«Я шаг не ускоряю сквозь года…»
Я шаг не ускоряю сквозь года,Я пребываю тем же, то есть сильнымХотя в душе большие холода,Охальник ветер, соловей могильный.
Так спит душа, как лошадь у столба,Не отгоняя мух, не слыша речи.Ей снится черноглазая судьба,Простоволосая и молодая вечность.
Так посредине линии в лесуНа солнце спят трамвайные вагоны.Коль станции — большому колесуНе хочется вертеться в час прогона.
Течет судьба по душам проводов,Но вот прорыв, она блестит в канаве,Где мальчики, не ведая годов.По ней корабль пускают из бумаги.
Я складываю лист — труба и ванты.Еще раз складываю — борт и киль.Плыви, мой стих, фарватер вот реки,Отходную играйте, музыканты.
Прощай, эпическая жизнь,Ночь салютует неизвестным флагомИ в пальцах неудачника дрожитГазета мира с траурным аншлагом.
Юный доброволец
Путешественник хочет влюбиться,Мореплаватель хочет напиться,Иностранец мечтает о счастье,Англичанин его не хотел.
Это было в стране синеглазой,Где танцуют священные крабы,И где первый, первейший из первых,Дремлет в розовых нежных носках.
Это было в беспочвенный праздник,В отрицательный, високосный,День, когда говорят о наборе,В день. когда новобранцы поют.
И махают своими руками,Ударяют своими ногами,Неотесанно голос повыся,Неестественно рот приоткрыв.
Потому что над серою башнейЗакружил алюминьевый птенчик,И над кладбищем старых вагоновПолыхнул розовеющий дым.
Потому что военная доляБесконечно прекраснее жизни.Потому что мечтали о смертиДуши братьев на крыше тайком.
А теперь они едут к невестеВ красной кофте, с большими руками,В ярко-желтых прекрасных ботинкахС интересным трехцветным флажком.
Хоть известно, что мир сепаратныйЗаключили министры с улыбкой,Хоть известно, что мирное времяУж навеки вернулось сюда.
И прекрасно женат иностранец,И навеки заснул англичанин,Путешественник не вернется,Мореплаватель мертв давно.
«Синий, синий рассвет восходящий…»
А.С. Гингеру
Синий, синий рассвет восходящий,Беспричинный отрывистый сон,Абсолютный декабрь, настоящий,В зимнем небе возмездье за все.
Белый мир поминутно прекрасен,Многолюдно пустынен и нем,Безупречно туманен и ясен,Всем понятен и гибелен всем.
Точно море, где нежатся рыбыПод нагретыми камнями скал,И уходит кораблик счастливый,С непонятным названьем «Тоска».
Неподвижно зияет пространство,Над камнями змеится жара,И нашейный платок иностранцаСпит, сияя, как пурпур царя.
Опускается счастье, и вечноЖдет судьбы, как дневная луна.А в тепле глубоко и беспечноТрубы спят на поверхности дня.
«Пылал закат над сумасшедшим домом…»
А. Минчину
Пылал закат над сумасшедшим домом,Там на деревьях спали души нищих,За солнцем ночи, тлением влекомы,Мы шли вослед, ища свое жилище.
Была судьба, как белый дом отвесный,Вся заперта, и стража у дверей,Где страшным голосом на ветке лист древесныйКричал о близкой гибели своей.
Была зима во мне и я в зиме.Кто может спорить с этим морем алым,Когда душа повесилась в тюрьмеИ черный мир родился над вокзалом.
А под землей играл оркестр смертей,Высовывались звуки из отдушин,Там вверх ногами на балу чертейБез остановки танцевали души.
Цветы бежали вниз по коридорам,Их ждал огонь, за ними гнался свет.Но вздох шагов казался птичьим вздором. Все засыпали. Сзади крался снег.
Он город затоплял зарею алойИ пел прекрасно на трубе зимыИ был неслышен страшный крик фиалок,Которым вдруг являлся черный мир.
