Она не особенно поняла, кем был Папаша, и захотела ему написать. «Могу помочь», – предложил ее друг. «Я и за это заплачу». Новой дешевой почтой за пенни мог воспользоваться даже уайтчепелский нищий. Однако, поразмыслив неделю, она решила лично увидеться с этим добрым джентльменом. Через туннель до Блэкхита от Уайтчепела было всего шесть миль. «Может, он пособит мне, когда увидит, – сказала она товарищу. – В худшем случае просто откажет».
Люси Доггет была на сносях.
Что может быть лучше аромата дымящегося ростбифа, который нарезают на подсобном столике? Хрустящая коричневая корочка, затем слой жира, далее мясо – розовое и чуть кровянистое в середке; нож входит в него, как в масло, выпуская сок. Сравниться с ним могут разве что цыплята, бараньи отбивные la jardinière, телятина с рисом, утка à la Rouennaise или ветчина с горошком.
Обед снова оживился. К мясу подали кларет – отменного качества. С его появлением Мэри Энн учтиво возобновила беседу с пожилым джентльменом, сидевшим справа. Взглянув через стол на Папашу, она поняла, что все предпочли забыть о возмутительной глупости юного Мередита. Папаша разглагольствовал о рододендронах, которые выписывал для сада из Индии. Силверсливз объяснял престарелой леди устройство дымоотвода для подземной железной дороги. Капитан Барникель расписывал прекрасные формы нового чайного клипера. Пенни вслух размышлял, на что сгодится Кристалл-Палас после выставки, а его жена рассказывала, что за день до нее выставку в очередной раз посетила королева. Мэри Энн, сама того не слишком желая, украдкой взглянула на Мередита.
Женщина подумала, что не пройдет и года, как он, чем бы ни занимался в Индии, вступит в полк. Представить его в алом мундире было легко. Он будет писаным красавцем. Отпустит ли усы? Сейчас он был гладко выбрит, но Мэри Энн безотчетно добавила их и чуть задохнулась. Они будут золотисто-каштановыми, как шевелюра, довольно длинными и шелковистыми. Женщины будут сохнуть, подумала она, и, почти не помня себя, уставилась вдаль, пока пожилой джентльмен не кашлянул, чуть напугав ее и напомнив, что она совершенно о нем забыла.
К последней перемене блюд даже Папаша поступился пуританскими правилами и разрешил подать их больше шести. Но викторианский обед завершался двумя блюдами. Для тех, кто еще не наелся или не любил сладкого, подавали нечто солидное: перепелов, цыпленка под майонезом, густо нашпигованную салом индейку или зеленый горошек à la française. Сменяли их – иначе говоря, освежали нёбо – мороженое и суфле. Но тем, кто хотел чего-нибудь послаще, предоставлялся волшебный выбор: компот из вишни, шарлотка по-русски, желе с мадерой, клубника, выпечка. Снова подавали кларет и сладкие вина.
Сидевшие за столом разбились на группки. Выполнив долг и побеседовав несколько минут с пожилым джентльменом, Мэри Энн была рада вновь обратиться к юному Мередиту. Ощущая себя заговорщицей, она рискнула попросить:
– Не расскажете ли мне об индийских богах? Они и правда так ужасны?
– Религиозные тексты индусов такие же древние, как Библия, а то и старше, – заверил он ее. – Они написаны на санскрите, имеющем общий корень с нашим языком.
Его энтузиазм был заразителен, и он так здорово говорил о Вишну и Кришне, что она взмолилась – еще! – и он расписал сказочные дворцы магараджей, их слонов, их тигровую охоту; он вызвал к жизни картины удушливо-знойных джунглей и плавучих гор. Она осознала, что этот юный аристократ-авантюрист скоро познает мир и станет намного мудрее, опытнее и интереснее, чем выпадет ей во веки веков.
– Хотела бы я поехать с вами, – произнесла она негромко, почти не думая о смысле своих слов.
Потом заметила, что Эдвард пристально наблюдает за ней. Он превосходно разбирался в некоторых вещах. Пивоварня была одной из них. Он знал, что пиво должно быть крепким, а его слово – священным. Эдвард умел быть здоровым и добрым малым, отличным спортсменом, ибо все это шло на пользу бизнесу в сей благородный век. И он понимал в рентабельности и простой бухгалтерии; знал из баланса, что его активы, будучи древними, во много раз превосходили свою стоимость. Короче говоря, на свете не было человека надежнее его – честного пивовара.
Сознавал он и то, что население Лондона стремительно росло; все сословия, кроме нижайших, благодаря империи богатели; пивоваренный завод Буллов с каждым годом производил все больше пива, и если так пойдет дальше, то его обожаемая старая пивоварня с бодрящими душу кирпичными зданиями и густым солодовым духом сделает его весьма состоятельным человеком.
