натыкаемся, так сказать, на факты взаимного недружелюбия и
даже вражды между двумя русскими народностями. Нельзя
сказать также, чтобы народ малороссийский не сознавал своей
народной личности и не желал национальной независимости. Много
было условий, делавших возможным отпадение малороссиян от
верности к русскому царю. И однако вышло не то. Народ ин-
731
стинктивно почуял ложь в тех призраках свободы, которые ему
выставляли. Он уже и прежде лучше самого Петра и его
министров раскусил своего гетмана, считал его ляхом, готовым
изменить царю с тем, чтоб отдать Украину в рабство Польше.
Никакие уверения изменника, никакие лживые обвинения, рассыпаемые им на московские власти, не переменили к нему
народной антипатии. Народ инстинктивно видел, что его тянут
в гибель, и не пошел туда. Народ остался верен царю даже не
из какой-либо привязанности, не из благоговейного чувства к
монарху, а просто оттого, что из двух зол надобно было выбирать
меньшее. Как бы ни тяжело было ему под гнетом московских
властей, но он по опыту знал, что гнет польских панов стал
бы для него тяжелее. Под русскою властью, по крайней мере, оставалось для него всегда духовное утешение - вера его отцов, которую никак уже не могли бы попирать <москали>, как бы
ни относились они ко всем остальным народным правам. Этого
одного уже было достаточно.
Между тем последующая история показала, что русская
власть еще менее, чем русские историки, оценила в этом деле
здравый смысл малороссийского народа и заслугу, оказанную
им Русскому государству. Измена Мазепы ни в каком случае
не могла падать на малороссийский народ, который в
продолжение двадцати лет так не любил этого гетмана, что последний
должен был охранять свою особу великороссийскими стрельцами
и солдатами, присылаемыми ему по царской милости.
Малороссийскому народу следовало быть совершенно изъятым от пятна, павшего на Мазепу: народ за Мазепой не пошел. Память о
Мазепе не испарилась совершенно в народе, но осталась никак
не в привлекательном виде. В народных песнях и преданиях -
это какое-то злое и враждебное существо, это даже не человек, а какая-то лихая, проклятая сила: <Проклята Мазепа!> Более
всего сохранилась в народной памяти его борьба с Палеем: Мазепа хочет сам свергнуть царя с престола и клевещет на
Палея. Палея ссылают или засаживают в тюрьму, но скоро
открывается злоба <проклятой Мазепы>. Палей, хотя уже дряхлый
старик, получает свободу и побеждает Мазепу. Самая Полтавская
победа, по народному мировоззрению, приписывается Палею.
Однако измена Мазепы оставила надолго, если не навеки, подозрение русских властей на малороссийскую народность. Во все
остальное царствование Петра в отношении к Малороссии
замечалась осторожность, переходившая неоднократно в насилие.
Преемник Мазепы, Скоропадский был до того стеснен
недоверчивостью верховной власти, что должен был терпеть нарушение
своих прав, предоставленных ему законом. После кончины его
одно только вполне справедливое и законное ходатайство о вы-
732
боре нового гетмана повергло Полуботка с его товарищами в
заточение и повело к устройству фальшивого отзыва будто бы
от всего народа о нежелании иметь гетмана. Потом в продол^
жение многих лет заставляли Малороссию управляться без
выборных властей при посредстве особо учрежденной
Малороссийской коллегии, состоявшей главным образом из великороссиян, мало знакомых с малороссийским бытом и языком. Появление
избранного гетмана в особе Апостола было только коротким
промежутком. Так было до избрания в гетманы Разумовского при
императрице Елисавете, которая, однако, только по особому
расположению к семейству Разумовских, по-видимому, оказала
уважение к старинным формам. Со вступлением на престол
Екатерины II русская государственная политика нашла окончательно
несообразным с своими видами удерживать отдельное гетманское
устройство. Оно действительно имело рядом с хорошими
сторонами и некоторые отжившие,, требовавшие коренных изменений.
Но предприняты ли были такие изменения в пользу народа?
