Кавалькада въехала в крепость и сразу оказалась окружена моими солдатами. Ворота с лязгом закрылись, отрезав путь к отступлению. На каждого всадника смотрели минимум две фузеи. Кто-то из шведов, обо всем догадавшись, тихо выругался, но большинство пребывало в полной прострации.
Врангель приподнялся на стременах, растерянно огляделся. Меньше всего он ожидал увидеть за крепостными стенами русских и теперь напряженно искал выход из создавшегося положения.
Ничего путного на ум генералу не приходило. Московиты намного превосходили его кортеж числом, к тому же приготовились загодя. Никто из шведов даже рукой шевельнуть не успеет, как русские успеют проделать в его шкуре кучу дырок.
Врангель с досадой выругался.
Я вышел вперед и направился к генералу, надеясь, что мне удастся склонить визитеров к сдаче. Умереть никогда не поздно, а умирать глупо и при столь конфузных обстоятельствах шведы однозначно не хотели. Надо лишь подтолкнуть их в правильном направлении.
Взгляд у Врангеля был как у затравленного волка. Обреченный и в то же время дикий. Еще немного, и непонятно, в какую сторону качнется маятник. Загнанный в угол зверь бросается на охотника, чтобы дороже продать жизнь. Такого исхода я опасался больше всего.
— Прошу немного внимания, господа, — я громко заговорил по-шведски.
Всадники уставились на меня, с надеждой внимая моим словам. Наверное, рассчитывали, что все прояснится, что это какое-то недоразумение.
Я подошел к генералу, взял повод его лошади:
— Город взят на шпагу русскими войсками. Я временный комендант Вильманштранда, лейб-гвардии майор Дитрих фон Гофен. Господин генерал, прикажите вашим людям сложить оружие.
Лицо Врангеля из румяного стало багровым.
— Русские… Надо же! Не ожидал. В вашем поступке мало чести, офицер, — с презрительной гримасой произнес он.
— Можете считать, как вам угодно. — Я чуть склонил голову. — Однако прошу принять мое предложение. В противном случае вас ожидает незавидная участь. Я хотел бы обойтись без кровопролития.
Врангель, похоже, руководствовался теми же соображениями. Он скомандовал своему эскорту. С видимой неохотой шведы стали бросать в снег шпаги и пистолеты. Сдача в плен — всегда унизительная процедура, особенно, если обстоятельства столь нелепы. Тем не менее лучше унизительный плен, чем смерть при нелепых обстоятельствах.
— Благодарю вас, — совершенно искренне сказал я.
Генерал с достоинством спешился и протянул мне свою шпагу:[9]
— Не думайте, что это сойдет вам с рук. Вы взяли нас хитростью. Мой заместитель скоро обо всем узнает.
— Мы ему в этом поможем, — многообещающе произнес я.
По моим прикидкам, в плену у нас оказалось уже сотни полторы шведов в чине от рядового до капитана, теперь к ним добавился еще генерал и несколько сопровождавших его высокопоставленных офицеров.
Часа через два лагерь неприятеля пришел в движение, из чего я сделал вывод, что приближаются наши. Заиграли горны, флейты. Солдаты принялись строиться.
В сторону города вылетел всадник. Скорее всего, вестовой из штаба, за Врангелем. Перед закрытыми воротами он остановился и загарцевал.
— Мне срочно нужно к господину генералу! — закричал всадник. — Немедленно впустите.
— В чем дело? — откликнулся я со стены.
Мы продолжали ломать комедию.
— Русские перешли границу и уже в двух милях отсюда. Генералу необходимо прибыть в штаб.
— Хорошо, — кивнул я. — Мы обязательно передадим это известие генералу.
— Что за ерунда?! — возмутился вестовой. — Я требую открыть ворота.
— Как скажешь, приятель, — еле слышно согласился я. — Сам напросился.
Через пару минут в коллекции живых трофеев на одного поручика стало больше. Но этому офицеру еще повезло. Куда хуже было тем, кто пока находился в лагере.
Почти одновременно заговорили крепостные пушки, ракеты и горная батарея. Я приказал зарядов не жалеть и по возможности нанести ошеломленному врагу максимальный урон. Воевать так воевать!
Залпы накрыли палаточный лагерь. И тут же послышался страшный грохот, от которого заложило барабанные перепонки. Похоже, артиллеристам удалось угодить в походный пороховой магазин. На воздух взлетели повозки, конские туши, то, что осталось от солдат, бывших поблизости. На какое-то время все затянуло дымом, а гарь начала есть нам глаза.