Эдвард также понял, что его жена и молодой Мередит уделяли друг другу слишком много внимания. Бояться нечего: впредь они не увидятся. Он позаботится, чтобы этого не случилось. Но все равно испытал раздражение. Ему захотелось поставить на место этого назойливого юнца.
Возможность вскоре представилась. Супруги Пенни, все еще оживленно обсуждавшие Великую выставку, упомянули прекрасные секции Франции и Германии, и тут вмешался Силверсливз.
– Французы – южане с кельтскими корнями, а потому превосходны в искусстве, – заметил он. – Но если взять машины, то немцы производят поистине грандиозное впечатление. И в этом, согласитесь, очень похожи на нас. Порядочный, практичный народ. Современные римляне. – Он глянул через стол. – Империи создаются людьми практичными, мистер Мередит. Вам лучше поизучать германцев, чем индийских богов.
Такие взгляды стали довольно популярны в Англии. В народе говорили, что англосаксы, в конце концов, относились к германской расе, а протестантизм тоже зародился в Германии. Немецкой была и королевская семья; муж королевы – вдохновитель Великой выставки – немец до мозга костей. Промышленно развитый, самодостаточный северный народ, не слишком сильный в искусствах, но в высшей степени практичный – такие качества пришлись викторианцам по душе. Они решили уподобиться немцам, каким-то образом позабыв, что в них намешано много всякого – кровей кельтских, датских, фламандских, французских и прочих и прочих.
Эдвард воспользовался случаем.
– И все же между империями нашей и Римской есть разница, – заметил он добродушно. – Возможно, мистеру Мередиту следует ее учесть. Наша империя не склонна к завоеваниям. Ни малейшего поползновения! Римлянам были нужны армии. Нам – нет. Все, что мы предлагаем отсталым странам, – преимущества свободной торговли. Она несет им цивилизацию и процветание. Я смею надеяться, что настанет день, когда она цивилизует весь мир и армии больше вообще не понадобятся. – Он мягко улыбнулся Мередиту.
– Но, Эдвард, – возразила Мэри Энн, – у нас огромная армия в Индии.
– Ничего подобного, – ответил тот.
– И на самом деле ваш муж совершенно прав, миссис Булл, – вежливо вмешался Мередит. – Подавляющее большинство войск – индийские полки, сформированные на месте и оплачиваемые индусами. Почти полиция, – улыбнулся он криво.
– Отрадно слышать, что вы согласны, – ухватился за это Булл. – И обрати внимание, Мэри Энн, на слова мистера Мередита: «оплачиваемые индусами». С другой стороны, британская армия оплачивается британским налогоплательщиком, то есть деньгами, заработанными в поте лица. Если мистер Мередит станет кадровым офицером, его задачей будет защита наших торговых интересов. А коль скоро, – теперь он вознамерился жестко поставить юнцу на вид, – я буду платить мистеру Мередиту и его подчиненным, то цена должна быть низкой, насколько это возможно. Если только, – добавил он сухо, – мистер Мередит не сочтет, что я не доплачиваю налогов.
Это, конечно, прозвучало оскорбительно. Мэри Энн побагровела от стыда. Но Булл отлично знал, что говорил дело. Мало кто мог ему возразить. Правда, некоторые отводили Англии бо́льшую роль. Недавно на обеде в Сити Эдвард сел рядом с Дизраэли – надоедливым, по его мнению, политиком, голова у которого была забита дурацкими мечтами об имперском величии. Парламентское большинство куда охотнее склонялось на сторону солидных вигов, вроде мистера Гладстона, который ратовал за свободную торговлю, минимальные государственные расходы и низкие налоги. Даже такие зажиточные люди, как Булл, облагались лишь трехпроцентным налогом. И он считал, что этого вполне достаточно.
– Я не хочу повышения налогов, – спокойно произнес Мередит.
– А разве не важно вероисповедание народов, которые населяют империю? – напомнила зятю Эстер. – Мы направляем миссионеров… – Она умолкла, ожидая поддержки.
– Разумеется, Эстер, – твердо ответил тот. – Но уверяю вас, на практике религия следует за торговлей, а не наоборот.
Это было чересчур. Сначала Эдвард оскорбил Мередита, а теперь раздувался, как индюк. Общество начинало бесить Мэри Энн. Такие невежественные и такие самоуверенные!
– Эдвард, а вдруг индусы и прочие народы империи не захотят исповедовать нашу веру? – спросила она с издевкой. – Эстер, а ты не думаешь, что они предпочтут сохранить своих богов?
