покое.
Ни один мужчина не в состоянии выполнить то, о чем я просила. Они просто неспособны на это. И задумчивый оценивающий взгляд Хельтайна подсказал мне, что я права.
— Две клятвы за два дня, — с усмешкой пробормотал он, словно говорил сам с собой. — Вы, островитяне, крайне недоверчивы.
Я ждала. Ждала, когда он отступится, но к моему величайшему удивлению тритон вдруг протянул мне руку. Я покосилась на нее, как баран на новые ворота.
— Ты требуешь клятву, матушка, — фыркнул Хельтайн. — Так давай принесем ее.
Слабо понимая, что именно он от меня хочет, я пожала его ладонь и заметила, что на бледной коже его запястья была черная точка размером с комара. Ногти на его пальцах вдруг удлинились, превращаясь в когти. И пока я переваривала эту метаморфозу, острый коготь уже впился в мою кожу.
Я зашипела от боли, а он размеренно начал:
— Я, Хельтайн, клянусь тебе, Абигайль, что…
Тритон повторил мои требования слово в слово, и стоило ему замолчать, как кровь вдруг пришла в движение. Она растеклась по нашим ладоням, а затем устремилась к его руке, в место чуть ниже первой отметины, и превратилась в новую точку.
— Теперь ты довольна, матушка? — усмехнулся он.
— Буду довольна, когда ты нарушишь клятву, — отрезала я.
— Этого не случится. Никогда.
В ответ я лишь фыркнула. В конце-концов, он всего лишь мужчина.
* * *
Уйдя к высокой скале, я сидела на самом ее краю и наблюдала за набегающими на берег волнами и пляшущий над ними Туман. Было в нем что-то магическое, в Тумане, магическое и успокаивающее. Когда я смотрела на него, все невзгоды и тревоги отступали, и оставались лишь мы вдвоем — я и Туман.
Мне всегда нравилось смотреть на воду, даже тогда, когда я еще была просто Наташей, а теперь наблюдение за ней стало моей единственной отдушиной.
Повинуясь порыву, я протянула руку и завороженно стало наблюдать, как он оставляет свой вольный танец и движется ко мне, отвечая на мой немой зов и желая коснуться моей плоти.
— Что значит быть твоей «Дочерью»? — спросила я его. — Почему именно я? Почему из всех людей, именно меня ты вырвал из моей жизни и притащил сюда?
Ждать ответа было глупо. Но я почему-то все равно ждала, что он заговорит. Однако рядом раздался другой, скрипучий, голос.
— Знаешь ли ты, что такое Туман для нас? — спросила меня Бальба.
Я не слышала, как она подошла, будто колдунья была бесплотным призраком. Устало выдохнув, я убрала руку, и Туман тут же вернулся к игре с волнами. Злиться на колдунью у меня уже не было сил. Но и разговаривать с ней желания не было, поэтому я промолчала в надежде, что она уйдет.
Она не ушла.
Бальба встала рядом со мной и взглянула на горизонт. Ветер раздувал ее платье и доносил до меня ее запах — запах полевых трав и голубики. Приятный аромат, чего не сказать о его обладательнице.
— Туман наш защитник и хранитель, — проговорила она. — Многие века он окутывал шхеры [1] и не давал людям с материка добраться до наших земель. Туман — яд для всех, кто не был рожден на островах. Без него нас бы давно захватили. Но Туман слабеет.
Похоже разговора все же не избежать. Растерев лицо, я уточнила:
— Что значит «слабеет»?
— Отступает от наших берегов, — недовольно ответила колдунья и посмотрела на меня, ее взгляд я ощутила всем телом. — Поэтому ты здесь, Наталья, принявшая имя Абигайль, Туман отыскал тебя и выбрал своей дочерью. Ты должна вновь вдохнуть в него жизнь.
Русло, в которая потекла беседа мне, не понравилось, а особенно это выражение «вдохнуть жизнь». Уж не скажет ли сейчас Бальба, что мне предстоит взойти на жертвенный алтарь и напитать его своей кровью?
С нее станется. Кто знает, кого она уже сварила в своем котле.
Я напряглась, а ведьма продолжила:
— В день весеннего равноденствия, до которого осталось сорок оборотов луны, ты должна будешь исполнить ритуал.
— Что за ритуал? — спросила я с растущим беспокойством.
— Танец, — хмыкнув, отозвалась колдунья, будто прочтя мои мысли.
Я покачала головой.
— Туману придется найти себе другую Дочь. Я своим танцем отпугну его и заставлю бежать до самого материка. Из меня не лучшая плясунья.
— Туман никогда не ошибается. Он выбрал тебя. И только тебе под силу вернуть ему силу. А откажешься и вскоре увидишь, как Туманные Острова начнут тонуть в реках крови, а Лейла окажется под каким-нибудь варваром, который захочет воспользоваться ее красотой.
Ее слова вспыхнули перед моими глазами слишком живо. Как наяву я увидела горящие поселения, орущих женщин, мужчин в доспехах, которые врываются в замок и уничтожают все на своем пути.
За что мне все это? Почему я?
Ком встал в горле, и я уронила лицо в ладони, готовая завыть от отчаяния.
— Я не могу, — прошептала я. — Не могу. Это не для меня.
— Можешь, Абигайль. Ты можешь, — проговорила ведьма, а затем толкнула меня в спину, и я с визгом полетела вниз.
ГЛАВА 10
Тьма опутывала меня склизкими щупальцами и тянула на дно. Мне было страшно. Я брыкалась и пиналась изо всех сил, стараясь избавиться от ледяных прикосновений самой смерти. Но чем больше я дергалась, тем глубже погружалась, тем холоднее и страшнее мне становилось.
Нет! Я не умру так! Я хочу жить!
Однако меня неумолимыми вестниками грядущей гибели затягивало в омут воспоминаний. Я видела вечно недовольного мной отца, который никогда не упускал повода язвительно пошутить над моей внешностью, видела, как он бросал мне прямо в лицо платья и говорил, что лишь они могут скрасить моё уродство, видела маму, которая всегда молчаливый наблюдала за этими унижениями и решалась вставать на мою защиту, только если от отца совсем заносило. Я вспоминала ехидные улыбки брата, пренебрежение во взгляде его друзей, жалость и снисхождение в лицах его девушек.
Меня никогда не ценили, не принимали такой, какой я была. И чтобы оставаться собой, пришлось остро наточить зубы и скалиться на всех, кто требовал от меня быть другой. Только так я могла сохранить себя.
Но сейчас, перед безликим лицом холодной смерти, все это казалось таким незначительным и глупым, таким неважным и бессмысленным, что я рассмеялась бы если бы могла. Ведь что я делала? Я растрачивала себя и свою жизнь на обиды прошлого.
Вся моя личность, то моё «я», за которое отчаянно цеплялась и которое защищала, рыча и