Не ожидавших такого коварного удара в спину шведов охватила паника. Маленькие фигурки беспорядочно забегали по округе. Офицеры и унтера яростно пытались вернуть расползавшихся, как тараканы по щелям, солдат обратно, но восстановить слабое подобие порядка не удавалось. Мешал ураганный бой артиллерии и прицельная пальба дальнобойными пулями со стен Вильманштранда. А с флангов уже заходила русская кавалерия. Драгуны и казаки устремлялись наперерез шведам, которые, понимая, что все закончено, сотнями бросали мушкеты и поднимали руки.
На наших глазах некогда сильный и боеспособный корпус прекращал свое существование, разве что горстки храбрецов пытались в некоторых местах сражаться, но очаги сопротивления безжалостно подавлялись.
Спустя короткое время стало ясно, что бомбить неприятеля смысла уже нет. Сломленный, деморализованный противник помышлял только о сдаче. Ворвавшиеся в лагерь гренадеры в Преображенских и семеновских мундирах брали шведов в плен пачками. К городу уже во всю прыть скакали наши драгуны.
По моему приказу ворота распахнулись. Отряд вышел единым строем под развевающимся знаменем.
От драгун отделился полковник, подъехал к нам и недоуменно уставился на белые маскхалаты:
— Господа, кто вы такие? Флаг российский узнаю, а вот зело странные епанчи в первый раз вижу.
— Гвардейский отряд особого назначения. Майор фон Гофен, — откозырял я.
— Польщен знакомством. Полковник Жук к вашим услугам. — Оглядев захваченный город, он радостно выдохнул: — Ну гвардия! Ну молодцы! Что отчебучили! Виват гвардейцам!
Драгуны радостно прокричали троекратное приветствие. Мне доводилось чувствовать себя счастливым, но сейчас, на поле недавнего сражения, я расплылся в блаженной улыбке.
Немного погодя состоялась торжественная передача плененных шведов фельдмаршалу Ласси. Увидев Врангеля, он только покачал головой:
— Фон Гофен, признаюсь, вы немало меня поразили. Виктория сия во многом обязана вам и вашим храбрецам. Вы снова показали себя достойным офицером, действуя где надо умом и хитростью.
— Благодарю вас, господин фельдмаршал. Для меня большая честь сражаться под одними знаменами вместе с вами.
— Предоставьте мне наградной лист на ваших героев.
— Господин фельдмаршал, прошу вас позаботиться о городе. Я обещал жителям, что не допущу грабежей и бесчинств.
— Можете не сомневаться, майор. Любой захваченный на месте преступления будет повешен для острастки других. Мы пришли сюда не за тем, чтобы убивать и грабить.
У меня с души будто камень свалился.
Раненых и пленных отправили в Выборг, за исключением Врангеля. Шведского генерала решили на время допроса содержать при штабе армии как особо ценный приз.
Победу было решено отметить в городской ратуше, выбранной для проведения в ней офицерского собрания.
— Прошу только не злоупотреблять в угоду Бахусу, — заранее предупредил Ласси. — Мы разбили Врангеля, но впереди еще корпус Будденброка, который спешит на воссоединение с Врангелем. Не расслабляйтесь раньше сроку, господа офицеры. — Тут он помрачнел: — Тяжело нам придется вскорости. Намедни получил депешу из Петербурга. Пишут, что шляхта польская супротив нас выступила. Хучь круль Август и был против этого, но трое магнатов с Чарторыжским во главе, его не слушая, собрали сорокатысячное войско и к границам нашим двинули. Татарва да турки, сим окрыленные, мирный договор подписывать не желают и сызнову воевать пошли. Императрица фельдмаршала Миниха в Крым отправила. Ему теперь на две стороны воевать придется.
Чего-то подобного я ожидал. Из всех возможных вариантов выпал наихудший. Сработало версальское золото. Не сумел забыть старой обиды князь Чарторыжский. Теперь Россия вела войну сразу на трех фронтах. Ничего, покончив со шведами, и до других доберемся.
В дом прежнего коменданта теперь въехал Ласси. Мне досталась квартира поскромнее. Туда я отправил навязанного согласно всем правилам денщика, чтобы он привел в порядок мой мундир и нехитрые походные пожитки. Сам же принялся морально готовиться к неизбежному злу в виде офицерской пьянки. Традиции, мать их, хотя голова болела совершенно о другом.
Памятуя слова Кирилла Романовича, я искал повод, чтобы отправиться в Петербург, не выглядя при этом трусом. Как назло, все варианты были абсолютно неподходящими, я забраковал их один за другим. Моя фантазия оказалась бессильна. От злобы на самого себя я чувствительно прикусил губу.