Зеленый ужас
На город пал зеленых листьев снег,И летняя метель ползет, как пламя.Смотри, мы гибель видели во сне,Всего вчера, и вот она над нами.
На лед асфальта, твердый навсегда, Ложится день, невыразимо счастлив.И медленно, как долгие года,Проходят дни, солдаты синей власти.
Днесь наступила жаркая веснаНа сердце мне до нестерпимой боли,А я лежал водою полон сна,Как хладный труп; раздавлен я, я болен.
Смотри, сияет кровообращеньеМеж облаков, по венам голубым,И я вхожу в высокое общеньеС небесной жизнью, легкою, как дым.
Но мир в жару, учащен пульс мгновений,И все часы болезненно спешат.Мы сели только что в трамвай без направленья,И вот уже конец, застава, ад.
Шипит апрельской флоры наважденье,И пена бьет из горлышка стволов.Весь мир раскрыт в весеннем нетерпеньи,Как алые уста нагих цветов.
И каждый камень шевелится глухо,На мостовой, как головы толпы,И каждый лист полураскрыт, как ухо,Чтоб взять последний наш словесный пыл.
Темнеет день, весна кипит в закате,И музыкой больной зевает сад.Там женщина на розовом плакате,Смеясь, рукой указывает ад.
Восходит ночь, зеленый ужас счастьяРазлит во всем, и лунный яд кипит.И мы уже, у музыки во властиУ грязного фонтана просим пить.
«Томился Тютчев в темноте ночной…»
Томился Тютчев в темноте ночной,И Блок впотьмах вздыхал под одеяломИ только я, под яркою луной,Жду. улыбаясь, деву из подвала.
Откуда счастье юное ко мне,Нелепое, ненужное, простое,Шлет поцелуи городской луне,Смеется над усердием святого.
В оранжевых и розовых чулкахСкелет и Гамлет, Делия в цилиндре.Оно танцует у меня в ногах,На голове и на тетради чинно.
О, муза, счастье ты меня не знаешьЯ. может быть, хотел бы быть святымРастрачиваешь жизнь и напеваешьПрозрачным зимним вечером пустым.
Я, может быть. хотел понять несчастных,Немых, как камень, мелких, как вода,Как небо, белых, низких и прекрасных ККак девушка, печальных навсегда.
Но счастие не слушалось поэта,Оно в Париже проводило лето.
«Свет из желтого окна…»
Свет из желтого окнаПадает на твердый лед,Там душа лежит больна.Кто там по снегу идет?
Скрип да скрип, ах, страшно, страшноЭто доктор? Нет, чужой.Тот, кто днем стоял на башне,Думал с чашей золотой,
Пропадает в темноте.Вновь метель с прохожим шутитКак разбойник на Кресте,Головой фонарь покрутит.
И исчезнет, пробегая,Странный свет в глазах, больной,Черный, тихий ожидаетНа диване ледяной.
А она в бреду смеется,Руку в бездну протянув,То молчит, то дико бьется,Рвется в звездную страну.
Дико взвизгнул в отдаленьиЧерный гробовой петух.Опускайтесь на колени.Голубой ночник потух.
Дополнение к «Флагам»
Посвящается Татьяне Шапиро
«В холодных душах свет зари…»
Георгию Иванову
В холодных душах свет зари,Пустые вечера.А на бульварах газ горит,Весна с садами говорит.Был снег вчера.
Поет сирень за камнем стен,Весна горит.А вдалеке призыв сирен,Там, пролетая сквозь сирень,Автомобиль грустит.
Застава в розовом огнеНад теплою рекой.Деревня вся еще во сне,Сияет церковь на холме,Подать рукой.
Душа, тебе навек блуждатьСредь вешних вьюг.В пустом предместьи утра ждать,Где в розовом огне годаПлывут на юг.
Там соловей в саду поет,Клонит ко сну.Душа, тебя весна зовет,Смеясь, ступи на тонкий лед,Пойди ко дну.
Сирени выпал легкий снегВ прекрасный час.Огромный ангел на холме,В холодном розовом огнеУстал, погас.
«Древняя история полна…»
