читается ненависть. Он брызжет слюной, не на шутку задетый вероломством московитов:
— Негодяи, как вы посмели оскорбить наши мундиры!
Я парирую удар, отводя клинок в сторону. Фехтовальщик из капитана так себе. Трудно стать бретером, прозябая в провинциальном гарнизоне. Выпад оказался примитивным. Главная ставка сделана на силу, а не на мастерство.
Мы оказываемся лицом к лицу, сверлим друг друга взглядами. От капитана разит табачищем. Видать, большой любитель этого зелья. Был.
Стилет по короткой траектории входит по рукоятку. Я вижу, как умирает человек, как жизнь покидает его тело. Будто электрический разряд пронизывает меня. Странное ощущение, к которому невозможно привыкнуть. Наверное, я никогда не научусь спокойно убивать.
— Ваш благородь! — Чижиков отводит багинет шведского пехотинца, едва не прикончившего меня, покуда я терзался душевными муками, сбивает сине-желтого с ног и загоняет ему штык в грудную клетку. — Поберегли бы себя!
— Спасибо, дружище! — Я с трудом перевожу дух. — Я твой должник.
— Полноте вам, господин майор. О чем речь?! — Гренадер смотрит на меня, словно на несмышленого ребенка.
У следующего шведа зверское лицо. Он что-то кричит мне, хищно скалит гнилые зубы. Я не понимаю слов, но догадываюсь, что ничего хорошего он мне не обещает. Это понятно. До дифирамбов ли тут?
Швед слишком близко, на такой дистанции шпага бесполезна. Придется снова поработать стилетом. Противника не спасают ни мушкет, ни клинок в левой руке. Шведы славятся как мастера комбинированного боя, но уже поздно демонстрировать мне приемчики. Не судьба. Я в скупом выпаде пырнул противника и сразу отскочил. Проникающее ранение в живот. В этом времени — гарантированная путевка на тот свет.
Скоротечная и ожесточенная схватка закончилась. Больше отвлекаться не на кого. Первый встреченный на пути отряд мы разметали всего за несколько минут, понеся при этом потери: четверо гренадер выбыли из строя. Один уже навсегда.
Чижиков печально вздохнул:
— Жаль Бориску! Хороший был человек. Прими Господь его душу.
Солдаты мелко перекрестились. Я велел раненым отправляться в тыл:
— Благодарю за службу, братцы. Ступайте пока к воротам, там вас перевяжут.
С такими потерями о дальнейшем продвижении не стоило даже мечтать. Впятером-вшестером захватить дом коменданта города вряд ли удастся. Шведы наверняка позаботились увеличить охрану.
Тем временем стали подходить остальные бойцы отряда, раздухарившиеся, краснолицые.
Ударил резкий порыв ветра. Пушистые снежинки запорошили собравшихся возле меня солдат. Жалобно заскрипели флюгера на крышах.
Принесли маскхалат, я накинул его поверх шведского мундира. Не ровен час — спутают в горячке боя. Доказывай потом, что не верблюд.
— Что-то свеев не видать, — заметил подбежавший Мюнхгаузен.
Он был в крови, но держался на удивление стойко.
— Скоро найдем, — пообещал я. — Ротмистр, вы ранены?
— Что? — Он сначала не понял, огляделся по сторонам, а потом, заметив красные пятна на маскхалате, пояснил: — Это не моя кровь. И, что самое отвратительное — не свейская. — Ноздри Мюнхгаузена широко раздувались. — Застукал одного из наших. Девку-служанку на лестнице зажал и хотел ссильничать. Я ему приказываю отставить, а он злится и в меня штыком тычет. Пришлось применить силу.
— Что с ним теперь?
Мюнхгаузен скорбно поднял взор к небу.
— Понятно. Правильно поступили, барон, — одобрил я. — Наказание за невыполнение приказа у меня будет только одно, и причем самое суровое.
Я обвел взглядом солдат. Паршивая овца найдется в любом стаде. Тем более среди солдат, оказавшихся в неприятельском городе, где полно соблазнов. Муштруй не муштруй — не поможет. Такова человеческая натура. Но лучше бы это дело прекратить в зародыше.
Откуда-то сверху бахнула пушка. Я поднес к правому глазу подзорную трубу и увидел картину, свидетельствующую о том, что Ивашов свою часть операции выполнил. Горная батарея была захвачена, теперь солдаты поручика разворачивали пушки в сторону города, намереваясь поддержать нас огнем. Канониры у Ивашова были. Об этом мы позаботились заранее.
— Молодец, поручик! — довольно произнес я. — Четко сработал. Как по часам.
Пожалуй, следует позаботиться о представлении Ивашова к следующему чину, он явно засиделся в поручиках.
Дальнейшее сражение совсем не походило на битву за Сталинград, когда наши и немцы дрались за каждую улицу, за каждый дом.
Шведы успели выставить несколько небольших заслонов, однако им удалось задержать наше продвижение на несколько минут.
Главное столкновение произошло в центре города, недалеко от городской ратуши. Комендант сумел собрать на центральной площади примерно две пехотных роты и полуэскадрон драгун, стянув их отовсюду.
Позиция у шведов была выгодной. Они заняли высоту, откуда им легче было обороняться. Нашим, атакуя, пришлось бы взбираться по склону.
Полковник Вильбранд рассчитывал дать здесь генеральное сражение. Обычная для шведов тактика еще со времен Карла Двенадцатого. Бить врага — так в одном месте, чтобы потом за ним не гоняться.
Вильбранд правильно рассудил, что численное превосходство на его стороне, и намеревался использовать это преимущество на полную катушку.
Шведы выстроились в каре, приготовившись к драке. Выглядели они внушительно. С наскоку не взять.
Но, как бы геройски они ни были настроены, все равно оставался шанс решить дело мирным путем. Надев на штык белую тряпку, я в сопровождении Чижикова отправился парламентером.
Приняли нас неприветливо. Шведы были злые, ожесточенные. При виде парламентеров ряды раздвинулись, выпуская верхового офицера. Наверняка это и был комендант крепости.
Сняв с головы шляпу, я учтиво поклонился.
— Кто вы такой? — спросил швед.
— Лейб-гвардии майор российской армии Дитрих фон Гофен, — представился я. — С кем имею честь?
