я предстала перед светом луны и всем миром обнаженной, прекрасной и чистой.
Капли воды сияли на молочно-белой коже, мокрые волосы облепили лицо, и я зачесала их назад, мельком заметив, что одна из прядей была седой, но уже через мгновение забыла об этом, ведь картина, представшая моим глазам, пробирала до дрожи и заставила каждую клеточку в теле звенеть от переполняющей ее мощи.
На берегу Пустоши стояли десятки женщин, десятки ведьм. Их волосы, дикие и распущенные, плясали от порывов ветра, а изящные тела были прикрыты лишь полупрозрачными белыми рубашками. Они держали факелы, что тенями танцевали на их лицах, и высокими голосами пели странную, незнакомую, но до боли красивую песнь.
А первой стояла Бальба, но была она не старухой, а молодой женщиной невиданной красоты, которая обхватывала ладошку Лейлы. А та глядела на меня с чистейшим восхищением и протягивала мне сложенное белоснежное платье и венок из полевых трав.
— Мама… — прошептала она, а Туман донес до меня ее шепот.
— Славься Дочь Туманов! — прокричала Бальба. — Торжествуйте воды Иильги, ветра Друрги и земли Йойли! Возрадуйся Хозяйка Туманов и прими свое дитя!
Небеса прогремели, хлынул дождь, ведьмы запели громче. А я закрыла глаза и улыбнулась.
Теперь я Абигайль. И больше я не отступлю и не усомнюсь в своей судьбе. Ни за что.
ГЛАВА 11
Келленвайн
Острые шпили башен постепенно показывались из-за пелены тумана. И я с растущим напряжением, стягивающим желудок в морской узел, наблюдал, как замок становился все ближе и ближе.
— Высматриваешь свою женушку на пристани? — спросил появившийся рядом Микул.
Хватило лишь одного взгляда, что бы друг вскинул ладони в поражении и ухмыльнулся.
— С правящего острова точно не было никаких вестей? — прищурившись, спросил я.
— А почему они должны быть? — хмыкнул Микул, вставая ко мне плечом к плечу.
Я сжал челюсти и до побеления стиснул рулевое весло.
Верно, обычно вести приходили, лишь если происходило что-то ужасное — то, о чем я как ярл должен был знать. Мой отец всегда говорил: «Нет вестей — самые хорошие новости». Но я чувствовал — не в этот раз.
Проклятая колдунья явно выкинула что-то. Это она, я не сомневался. Ее злющий взгляд, которым она одарила меня в нашу последнюю встречу, не выходил из моих мыслей. С таким взглядом она не стала бы сидеть, сложа руки, поэтому все дни в пути и на северных островах я ждал вестей, о том, что она спалила замок, наложила на себя руки или придушила Катарину — что-то должно было произойти.
Но вестей не было.
И это напрягало меня только сильнее.
За минувшую дюжину дней Абигайль окончательно истрепала мне душу. От нее нигде не было покоя. Неважно, что я делал — спал, мылся, сражался с тритонами, был с воинами, тренировался с Микулом, она следовала за мной по пятам, как невидимый призрак, посланный морским дьяволом, терзала мысли смолисто-дымным, хвойным запахом можжевельника и сладко-терпким ароматом ежевики.
Треклятая ведьма.
Что за колдовство она наслала на меня? Почему я, с самого детства лишенный способности слышать запахи, так ярко чувствовал, как пахла она? Каким приворотом она одурманила меня?
Стиснув зубы до скрипа, я, как наяву, увидел ее, запертую в своих покоях, после того, как она чуть не уничтожила портрет Дафны и не убила Катарину. Абигайль всегда смотрела на меня болезненным, отвратительным до тошноты взглядом, переполненным сумасшедшим обожанием. Но в тот раз в ней что-то изменилось — она была напугана, глядела на меня, как на незнакомца, с будоражащим привкусом ненависти.
Раньше Абигайль кидалась на меня, стоило только появиться в поле ее зрения, но в тот раз она чуть не вывалилась в окно, стремясь оказаться от меня, как можно дальше. И едва я коснулся ее бархатистой и мягкой на ощупь кожи, мой разум взорвался — оказался разгромлен сразившим его наповал исходившим от нее ароматом.
Тряхнув головой, я попытался избавить мысли от ее образа, но как мне было забыть стройную фигурку, льнувшую ко мне лозой, как мне было выбросить из треклятой памяти вкус ее губ, как избавиться от охватившего меня желания немедленно овладеть ей на том самом гребаном пиру, прямо на столе с яствами, на глазах у всех?
Собственные разум и тело предали меня.
В груди утробно зарычала злость, опалившая мои внутренности. И я сжал рулевое весло так, что оно едва не начало крошиться в моих руках.
Нет, Абигайль лучше не быть на этом гребаном причале, иначе я задушу ее собственными руками.
«Не думай о ней, — взмолилась в моей голове Дафна. — Хватит терзать меня своим предательством. Перестань все время воскрешать в памяти ее образ».
Ее слова раскрошили мои ребра тараном, заполняя внутренности вязкой мукой и темным отвращением к самому себе.
Нет, Даф… Не говори так. Морской дьявол меня поглоти, не говори так.
«Ты принадлежишь мне, не ей!» — слышал я ее крик.
Я зажмурился, пытаясь представить золотые локоны Даф, но вопреки моей собственной воле перед мысленным взором вспыхнули лишь наполненные гневом синие глаза, и я едва сдержался, что бы не зарычать на всю округу.
Мне нужно было попасть в комнату Дафны. Я цеплялся за эту мысль с отчаянием утопающего. Во мне клокотала потребность ворваться в ее спальню, рухнуть на колени и молить о прощении. Только так я мог смыть с себя грязь мыслей об Абигайль. В месте, где все дышало Дафной, — лишь там я смог бы вернуть себе трезвый рассудок.
— Вид у тебя нездоровый, — хмуро заметил Микул.
— В лекари заделался? — мрачно спросил я, открывая глаза и ненавидя себя в этот миг так яростно, что этой ненависти хватило, чтобы намертво отравить все Туманные острова.
— Не хочешь — не говори, но продолжишь удерживать все в себе, и скоро рванешь, как пороховая бочка, — отозвался друг.
Я со свистом втянул воздух через стиснутые зубы и тряхнул головой.
— Тогда в этот час тебе лучше быть от меня подальше.
Пристань была все ближе, я угадывал знакомые лица слуг замка, рыбаков, видел Катарину, но ни Абигайль, ни Лейлы не было. И это почему-то лишь усилило мою злость, а потом она и вовсе возросла троекратно, заставляя кровь закипеть, потому что я понял, что опять. Думаю. О гребаной. Колдунье.
«Ты слишком жесток ко мне. Хватит… Хватит меня мучать», — с укором прошептал голос Даф.
А я в слепой ярости не знал, куда мне деваться от этого. Как мне избавиться от полоумного наваждения?!
