переправиться только королю с приближенными особами, а прочим
шведам запретил давать суда. Некоторые тогда же толковали, что
очаковский паша потому именно не пускает шведов, что с ними
находится Мазепа и козаки: турки мстят теперь козакам за то, что
они делали нападение на Очаков. Другие подозревали даже, что
турки нарочно хотят задержать шведов и Козаков, чтоб их выдать
русским и за то получить от царя награду. Тогда шведы и козаки
725
обратились к купцам, приехавшим с товарами^ и обещали им
немало денег, лишь бы они дали суда переправиться на другую
сторону. Купцы артачились, хотели сорвать с них побольше и
отговаривались тем, что не смеют этого сделать без дозволения паши. Так
прошел целый день, прошла за ним ночь. Утром 7 июля (18 нов.
ст.) шведы самовольно начали хватать суда, бросая, однако, за них
деньги хозяевам, и поплыли. В одном судне сел король с Мазепою, генералы и козацкие старшины: запорожцы были у них гребцами.
Хозяин судна, увидя, что королевские офицеры и драбанты хотят
взять другое судно, поднял крик и требовал, чтобы шведы вернулись
назад. Шведы не слушали. Турок кричал: <Стрелять!> Шведы стали
показывать ему карабины и сабли. Однако все ограничилось
взаимною перебранкою. Турки успокоились и даже помогали шведам
и козакам в переправе, потому что им заплатили по два червонца
з>а каждого человека. Козаки переправлялись вплавь, держась за
хвосты своих лошадей. За полмили вверх они увидали отмель, поплыли туда и оттуда тем же способом удобнее добрались до
противоположного берега.
По вине упрямого очаковского паши, продержавшего беглецов
понапрасну на левом берегу Буга, не все шведы и козаки успели
благополучно перебраться на турецкий берег. Наскочила русская
кавалерия с Волконским, когда еще от 800 до 900 человек шведов
не успели отчалить от берега. Часть их была загнана в реку и
утонула; другие, числом до пяти сот, были взяты в плен и принуждены
были совершать обратно пройденный уже ими путь по дикой степи; некоторые из таких не вынесли утомления и умерли. Были такие, что, завидя русских, бросались в реку, но не утопились подобно
своим отчаянным товарищам, а запрятавшись в тростниках, просидели там до тех пор, пока русские не отошли; потом благополучно
перешли через реку вплавь и соединились со своими. Удачно
избежали беды и козаки, которые не успели прежде переправиться: они, как только^ завидели русских, тотчас пустились бежать в широкую
бесприметную степь; она многим из них была известна, а русские
не осмеливались искать их там, как в море.
Переправившись через Буг, следовало идти в Бендеры. Путь
лежал вблизи Черного моря вдоль Днестра. <Мы думали, -
говорит шведский описатель этого последнего путешествия Карла с
Мазепой, - что теперь наши неудобства кончились, мы будем
проходить через жилые места, находить везде приют и средств?
содержания. Но еще не пришел конец всем нашим печалям. Опят*, пустыня, зной, томительная жажда, бессонница>. Теперь, правда, беглецам было что есть, потому что за ними из Очакова ехали
торгаши с съестными припасами; они хотя были невысокого
достоинства и продавались по высоким ценам, но всетаки и то
было хорошо, что шведы могли что-нибудь достать, а не терпеть
726
голод, как прежде. Некоторые закупили себе в Очакове крытые
войлоком повозки в одну лошадь, и такие повозки служили им
для спасения от зноя, а ночью для спанья. В них сберегали они
себе и дорожные запасы.
Два дня простояли шведы близ Очакова. В это время Карл
отправил в Константинополь немца Нейгебауэра, который служил
некогда в Московском государстве, был в приближении у царя, учил
его сына, а потом перешел к шведам. Король вручил ему письмо к
падишаху. В этом письме король сообщал о своем несчастии, просил дать ему убежище в султанских владениях и оказать содействие
к возвращению в отечество через Польшу. О полтавском поражении
и о бегстве шведов падишах уже знал от аги, бывшего недавно у
шведского короля и скоро побежавшего домой, чтоб известить своего
государя о том, что сталось под Полтавою.
На другой день после отправки Нейгебауэра (23 июля нов.
