1922
«Вскипает в полдень молоко небес…»
Вскипает в полдень молоко небес,Сползает пенка облачная, ежась,Готов обед мечтательных повес,Как римляне, они вкушают лежа.
Как хорошо у окружных дорогДремать, задравши голову и ноги.Как вкусен непитательный пирогДалеких крыш и черный хлеб дороги.
Как невесомо сердце бедняка,Его вздымает незаметный воздух,До странного доводит столбнякаБогатыми неоцененный отдых.
Коль нет своей, чужая жизнь мила,Как ревность, зависть родственна любови.Еще сочится на бревне смола,От мертвеца же не исторгнешь крови.
Так беззаботно размышляю я,Разнежившись в божественной молочной,Как жаль, что в мать, а не в горшок цветочныйСошел я жить. Но прихоть в том Твоя.
«Утром город труба разбудила…»
Утром город труба разбудила,Полилась на замерзший лиман.Кавалерия уходилаВ разлетающийся туман.
Собирался за всадником всадникИ здоровались на холоду,Выбегали бабы в палисадник,Поправляя платки на ходу.
Проезжали обозы по городу,Догоняя зарядные ящики,И невольно смеялись в бородуКоммерсанты и их приказчики.
Утром город труба разбудила,Полилась на замерзший лиман.Кавалерия уходилаВ разлетающийся туман.
1923
«Неудачи за неудачами…»
Неудачи за неудачами,В сентябре непогоде чета.Мы идем под забытыми дачами,Где сидит на верандах тщета.
Искривленные веники ветокПодметают пустырь небес.Смерть сквозь солнце зовет однолетокИ качает блестящий лес.
Друг природы, больной соглядатай,Сердце сковано хладной неволей,Там, где голых деревьев солдатыРассыпаются цепью по полю.
Но к чему этих сосен фаланга?В тишине Ты смеешься светло,Как предатель, пришедшая с флангаНа судьбы моей Ватерлоо.
«Друзья мои, природа хочет…»
Друзья мои, природа хочет,Нас не касаясь, жить и цвесть.Сияет гром, раскат грохочет,Он не угроза и не весть.
Сам по себе цветет терновникНа недоступных высотах.Всему причина и виновникБессмысленная красота.
Белеет парус на просторе,А в гавани зажгли огни,Но на любой земле над моремС Тобой, подруга, мы одни.
В ночном покое летней дружбы,В горах над миром дальних мук,Сплети венок из теплых рукПрироде безупречно чуждой.
«Печаль зимы сжимает сердце мне…»
Печаль зимы сжимает сердце мнеОно молчит в смирительной рубашкеСегодня я от мира в стороне,Стою с весами и смотрю на чашки.
Во тьме грехи проснулись до зари,Метель шумит, склоняя жизнь налево,Смешные и промокшие цариСмеются, не имея сил для гнева.
Не долог день. Блестит церквей венец,И молча смотрит боль без сожаленьяНа возмущенье жалкое сердец,На их невыносимое смиренье.
Который час? Смотрите, ночь несутНа веках души, счастье забывая.Звенит трамвай, таится Страшный Суд,И ад галдит, судьбу перебивая.
«На фронте радости затишие и скука…»
На фронте радости затишие и скука,Но длится безоружная война.Душа с словами возится, как сукаС щенятами, живых всего двойня.
Любовь, конечно, первое, дебелыйИ черный дрыхнет на припеке зверь.Второй щенок кусает мать в траве,Счастливый сон играет лапой белой.
Я наклоняюсь над семейством вяло.Мать польщена, хотя слегка рычит.Сегодня солнце целый день стояло,Как баба, что подсолнухи лущит.
За крепостью широко и спокойноБлестел поток изгибом полных рук,И курица, взойдя на подоконник,В полдневный час раздумывала вслух.
Все кажется, как сено лезет в сени,Счастливый хаос теплоты весенней,Где лает недокраденный щенокИ тычет морду в солнечный венок.