Если и были, то мало, напротив, из видов политики принято
было известное правило: divide et impera1. Опасались, чтоб
уничтожение порядка, к которому страна привыкла уже веками, не
возбудило в ней смут, и вот создали небывалое в Малороссии
дворянство, которое, как показывает история, всегда бывает
язвою там, где не вырабатывается само собою из исторической
жизни, а навязывается по теории. Поспольство закрепощается
во власти этого новоизмышленного дворянства, и таким образом
народ разбивается на два сословия, противоположные по своим
интересам. Правда, зародыши такого строя существовали уже
прежде в отношениях между богатыми землевладельцами и
селившимися у них бедняками. Но то бывали злоупотребления, всегда сознаваемые как таковые, а с нового порядка вещей они
узаконились, и Малороссия, наравне со всею остальною Россией, подверглась надолго всей мерзости крепостничества, от которого
облегчилась только в недавнее время. Кроме того, в
великорусском народе измена Мазепы, несмотря даже на царские указы, объяснявшие непричастность малороссийского народа к поступку
бывшего когда-то гетмана, не забывалась, и память о ней
набрасывала всячески тень на все грядущие поколения. Велико-
россиянин, рассердившись на малороссиянина, первым делом
считает помянуть Мазепу, и выражение <хохол-Мазепа> остается
во всей силе до нашего времени. Даже в последнее, близкое к
нам время, чему, как не памяти о Мазепе и его измене, можно
приписать гонение на <украинофилов> - подозрение, что в
намерениях дать малороссийскому народу воспитание с сохране-
1 Разделяй и властвуй (лат.).
733
нием своей речи и своей индивидуальности, в стремлении
поднять путем литературной обработки родное наречие
малороссийского края кроется какое-то тайное политическое измышление, вредное для государственной цельности Русской империи? Все
это - прямое последствие не вполне понятого администрацией
и литературой отношения малороссийского народа к самому себе
и к своим соседям в эпоху Мазепы. Если в те времена, когда
действительно поступки московских властей возбуждали в народе
возможность стать враждебно к Русской державе, народ этот из
инстинктивного чувства остался верен этой державе, то
невозможно подозревать что-нибудь подобное теперь, когда эти два
народа настолько сблизились и соединились, что их расторжение
уже немыслимо в силу освященного опытом сознания обоюдной
пользы их соединения.
мазепинцы
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Федеративность и московская политика. - Мазепа как
поляк. - Народ малороссийский против Мазепы. -
Малочисленность мазепиной партии. - Лебедин. - Суд и
расправа над мазепинцами. - Опоченок. - Дубяга. -
Лохвицкий сотник Яременко. - Гамалея и Мартосен-
ко. - Данило Таращенко и Яков Кудин. - Поп Млов-
ский. - Сельский поп из’ Лубенского полка. - Люди
Ломйковского, - Городецкий и Пекалицкий. -
Миргородский полковник и другие переходят обратно от
Мазепы к Петру. - Полтавский полковник Левенец. -
Гамалея и Андрей Горленко.
В предшествовавшей исторической монографии <Мазепа> было
указано, что замысел изменить царю Петру и перейти на сторону
его неприятелей не вырабатывался и не созревал в течение многих
предыдущих лет, а возник уже незадолго до события, так громко и
вместе так позорно обессмертившего память Мазепы. Этот
малороссийский гетман был по своей натуре эгоист; он был искренно верен
царю Петру до тех пор, пока Петр был силен, пока Петру не
угрожал могучий враг, в многолетней борьбе с ним достигший таких
успехов, что уже можно было, казалось, смело пророчить ему скоро
окончательное торжество. Он уже уничтожил в прах польского
короля Августа, Петрова союзника, и готовился расправиться с
последним своим врагом - с русским государем. Вся Европа
посылала шведскому герою поздравления и пожелания дальнейших
успехов. Сам Петр уже терял надежду на успех и просил мира; но
гордый победитель не хотел мириться иначе, как на условиях, унизительных для России. Ничто не допускало опасаться, чтоб слава
