шведского короля скоро затмилась. Шведский король заранее
объявлял поставленному от него польскому королю Станиславу, что
намерен, победивши Петра, возвратить Польше отнятые от нее
Россией области. В числе таких областей была и Малороссия, где
управлял Мазепа в звании гетмана войска запорожского. Легко было
рассудить, что вместо невольного присоединения к Польше, лучше
было заранее изъявить желание соединиться с нею добровольно. У
24 Заказ 785 737
тогдашних культурных малороссиян, получавших все задатки
образованности не иначе, как из Польши или через Польшу, давно
уже засели в голове принципы знаменитого гадяцкого договора с его
неудавшимся русским княжеством, с его самостоятельностью
Украины, федеративно связанной с Польшею. Народ украинский не
принял этого договора, потому что от него отвращала каждого истого
малороссиянина одна мысль о каком бы то ни было единении с
поляками, заклятыми врагами; заключивший этот договор гетман
Иван Выговский был изгнан, а его сотоварищ и, как нам кажется, истинный автор этого договора, Юрий Немирич, заплатил за него
жизнью. С своей стороны и тогдашние поляки находили этот
договор невыгодным для своей шляхетской Речи Посполитой и сами, при самом зачатке, содействовали его неосуществимости.
Впоследствии, однако, поляки сознали свою ошибку и стали понимать, что
этот договор представлял на.илучший способ удержать в связи с
Речью Посполитою отходившую от нее южную Русь и тем
предохранить свое отечество от неминуемого и скорого разложения, так
как уже тогда видно было, что если уже начали от Речи Посполитой
отпадать одни области, то со временем станут отпадать и другие и, наконец, придет тот страшный час, когда вся Речь Посполитая
разобьется вдребезги. В видах предотвращения от своего отечества
грядущих бед, поляки стали мирволить козацкому желанию
самостоятельности в федеративной связи с другою страною, хотели
только, чтоб эта страна была Польша и выставляли козакам гадяц-
кий договор желанным идеалом для Украины, а когда приходил
случай снова близкого осуществления этого идеала, то старались
оставить в этом договоре только то, что было удобно для них самих, и выкинуть из него то, что им было не по душе. Так сделалось при
Дорошенке, когда, согласившись с последним на примирение на
основании гадяцкого договора, они предпочли сойтись с соперником
Дорошенка, Ханенком, который соглашался мириться, выбросивши
из гадяцкого договора то, что поляки считали неудобным. Правду
сказать, суть этого гадяцкого договора, т. е. федеративная
самобытность Украины, по духу не была противна малороссиянам. Богдан
Хмельницкий, освободивший Козаков от шляхетского господства, не
только не был противен федеративной идее, но полагал ее в основу
будущим политическим стремлениям Украины. Если мы
припомним, каковы были, требования Богдана Хмельницкого, предъявлен^
ные послам Речи Посполитой, прибывшим к нему после первых
успехов его над поляками, то найдем, что они были очень умеренны
и представляли в очертании то, что оформилось более выпукло в
гадяцком договоре. Последующие события научили Хмельницкого и
всех вообще малороссиян не верить полякам и искать союза и
опоры у других, но принцип в основе лежал все тот же. Малороссияне
легко понимали, что ни их внутренние силы, ни географические
738
условия положения их края и их соседства не дадут им
возможности образовать из себя самобытно отдельного, ни с кем не
связанного государства, но их самобытность может держаться только в
связи и в постоянном союзе с другою державою, так, чтоб этот союз
поддерживался обоюдною выгодою для двух сторон находиться в
таком союзе. Такой державы не находилось, и независимость
Украины в федеративной связи с другим политическим телом осталась
.только идеалом и Хмельницкого и после него на долю всех его
соотечественников, которым дозволял их умственный кругозор думать
о политическом строе их отечества. Хмельницкий делал попытки
устроить федеративную связь то с Турциею, то с Московским
Государством, то даже с тою же Польшею, если б только эта Польша
