нет — у меня особо и не было времени, чтобы об этом раздумывать. Но когда он уходил, я видела, что его туча стала белой, с лёгким золотистым отблеском по краям, будто сквозь неё пыталось пробиться солнце.
Доев круассан, я мысленно пробежалась по недавним событиям. Теперь стало понятно, отчего Фрэнсис была вчера такой дёрганой, когда забирала нас из школы. Они с дядей Виком, должно быть, знали, что мистер Фоггерти неизбежно подвергнет себя опасности во время своей миссии. Я даже обрадовалась, что они не рассказали мне слишком много. Мне стало спокойнее оттого, что это уже в прошлом. Это тоже были проделки Отродий? Если так, то я совсем не была уверена, что хочу в это ввязываться. А та чёрная сумка была переправлена на верхушку холма в Пендл-Хилл — снова этот Пендл-Хилл. Мне нужно было узнать, какая тут связь. Я уже в третий раз слышала упоминание об этом месте.
Я предполагала, что если мистер Фоггерти смог доставить кого-то в Пендл-Хилл из Центрального Манчестера, то у него ТОЧНО всё в порядке. Теперь он наверняка собирался затаиться, уйти с радаров: ведь раз люди из телевизора утверждают, что это тот же самый человек, что вмешался в дело с ливерпульским автобусом, значит, там было и несколько видевших его свидетелей.
На кухне появилась мама, одетая в какое-то знакомое бархатное платье бутылочно-зелёного оттенка. Я озадаченно разглядывала его, пока мама не объяснила:
— Да, солнышко, это платье Фрэнсис. Она сказала, что я могу его забрать, потому что ей оно длинновато, она вечно в нём спотыкается.
Мне стоило бы сказать, что на маме оно смотрится потрясающе, однако я молча размышляла о том, зачем она так разоделась на репетицию.
— Папа сказал, что случилось ещё одно странное происшествие.
— Да, вроде того, — ответила я. — Кто-то пришёл в ресторан в Манчестере с сумкой, набитой чёрными георгинами.
Я понизила голос до шёпота:
— Один наш знакомый остановил его и привязал к камню на каком-то холме в сельской местности.
Мама побледнела.
— Фогги, — прошептала она. — Им стоило бы держать меня в курсе. Пендл-Хилл.
Она опустилась на стул и приложила ладонь к губам.
— Когда же это кончится, Розмари? — сказала она мне, но у меня было такое чувство, что на самом деле это не вопрос.
— Что такого особенного в этом Пендл-Хилл, мам? — спросила я. — Зачем он забрал того типа туда и к чему тут эти цветы?
Она смотрела в пространство отсутствующим взглядом.
— У колдунов чёрные георгины означают предательство и бесчестье. Во времена судов над ведьмами и колдунами свершилось немало бесчестья, и многим довелось почувствовать на себе предательство близких.
— Что? — спросила я, слегка холодея от недобрых предчувствий.
Мама вздохнула:
— У меня особо нет времени, чтобы подробно рассказывать об этом всё утро, Рози, но если в двух словах, то вот: в 1612 году нескольких мужчин и женщин из Пендл-Хилл повесили за колдовство. Там был большой судебный процесс, на котором их обвинили в колдовстве и убийстве взрослых и детей. Их признали виновными и повесили. Фогги — прямой потомок Элизабет Ловкинс, одной из осуждённых, а Филлис, Фрэнсис и дядя Вик в родстве с другими; так что это место для них много значит. Да и вообще для всех, кого это коснулось. Меня не удивляет, что мистер Фоггерти отправился туда…
В этот момент в дверях кухни появилась Лоис, которая крепко стискивала Би и выглядела заспанной, но весёлой. У меня было столько вопросов к маме! Этот рассказ открыл передо мной множество разбегающихся тропинок, которые мне хотелось разведать. Кем были те люди из далёкого прошлого, с которыми оказались в родстве наши постояльцы? Неужели мистер Фоггерти забрал того человека в Пендл-Хилл лишь из-за того, что какие-то его родственники жили там давным-давно? Звучит нелогично. За этим должно было стоять нечто большее. Как всё это поможет обнаружить местонахождение Филлис? О червоточинах я почти ничего не знала, но предполагала, что кое-какие ответы найдутся у Эди, и не могла дождаться встречи с ним, чтобы решить, когда мы снова пройдём сквозь портал.
У меня не было возможности увидеться с ним до большой перемены.
— Получила твоё сообщение, Эдс, — сказала я уголком рта, как бы невзначай проходя мимо него по школьному двору.
— Не называй меня Эдс, Розмари. Меня это бесит.
— Ну извините.
— Ничего, если до четверга я не смогу зайти? Завтра у Джа-Джа день рождения, так что я не смогу сбежать. — Джа-Джа — такое прозвище Эди дал своему младшему брату. — Ты сможешь пождать?
Он смотрел на меня с тревогой, а его большие карие глаза были наполнены сочетанием нетерпения и трепета — полагаю, вы бы назвали это смятением.
— Да, ладно, тогда заходи сразу после школы. Я найду способ отвлечь Фрэнсис.
Я нагнулась и сделала вид, что завязываю шнурки, а затем выпрямилась и продолжила идти размеренным шагом, будто нашего разговора вовсе и не было.
Вечером я принялась лихорадочно искать в интернете информацию о суде над колдунами из Пендл-Хилл.
Я выяснила, что в 1612 году дочь Элизабет Ловкинс, Ализон, обвинили в том, что она сделала калекой бродячего торговца по имени Джон Родд, потому что тот не продал ей булавки. Джон Родд сказал, что она наложила на него проклятье, из-за которого его разбил паралич, и Ализон призналась в этом после допроса мирового судьи (это кто-то вроде главного полицейского), человека по имени Роджер Немилл.
Ещё одной семьёй, проходившей по тому делу вместе с Ловкинс, были Стругглы, которых тоже обвинили в колдовстве вместе с несколькими другими людьми. Роджер Немилл задался целью отдать под суд многих местных жителей, и в результате десять человек, все из округи Пендл-Хилл, были признаны виновными и повешены на Висельной Горке в Ланкастере. Но про Мела Вайна там ничего не было.
Я вышла из интернета, потому что мама позвала меня ужинать. Я всё ещё не могла разобраться, что заставило мистера Фоггерти привести того человека в Пендл-Хилл — разве что это была полная глушь, а значит, удачное место для того, чтобы без проблем взорвать там сумку с чёрными георгинами.
У меня не было возможности расспросить Фрэнсис про мистера Фоггерти, про его задание и про то, всё ли с ним в порядке. А когда пришла мама, Фрэнсис снова скрылась. Дядю Вика тоже было не видать.
— Как тебе Маркус? — мамин вопрос прервал мои мысли.
— Ну, он ничего, — равнодушно сказала я, запихивая в рот спагетти болоньезе.
— Что значит — ничего? — Мамины глаза слегка сузились, и она склонила
