Франции и сказал, что вернется в Англию и возглавит движение за мир с Германией. Бивербрук был в восторге. «Продолжайте, сэр, – «просиял он, – и я поддержу вас». Когда Бивербрук ушел, Уолтер объяснил герцогу, что он говорил о государственной измене и что, если он действительно переедет жить в эту страну, ему придется платить подоходный налог. Последняя мысль наполнила его таким ужасающим унынием, что он отказался от всякой идеи спасти Англию путем переговоров с Германией»[218].
К 27 января Невилл Чемберлен был осведомлен об обсуждениях, написав своей сестре Иде: «Я слышал из достоверных источников, что, когда герцог Виндзорский был здесь на этой неделе, Бивербрук пытался убедить его возглавить мирную кампанию в стране, обещая ему полную поддержку его документов»[219].
Днем ранее Алек Кадоган, постоянный заместитель министра иностранных дел, сообщил, что «секретные документы были переданы… правительству Германии! Я никому не могу доверять»[220]. Объяснение вскоре стало ясным, когда было перехвачено сообщение между послом Германии в Гааге графом Юлиусом фон Зех-Буркерсродом и государственным секретарем бароном Эрнстом фон Вайцзеккером от 27 января 1940 года:
«Благодаря личным отношениям у меня могла бы быть возможность установить определенные связи, ведущие к герцогу Виндзорскому. Как вы, конечно, знаете, Э. является членом британской военной миссии при командовании французской армии. Однако он не чувствует себя полностью удовлетворенным этой должностью и ищет сферу деятельности, в которой у него не было бы просто представительского характера и которая позволила бы ему играть более активную роль… Он высказался в особенно нелестных выражениях о Чемберлене, которого он особенно не любит… У меня были особенно хорошие связи с министром иностранных дел рейха (Риббентропом) в Лондоне… Я объяснил ему через посредника, почему для Англии совершенно утопично осуществить смену режима в Германии, и заявления моих посредников, как полагают, произвели на него определенное впечатление»[221].
Три недели спустя, 19 февраля, Зех-Буркерсрод снова доложил Вайцзеккеру:
«Герцог Виндзорский, о котором я писал вам в своем письме от 27-го числа прошлого месяца, сказал, что Военный совет союзников на своем последнем заседании посвятил исчерпывающее обсуждение ситуации, которая возникнет, если Германия вторгнется в Бельгию. С военной точки зрения считалось, что наилучшим планом было бы предпринять основные усилия по сопротивлению на линии за бельгийско-французской границей, даже с риском того, что Бельгия будет оккупирована нами»[222].
Отчет интересен, поскольку планы союзников по обороне Бельгии были не такими, как якобы сообщал герцог, и обсуждение изменения стратегии проходило в Военном кабинете, пока герцог находился в Лондоне, а не в Военном совете союзников. Возможно ли, что шпион в посольстве Германии в Гааге Вольфганг цу Путлиц докладывал британцам о герцоге, что Черчилль обсуждал этот вопрос с герцогом в январе и намеренно распространял дезинформацию, чтобы проверить его лояльность?
21 февраля майор Лэнгфорд, сотрудник МИ-6 в Гааге, отправил в Лондон сообщение о том, что «очень умный шпион» в посольстве Германии по имени Вальбах сообщил ему, что друг и советник герцога Шарль Бедо посещает Зех-Буркерсрода «почти раз в две недели». Утверждалось, что Бедо привез «материалы для защиты, сильные и слабые стороны и так далее» «наилучшего качества»[223]. Бедо уже был на радаре МИ-5 и обсуждался с французской разведкой[224]. Теперь источник утечки был ясен.
* * *
На рассвете в пятницу, 10 мая, немцы вторглись во Францию и Нидерланды, нацелившись на Арденны, которые, как показали отчеты Эдуарда, были уязвимы. Виндзоры ждали, чтобы посмотреть, что может произойти. 14 мая немцы прорвали французскую оборону близ Седана, и к 16-му танковые дивизии достигли Уазы. В тот же день герцог распорядился, чтобы Уоллис уехала и ждала его в отеле Du Palais в Биаррице.
По словам Мартина Кинны, Эдуард якобы провел несколько дней после вторжения, «разрывая секретные документы и сжигая их в подвале офиса посольства герцога». Его дядя Патрик, известный как Питер, был отправлен к нему в сентябре 1939 года, номинально в качестве клерка герцога, «чтобы убедиться, что герцог никогда не брал ни одного листка бумаги домой, где он мог попасть в руки герцогини»[225]. Причина, как сказали Кинне, заключалась в том, что герцогиня была близка к Риббентропу и ей нельзя доверять[226].
В те дни в середине мая царил хаос. «Как вы теперь знаете, 9-я армия не смогла «взять это». Генерал и весь его штаб теперь либо расстреляны, либо взяты в плен», – написал Меткалф жене 24 мая. И добавил:
«Это было ужасное потрясение и неожиданность. Я боюсь, что грядут более серьезные события. Его высочество вернулся два дня назад. Я очень беспокоюсь за него. Он мог сделать что угодно – все что угодно, кроме правильного поступка. Я живу от часа к часу, боясь услышать худшее. Он говорит о том, что сделал достаточно! Конечно, не повторяйте ничего из этого… Я не знаю, что произойдет. Э. подобен магниту. Это ужасно. Я многое видел и слышал. Я пока не могу решить, что мы с Томасом будем делать, если ситуация станет намного хуже (я имею в виду чью-то жизнь, а также если его высочество примет свое роковое решение)»[227].
Днем ранее Гитлер остановил три отдельных танковых корпуса у Северного канала, тем самым позволив британским экспедиционным силам уйти. Вопрос в том, почему? Конечно, нужно было догнать хвост снабжения и поддерживать танки, но немцы могли продержаться еще несколько дней. Высказывалось предположение, что Геринг хотел, чтобы победа досталась люфтваффе, а не танкам, но есть и другая возможность – Гитлер надеялся добиться мира, используя Виндзора в качестве человека Петена, чтобы позволить ему сосредоточиться на своем плане Lebensraum («жизненного пространства») в Восточной Европе[228].
Уже в Кабинете министров 26 мая министр иностранных дел лорд Галифакс предложил заключить мир путем переговоров, чтобы спасти империю. Только когда стало ясно, что БЭФ можно эвакуировать, а Британия будет сражаться в одиночку, от этой идеи отказались.
Вечером 27 мая Меткалф, как обычно, сказал: «Спокойной ночи, сэр. Увидимся завтра». На следующее утро
