– Браво! – захлопала в ладоши Люба. – Маша, ты прелесть!
Физиономия незадачливого ухажера сделалась похожей на помидор. Он побагровел, скукожился, схватился за причинное место, глаза его закатились, он начал задыхаться и обрушился на компанию своих единомышленников.
В заведении нависла гробовая тишина. Люди повернули головы. Громила задыхался от выворачивающей боли. Проглотила ком патлатая девка, под ногами у которой бился этот неудачник. Изумились мужчины, стали недоверчиво переглядываться. Пятился официант. Маша, скромно потупившись, села на свое место.
– Не садись, – предупредил Глеб, – мы уже уходим.
– Не успеем, – вдруг сказал Мишка. – Вот черт, а так не хотелось вести себя плохо…
Это было так некстати… Ну, что ж, видимо, слово «булавочка» – уменьшительное от слова «булава». «Простые» мексиканские парни вырастали из-за стола, а их физиономии превращались в кремень. У одного блеснуло что-то в руке – нож!
– Эта сучка поранила Назарио! Убейте их! – завизжала патлатая деваха.
Привстали справа трое или четверо, зашевелилось что-то в районе выхода, недовольный гул становился громче, нетерпимее. «Ну и нравы», – машинально подумал Глеб, отодвигая стул. Спецназовцы вставали, каждый контролируя свой сектор. Ничего нештатного, ситуация нормальная, всякое случалось. Но как не вовремя!
– Перестаралась я, кажется, – обреченно выдохнула Маша. – Простите меня, коллеги, ведь он даже не успел мне сделать предложение…
– Прорываемся к выходу, – пробормотал Глеб.
Их уже окружали; юркий парнишка в предвкушении забавы отодвигал стол, чтобы не мешался. Кольцо сжималось – все мужчины, все местные, все изрядно нагруженные, разгневанные, что какие-то чужаки наводят свои порядки в их прекрасной стране! «Пятнадцать человек… – отложилось в голове, – как в той самой пиратской песне…»
– Делай, как я. За присутствующих здесь дам!.. – процедил Глеб и, схватив за спинку свой тяжелый стул, вознес над головой и швырнул в гущу народа! Каждый из коллег сделал то же самое. Полетели стулья, разя мишени, падали люди, валилась мебель. Истошно визжавшая Любаша схватила увесистое блюдо и запустила им в дрогнувшую толпу. Попала кому-то в лоб, брызнули осколки.
– Ах, ты, шалунишка, – прохрипел Мишка, проводя красивый апперкот, и первый, кто осмелился к нему подлететь, удалился обратно, схватившись за пострадавшую челюсть.
Они переглянулись с Глебом, поняв друг друга с полуслова, схватили каждый со своей стороны тяжелый стол, с которого посыпались остатки еды и посуды, и, изрыгая индейские вопли, пошли на таран в направлении выхода. Вознесли его, рыча от натуги, и отправили в полет, упоенно матерясь. Трудно быть вежливым, когда ты прав. Но злые аборигены продолжали наседать, не считаясь с потерями. Любаша вертелась на одной ноге, прикрывая отход товарищей, разила носком и пяткой тех, кто подставился. Вырвался нож из переломанной руки, помчался к потолку, вернулся, красиво вонзившись в пол. Жилистая девица, превратившись в разъяренную фурию, бросилась на Машу, обидевшую ее Назарио, но девушка уже ждала – красивое движение донышком ладони сверху вниз – в нос! Состояние, как после апперкота, брызнула кровь, и девица закружилась, теряя ориентацию. На Глеба навалился рычащий, как тигр, небритый мачо, и он на миг растерялся. Бить такого по морде – только обозлить. Ударил нападавшего по артерии, в боковую часть шеи, и уже не отслеживал результат, понимая, что это больно и надолго.
Метались официанты, хватаясь за головы, из кухни выскакивали усатые повара, наперебой ругались, умоляли прекратить этот вандализм, кричали, что уже вызвали полицию. «А мы виноваты?» – думал Глеб, разбивая пустой бутылкой от «Anejo» чью-то дурную голову (отличная, кстати, текила, самая дорогая, с выдержкой не менее шести лет). За полторы минуты помещение ресторана обрело такой вид, будто по нему пронеслась орда остготов. Перевернутые столы, сломанные стулья, битая посуда, остатки еды, разбросанные по полу. Стонали люди, кто-то полз, держась за голову, оставляя за собой кровавую дорожку. Не желающие ввязываться в драку жались к стенке, выкрикивали ругательства, подбадривали «соплеменников». Самые отчаянные продолжали наседать, размахивая кулаками и ножами и перекрывая спецназовцам путь к выходу.
– Хватайте их! – вопил рябой тип, выбежавший из кулуаров. – Кто они такие?! Они заплатят за все, что натворили!!
