его брат и королева, чтобы этим единственным жестом гостеприимства стереть клеймо, связанное с тем, что я никогда не была принята с момента нашего брака королевской семьей, его семьей»[241].
Черчилль извинился и сказал, что по возвращении можно будет обсудить работу, но герцог был непреклонен. Он написал Черчиллю 24 июня:
«Мои визиты в Англию после начала войны доказали, что присутствие там ставит в неловкое положение всех заинтересованных лиц, включая меня, и я не вижу, как какая-либо должность, предложенная мне там, даже в это время, может изменить ситуацию. Поэтому я предлагаю, поскольку я стремлюсь продолжать служить империи, найти для меня какую-нибудь полезную работу с большей официальной поддержкой, чем я получал до сих пор, в другом месте»[242].
В тот вечер Хоар также написал Черчиллю:
«Герцог Виндзорский очень хочет получить ответ на свою личную телеграмму, прежде чем уехать отсюда. Он не хочет выглядеть возвращающимся беженцем, которому нечего делать. Я надеюсь, что вы сможете помочь ему дружеским ответом как можно скорее. Я сказал ему, что, если он не вернется в Англию через несколько дней, о нем будут распространяться всевозможные вредные слухи»[243].
Дэвид Экклз, молодой дипломат, занимавшийся разведывательной деятельностью в британском посольстве, написал своей жене 25 июня:
«Я многое узнал о крахе Франции, я не думаю, что было бы разумно излагать это в письме, но я сделал некоторые заметки, и однажды я расскажу вам отвратительную историю предательства, слабости и стыда. Вам будет трудно поверить своим ушам, но, к сожалению, это правда. Уверены ли мы, что у нас нет подобной язвы в центре нашей общественной жизни? Я молюсь об этом, но мы должны быть бдительны. Я не доверяю герцогу Виндзорскому; он и его герцогиня приедут сюда погостить на следующей неделе. Я буду критически наблюдать за их завтраком, обедом и ужином»[244].
Он был прав, проявляя подозрения. В тот же день министр иностранных дел Испании полковник Хуан Бегбедер написал генералу Франко, приложив информацию от секретаря посольства, передав разговор с Виндзором, в котором он сообщил, что герцог был против войны:
«Он возлагает всю вину на евреев, красных и Идена со своими людьми в Министерстве иностранных дел и другими политиками, всех, которых он хотел бы поставить к стенке… если бы (немцы) эффективно бомбили Англию, это могло бы принести мир. Он (герцог Виндзорский), казалось, очень надеялся, что это произойдет. Он хочет мира любой ценой»[245].
Отчет был передан немцам.
В тот же день начальник Пятого управления НКВД Павел Филин направил в Кремль служебную записку, предположительно основанную на донесениях его агентов:
«Бывший король Англии Эдуард вместе со своей женой Симпсон в настоящее время находится в Мадриде, где поддерживает связь с Гитлером. Эдуард ведет переговоры с Гитлером по вопросу формирования нового английского правительства и заключения мира с Германией при условии заключения военного союза против СССР»[246].
Было ясно, что Виндзоры, оставшиеся в Мадриде, становятся проблемой для британцев. 26 июня Черчилль отправил герцогу телеграмму с просьбой как можно скорее вернуться в Великобританию.
«Невозможно убедить герцога покинуть Мадрид до воскресенья и Лиссабон до среды, – сообщил Хоар премьер-министру позже в тот же день. – Он настаивает, что в такой спешке нет необходимости, если только для него не найдется какая-нибудь работа в Англии или империи. Я убедительно обосновал необходимость немедленного отъезда, но безрезультатно»[247].
Герцог продолжал сопротивляться, отправив телеграмму Черчиллю на следующий день:
«Выражаю сожаление по поводу того, что ввиду вашего ответа на мое последнее сообщение я не могу согласиться на возврат до тех пор, пока все не будет рассмотрено и я не узнаю результат. В свете прошлого опыта мы с женой не должны рисковать тем, что британская общественность снова сочтет нас людьми, имеющими статус, отличный от статуса других членов моей семьи»[248].
Переговоры затянулись: герцогу предложили командование военно-морским флотом или должность в штабе командующего на Ближнем Востоке генерала Уэйвелла в Египте[249]. Герцог теперь «отказался от условия получения какой-либо должности. Его требования сводились к тому, что король и королева должны принять их обоих только один раз на довольно короткую встречу, и уведомление об этом факте появилось в Циркуляре суда», – сообщил Хоар[250]. Герцог также отказался от своей налоговой позиции, но Хоар становился все более отчаянным: чем дольше пара оставалась в Мадриде, тем больше росла вероятность того, что они будут похищены или использованы немцами.
«Не могли бы вы помочь мне с дружеским посланием, которое вернет его в Англию? Мог бы Монктон тоже помочь?» – жалобно телеграфировал он Черчиллю поздно вечером 28 июня[251].
Реакция Черчилля была быстрой, он пригрозил бывшему королю военным трибуналом:
«Ваше Королевское Высочество приняли действительное воинское звание, и отказ подчиняться прямым приказам компетентных военных властей создал бы серьезную ситуацию. Я надеюсь, что в отправке таких приказов не будет необходимости. Я самым решительным образом призываю к немедленному выполнению пожеланий правительства»[252].
Тем временем немцы втирались в доверие к собственности Виндзоров во Франции. 30 июня секретариат Риббентропа направил телеграмму в Протокольный отдел:
«Министр иностранных дел просит сначала дать указание Абецу провести неофициальное и конфиденциальное ненавязчивое наблюдение за резиденцией герцога. Во-вторых, послу фон Штореру следует дать указание конфиденциально проинформировать герцога через испанского посредника о том, что министр иностранных дел заботится о его защите… Однако никаких письменных заявлений сделано быть не должно»[253].
Все эти сообщения поступали на фоне ряда немецких мирных инициатив. В течение первой недели июля сэр Дэвид Келли, посол Великобритании в Ватикане, который уже направил миротворческие послания от папского нунция, встретился в Швейцарии с доктором Карлом Буркхардтом, исполняющим обязанности президента Международного Красного Креста, который передал мирное предложение из Берлина.