могла сколько-нибудь измениться. Невозможность уладить дела ни
с турками, которых малороссияне боялись, ни с поляками, которым
малороссияне не верили, заставляла их предпочитать связь с
Московским Государством и с его народом, для украинцев
единоплеменным и единоверным. Если бы Московское Государство
сочувственно и притом искренно отнеслось к федеративному идеалу
малороссиян, то, без сомнения, оно в понятии украинцев не нашло
бы себе опасного соперничества ни в Польше, ни в Турции и, вероятно, ни в какой иной державе. Но московская политика не
допускала такого идеала, и присоединение Украины к Московскому
Государству понимала не иначе, как в смысле обращения вольных
Козаков в царских холопей, - так, чтобы народ южнорусский
усвоил себе народность северорусскую и слился с народом
Московского Государства до потери собственного личного бытия, чтобы не
представлялось разницы ни в администрации, ни в задачах
внутренней общественной жизни, чтобы всякие этнографические осо-
.бенности изгладились. Таков был идеал московской политики по
отношению к Украине после присоединения последней к
Московской державе, - идеал, часто по благоразумию скрываемый, но
почти всегда прозрачно видимый и всегда противный
малороссиянам всех званий и состояний. Против этого-то московского идеала
стоял, так сказать, ребром другой своеобразный идеал, выработанный предшествовавшею историею Украины, - идеал федеративной
связи. Но с кем возникнуть могла такая связь после того, как
Московская держава, принявшая Украину в свое лоно, не хотела знать
того, чего желала Украина? Конечно, с тем, кто бы согласился
принять Украину с искренним намерением уважать ее политический
федеративный идеал. Но такого союзника не было; приходилось
терпеть московскую власть, особенно, когда она была сильна.
Успехи Карла XII заставляли думать, что сила московской
власти скоро пошатнется и сама судьба стечением обстоятельств
укажет Украине, что наступает час подумать самой о себе. Для
Мазепы, как для бывшего покоёвого при дворе польского короля Яна
24* 739
Казимира, который посылал этого покоёвого в Украину в качестве
королевского агента, когда шел вопрос об удержании так или иначе
Украины под властью Речи-Посполитой .- какой идеал мог быть
желаннее соединения Украины с Польшею на основаниях более или
менее близких к гадяцкому договору! Но в своих тайных сношениях
со Станиславом Лещинским и его покровителем, шведским
королем, уступая Украину Польше, а себе выговаривая удельное
княжение в Белоруссии, Мазепа должен был скрывать это от
малороссиян, а между тем возбуждать их против Московской державы, чтобы, когда придет время, найти их готовыми пристать к его замыслу. Он
манил их призраком независимости. Немало было способных
увлечься таким призраком, по крайней мере, в кругу тогдашних
генеральных и полковых старшин и войсковых товарищей, составлявших в крае интеллигентный класс, для которого был доступен
политический кругозор. С самого вступления своего в гетманский
сан Мазепа старался расположить к себе этот класс, - и за то во
все продолжение двадцатидвухлетнего его гетманства не терпели
этого гетмана простолюдины, бедняки, всегда ненавидевшие
знатных и богатых по общей человеческому существу завистливости: Мазепу считали покровителем и потатчиком своевольства значных
и их гнета над людьми простыми и убогими. Никто из гетманов не
надавал столько универсалов на маетности, подтвержденных потом
царскими граматами, никто, как Мазепа, через это не наплодил в
Украине столько так называемых панов, отдавая им в распоряжение
живущих на их землях посполитых. Во многих своих отписках в
Приказ гетман Мазепа часто обвинял простой украинский народ
(поспольство) в склонности грабить панов и вообще зажиточных
людей, и тут же отвергал справедливость слухов, будто паны, владельцы маетностей, делают живущим на их землях крестьянам
какие-то насилия и угнетения. Как бы в отместку Мазепе, малороссийское поспольство заявило себя против него в самые критические