«Из министерства мы, – прошептал Глеб, – по созданию чрезвычайных ситуаций».
– Но это несправедливо, – хрипел Мишка. – Это двойные стандарты… Ведь если разобраться, нас спровоцировали…
Последний рывок – бросились дружно, могучей кучкой. И столько ярости, драйва, напора… что мексиканцы дрогнули, те, кто не успел попасть под горячую руку, бросились врассыпную, а те, кто успел, торопливо отползали, чтобы их не раздавили обломки мебели.
– Слон в летнюю ночь… – хохотал Мишка, отвешивая тумаки направо и налево.
– Или сон в посудной лавке… – подпрыгивала Маша, истекая адреналином.
«Что же мы творим?» – мрачно думал Глеб, отшвыривая стол – последнее препятствие на пути к свободе.
Прибыло «подкрепление», трое крепко сбитых парней, явно не понаслышке знакомых со спортзалом, влетели в зал, быстро сориентировались. Но атака захлебнулась: их уже мутузили, отправляя кого в нокаут, кого в нокдаун. Мишка проделал кувырок, распрямился в воздухе, словно гимнаст; молниеносное движение стопой – и последний из «крайних» отправился в закрученный полет, гремя остатками челюсти.
– Ты мне руку отдавил… – возмущалась Люба.
– А что, мне в воздухе повиснуть? – отбивался Мишка. – И вообще, Любаша, не ори на то, обо что бьешься!
До выхода оставались метры. Те из драчунов, кто не желал обретать увечья и травмы, предусмотрительно отступали, шипя и сверкая глазами. Зал лежал в руинах, пострадавшие стонали.
– Как хорошо, что это не наш дом! Я бы такого у себя в квартире не позволила, – бормотала Маша, со страхом озирая то, что они натворили. И как все это сочеталось с «правительственной» миссией, и сколько десятилетий нужно провести в тюрьме, чтобы искупить вину за содеянное? Мишка дожимал какого-то бедолагу, отступая к двери, выворачивал его, ноги у несчастного стучали по полу, он изливался пеной.
– Отпусти его, – буркнул Глеб, – это же не тюбик, в котором кончилась зубная паста.
Мишка отшвырнул от себя обузу – и тот, как паук, перебирая лапками, куда-то пополз. Мизансцена выглядела отвратительно. Сбившиеся в кучку спецназовцы с кулаками наперевес, прикрывая друг другу спины, ждали «продолжения банкета». Но все уже кончилось. Посетители заведения теснились у стен, со страхом глядя на странных туристов. Все помещение было залито кровью. Летальных исходов, по счастью, избежали – погуляли славно, но зная меру. Глеб извлек из кармана три купюры по пятьсот песо, поманил официанта. Тот в ужасе замотал головой. Глеб пожал плечами, вторично продемонстрировал три купюры и приколол их на гвоздь, торчащий из стены, дабы не обвинили в отказе оплачивать заказ.
– Ну, пошли, – вздохнул он, – с достоинством, но быстро. Нет желающих исполнить гимн России? Черт бы вас побрал…
На улице уже орали полицейские сирены, визжали тормоза, хлопали двери. Достойного отхода не получилось.
– Атас, братва! – крикнул Глеб, устремляясь к выходу. – Мы обязаны прорваться! И прошу не забывать, что на красный свет нужно не идти, а бежать!
Прижавшиеся к стенам люди стали что-то выкрикивать, и через мгновение вся разъяренная толпа (из тех, кто еще сохранил способность передвигаться) хлынула из зала вдогонку за спецназовцами. Те оказались между двух огней, и стало страшно.
– Ой, мамочка, я сейчас рожу… – бормотала Любаша, у которой от всех этих страстей потекла косметика, и она выглядела потрясающе. – Машка, кончай на пятки наступать, да что же это такое.
Они вывалились на улицу, а там уже все орало, мигало и переливалось. Ну, прямо Новый год, хоть былину слагай – «Сказ про то, как русские спецназовцы в Мексике отдыхали». Хорошо, что рядом не было освещенных зданий, фонари не горели, темными шапками громоздились кусты и клумбы. Напротив входа остановились три полицейских джипа; из них выскакивали люди в форме, бежали к зданию, вытаскивая пистолеты.
– Все трое – направо, и в кусты, – скомандовал Глеб. – Я отвлеку полицию. И живо, не спорить тут со мной!
Он бежал без оглядки, чувствуя, что своих уже нет – умеет спецназ сливаться с темнотой, а сзади безмозглая толпа наступала на пятки. Он спрыгнул с крыльца, засеменил, махая руками, к рослому полицейскому, который мчался ему наперерез, судорожно расстегивая кобуру.
– Они там! – закричал Глеб, мобилизуя все свои знания испанского языка. – Эти ублюдки в толпе, это они учинили бойню! Помогите, офицер, они пытаются скрыться!
