гостеприимство, говорят: «Ну, вы поняли, кто мы такие. После войны мы напомним о себе и отблагодарим вас».
Я мысленно пожелала им удачи, но не сказала ничего вслух… Так я их не увидела больше, а как взглянула в газете на фотографию, то узнала в нем того, кто помоложе, с ним ходила в Остер.
В моих глазах капитан Гнедаш — лучший из людей, которых я когда-либо встречала в жизни.
В нем удивительно сочетались спокойствие, твердая убежденность в громадной пользе того дела, которое он делал, смелость необыкновенная, ум, выдержка, большая сила воли — все это сквозило в каждом его взгляде, в тоне разговора, в каждом его движении, в его действиях.
Человек это был необыкновенный, редкий, как я теперь вижу. Он не считал нужным сильно маскироваться, но и не раскрывал себя. И хотя я следила за каждым его шагом, все же до конца понять его не могла. Он не говорил лишнего, не старался понравиться, но невольно вызывал восхищение. Вот таким мне запомнился капитан Гнедаш…»
Эти два человека, судя по описанию, были Ким и Тиссовский.
И отрывок второго письма, полученного сестрой Кима Анной Савельевной в начале января 1971 года:
«…Война нас застала в лесничестве. С первых дней войны муж был назначен командиром истребительного батальона.
Когда немцы заняли Междуречье, мой муж помогал выводить из окружения красноармейцев в сторону Сварамья, к Киеву. Киев еще не был взят. После того как немцы заняли г. Остер, муж был арестован по доносу предателей и в начале 1942 года расстрелян. Я осталась с детьми Леней, Мишей и Валиком в лесничестве. Началась страшная травля со стороны полиции и лесничего Проховского на меня с детьми (в то время в лесничестве была своя полиция). Я всего не могу описать, что мы пережили, об этом не напишешь. Нас выгнали с квартиры, и мы жили в разваленном сарае. Партизанских отрядов в то время не было. И вот 17 июня 1942 года вдруг пришла радостная весть, что полицаи ночью разбежались и никого нет из них в лесничестве, причиной их побега было то, что появились вооруженные партизаны-парашютисты. Они-то и навели такой страх и ужас на весь Остерский район. Они спасли много молодежи от угона их на рабство в Германию. Тот, кто пережил оккупацию фашистов, тот может понять, какая была для нас радость и какое было для нас спасение от этих пыток, что мы перенесли от полицаев.
Появление этих смелых людей, наших спасителей, во главе которых был Кузьма Савельевич Гнедаш, в то время это просто было каким-то чудом. И так у всех людей появилась надежда и желание мстить врагу чем только можно, благодаря Киму, который умел организовать боевые группы, а потом отряды и соединения. Я со своими тремя сыновьями пошла в партизанский отряд, ходила в разведку с Мишей в Прилуки — Ромны. Два старших сына, которым было тогда — Лене 17 лет, а Валику 15, оба были в диверсионной группе, ходили минировать железные дороги по заданию Кима. Вспоминать о Гнедаше как об истинном герое нельзя без гордости…
Однажды он, посылая Мишу в разведку, попросил его зайти еще к вам в Салогубовку, чтобы узнать за вас и за мать, и вместе с тем, чтобы вы узнали, что он жив. Я тогда сильно была больна, у меня на ноге был нарыв. Идти с Мишей я не смогла. И Миша отправился в этот путь сам. С каким нетерпением ждал Ким его прихода, как он переживал за него. Немцы на партизан послали в то время карательную экспедицию, и кругом горели леса. Мы потеряли надежду увидеть Мишу. И вдруг он появился и принес от вас фотографию и кусок пасхи. Если бы вы могли увидеть тогда картину этой встречи Кима с Мишей, вы бы без слез не могли смотреть. Он его целовал, как родного сына. И в подарок в память отдал свой малюсенький пистолет. Он очень любил моих ребят, особенно Мишу. Жаль, что он погиб, во многом было бы иначе. Ким был строг и справедлив. Он умел ценить людей».
Глава IX
ПРИЗЕМЛЕНИЕ
И снова зал в старинном особняке. И снова в нем собрались те же, что и полгода назад. Те же и в то же время не те. Что-то объединяет их, словно они знают какую-то тайну. Они и в самом деле знают ее. Учение окончено. Впереди — заброска в тыл к немцам. Многие ли вернутся? Четверть века спустя я найду лишь одного из них — Ваню Курского. Стареющий штабист-подполковник подойдет ко мне на Тверском бульваре. Сядет рядом, закурит и долго будет молчать, прежде чем начнет свой печальный рассказ. А тогда — в ту минуту — эти парни и девушки стояли уже у порога…
К ним обращается генерал и желает им успешной работы:
— Все, что мы могли вам дать за эта месяцы, мы вам дали. Дальнейшее зависит от вас. От вашего ума, дисциплины, выдержки. Помните: вы — представители Красной Армии в тылу врага. Достойно несите же это высокое звание.
Он помолчал. Потом продолжал:
— И еще помните: ваша работа нужна для победы, результаты ее, то есть поступающие от вас данные, будут ежедневно докладываться в Ставке Верховного Главнокомандования и лично товарищу Сталину.
Напряженная тишина. Только слышны мерные удары маятника больших старинных часов.
— Вопросы есть?
Пауза.
— Вопросов нет, Всё ясно, товарищ генерал, — ответил старший сержант Уколов, он же Ваня Курский.
— Разрешите вопрос, — краснея от своей смелости, сказала Клара и, когда генерал кивнул, спросила:
— А как с письмами? Что можно сообщать родным? Ведь они будут ждать писем от нас…
— С письмами