ст.) приехал к Карлу от сераскира посланец из Бендер. Сераскир
писал королю разные мудрые утешения и приглашал в Бендеры.
Он присылал королю в дар разные турецкие товары и между
прочим превосходный шатер, в чем действительно король
нуждался. Крымский хан прислал Карлу в подарок коляску, запряженную четырьмя лошадьми. Король подарил обоим посланцам -
и ханскому и сераскирову - по тысяче червонцев.
После продолжительного и спокойного пути по знойной ак-
керманской степи полтавские недобитки достигли, наконец, Бендер 1 августа (12 нов. ст.). Там королю сообщили, что царь
посылал просить падишаха не принимать под свое
покровительство изменника Мазепу, а выдать его царю. Падишах отверг
такое домогательство. У мугамедан считалось противным Корану
выдавать тех, которые, будучи гонимы судьбою, прибегают под
их покровительство. Царский посол Толстой напрасно предлагал
великому муфтию 300 000 талеров за содействие к выдаче
Мазепы. Два раза сряду была повторена царем такая просьба к
падишаху (июля 10-го и 27-го стар. ст.). Подобное предложение
царь сделал и своему сопернику. Пока была надежда поймать
бежавшего из-под Полтавы шведского короля, Петр задержал
присланного к нему генерала Мардефельда; но узнавши, что
соперник перебрался в турецкие владения, царь отпустил Мар-
цефельда и бывшего в плену королевского секретаря Цедергельма
i поручил им словесно сообщить шведскому королю, что он, ^арь, готов заключить мир, если Карл уступит ему всю Ингрию, Карелию с городом Выборгом, Эстляндию с городом Ревелем и
Лифляндию, признает Августа польским’ королем и выдаст царю
изменника Мазепу. Такие условия были сообщены Карлу в Бен-
дерах. Король отверг их, и особенно раздражился за требование
выдать ‘Мазепу. В таком смысле он послал протест свой графу
727
Пиперу, находившемуся в плену. Когда Петру сообщили этот
протест, он заметил, что его требование относительно выдачи
Мазепы таково, каково было требование Карла от Августа выдать
ему Паткуля. Это настойчивое желание гневного царя во что бы
то ни стало добыть в свои руки павшего изменника окончательно
потрясло старика. Его жизненные силы и без того уже были
так надорваны последовательными ударами судьбы, что нужна
была необыкновенно твердая, закаленная в бедах козацкая
натура, чтоб эти силы еще держались. Теперь они окончательно
исчезли. Сераскир принял Мазепу ласково, сообщил ему, что
падишах приказывал беречь его; но Мазепа хорошо знал нравы
и обычаи мусульманского Востока. Он знал, что при
оттоманском дворе червонцы пользуются громадным могуществом. Если
Петр, которого Мазепа знал всегда бережливым, не щадил уже
больших сумм единственно из-за того только, чтобы добыть
хилого старика в свои руки, то Мазепа мог опасаться, что еще
два-три таких настойчивых домогательства, сопровождаемых
подарками, и Диван прикажет его выдать. Этот страх ускорил
разрушение одряхлевшего организма. С прибытия своего в Бен-
деры Мазепа уже не покидал постели и с каждым днем угасал
все более и более. Он умер 22 августа. Распространяли слух, будто он, от страха быть выданным Петру, отравил себя ядом, но это известие не имеет за собою никакой исторической
достоверности. Тело его было, по распоряжению Войнаровского, отвезено Григорием Герциком в Галац и там опущено в землю, вероятно, в тамошнем монастыре. По шведским источникам, спустя немного времени перевезли гроб его в Яссы и там совершили
торжественные похороны. Карл присутствовал при отдаче
последнего долга своему союзнику. Впереди погребального поезда
играли королевские трубачи; гроб, обитый красным бархатом с
широкими золотыми позументами, везли на повозке, запряженной шестью белыми лошадьми. По обеим сторонам его шли
рядами козаки с обнаженными саблями. Перед гробом
гетманский бунчужный нес гетманскую булаву, блиставшую жемчугом
и драгоценными камнями. За гробом шла толпа малороссиянок, последовавших за мужьями и родными, приставшими к гетману; по народному обычаю они голосили и кричали. Сзади за ними
ехали верхом два тогдашние претендента на гетманство: неизменный товарищ и доверенный Мазепы Орлик и более в.сех