«Твоя душа, как здание сената…»
О.К.
Твоя душа, как здание сената,Нас устрашает с возвышенья. ноДля веселящегося меценатаОно забавно и едва важно.
Над входом лань, над входом страшный левНо нам известно: под зверинцем этимПечаль и слабость поздних королев.Мы льву улыбкою едва ответим.
Как теплый дождь паду на вымпел Твой,И он намокнет и в тоске поникнетИ угрожающе напрасно крикнетМне у ворот солдат сторожевой.
Твоя душа, как здание сената,Нас устрашает с возвышенья, ах!Для веселящегося меценатаОно еще прекрасней в ста шагах.
«Сияет осень и невероятно…»
Сияет осень и невероятно,Невероятно тонет день в тиши.Счастливый дом наполнился бесплатноВодою золотой моей души.
Сереют строчки, точно краткой мухиТанцующие ножки набекрень.Душа, едва опомнившись от мукиБестрепетно вдыхает теплый день.
Не удержать печаль в ее паденьи.Эшеров синий и ползучий дом.Пронзителен восторг осенних бдений,Пронзителен присест в совсем простом
«Мы победители вошли в горящий город…»
Мы победители вошли в горящий городИ на землю легли. Заснули мертвым сномВзошла луна на снеговые горы,Открыл окно сутулый астроном.
Огромный дым алел над местом брани,А на горах был дивный холод ночи.Солдаты пели, засыпая с бранью,Лишь астрономы не смыкали очи.
И мир прошел, и лед сошел и холод.Скелет взглянул в огромную трубу.Другой скелет сидел на камнях голый,А третий на шелках лежал в гробу.
Запела жизнь в иных мирах счастливых,Где голубой огонь звучал в саду.Горели звуки на устах красивых,В садах красивых и счастливых душ.
Так астроном убил дракона ночиА воин сосчитал на небе очи.
«Ты говорила: гибель мне грозит…»
Ты говорила: гибель мне грозит,Зеленая рука в зеленом небе.Но вот она на стуле лебезит,Спит в варварском своем великолепьи.
Она пришла, я сам ее пустил,Так вспрыскивает морфий храбрый клоун,Когда летя по воздуху без сил,Он равнодушья неземного полон.
Так воздухом питается пловец,Подпрыгивая кратко над пучиной,Так девушкой становится подлец,Пытаясь на мгновенье стать мужчиной.
Так в нищенском своем великолепьиПоэзия цветет, как мокрый куст,Сиреневого галстука нелепей,Прекрасней улыбающихся уст.
«Возлетает бесчувственный снег…»
Возлетает бесчувственный снегК полосатому зимнему небу.Грохотание поздних телегМило всякому Человеку.
Осень невесть откуда пришла,Или невесть куда уходила,Мы окончили наши дела,Свет загасили, чтобы радостно было.
За двойным, нешироким окномЗажигаются окна другие.Ох, быть может мы все об одномВ вечера размышляем такие.
Всем нам ясен неложный закон,Недоверье жестокое наше.И стаканы между оконГефсиманскою кажутся Чашей
«Померкнет день; устанет ветр реветь…»
Померкнет день; устанет ветр реветь,Нагое сердце перестанет верить,Река начнет у берегов мелеть,Я стану жизнь рассчитывать и мерить.
Они прошли, безумные года,Как отошла весенняя вода,В которой отражалось поднебесье.Ах, отошел и уничтожен весь я.
Свистит над домом остроносый дрозд,Чернила пахнут вишнею и морем,Души въезжает шарабан на мост.Ах, мы ль себе раскаяться позволим?
Себя ли позовем из темноты,Себе ль снесем на кладбище цветы,Себя ль разыщем, фонарем махая?Себе ль напишем, в прошлое съезжая?
Устал и воздух надо мной синеть.Я, защищаясь, руку поднимаю,Но не успев на небе прогреметь,Нас валит смех, как молния прямая.
«На мраморе среди зеленых вод…»
