виновных в трагических событиях в Литве и нарушении деклараций о государственных суверенитетах республик».
Раздавались требования вывести войска; Председателя Верховного Совета РСФСР Б. Н. Ельцина призывали отозвать свою подпись под Экономическим соглашением Союза и России; от Горбачева требовали отправить в отставку министра обороны Язова, министра внутренних дел Пуго, председателя КГБ Крючкова, руководителя Гостелерадио СССР Кравченко. Президент СССР М. С. Горбачев, он же Генеральный секретарь ЦК КПСС, как всегда, заявлял, что он ничего не знал, никаких решений о применении войск не принимал; так он, по
W V» w 1 fid
крайней мере, заявлял и продолжает заявлять по сеи день
События в Вильнюсе с особой ясностью показали, каким путем руководство КПСС намерено сохранять целостность страны. Эти же события свидетельствовали, что испытанный способ силовых решений оказался неэффективным.
События в Вильнюсе имели очень серьезные и долгосрочные последствия. Они доказали, что союзное руководство способно применить силу для того, чтобы сохранить старый политический режим. Вильнюсские события стали серьезным и страшным уроком, который был полностью усвоен Ельциным и «его окружением», как стали говорить и писать позже. Это непризнание силовых, антиконституционных по своей сути мер; обращение за поддержкой к гражданскому населению, призывы к гражданскому неповиновению против произвола властей, апелляция к мировому общественному мнению. К сожалению, немногим более полугода спустя все это стало актуальным и в Москве, вплоть до строительства баррикад и противотанковых заграждений.
События в Вильнюсе стали тревожным символом, «маяком» для нового российского руководства, они заставили думать о том, что власти СССР могут пойти на силовое решение политических конфликтов. Это заставляло готовиться к такой возможности, продумывать способы противодействия. Именно вильнюсские события подтолкнули Ельцина и контролируемую им часть Верховного Совета к заявлениям о необходимости создания своей, Российской Армии, что вызвало взрыв возмущения в стане сторонников «союзного центра».
Следует отметить также, что вильнюсские события имели и другой результат: они стимулировали Ельцина и руководителей ряда других республик к заключению двухсторонних соглашений между ними — соглашений, учитывающих интересы каждого из партнеров и предполагающих максимальную полноту суверенитета каждой из республик на своей территории. Это направление явственно обозначилось еще в конце 1990 г., когда начались переговоры России с Казахстаном, Украиной, Белоруссией. Но события в Вильнюсе стали дополнительным стимулом на этом пути. 14 января, сразу же после возвращения Председателя Верховного Совета РСФСР Б. Н. Ельцина из Таллина, он сделал публичное заявление о желании руководителей четырех республик — России, Украины, Казахстана и Белоруссии — заключить четырехстороннее соглашение, не дожидаясь Союзного договора.
В условиях кризиса советской государственности союзное руководство пыталось скрепить разваливающийся СССР новым Союзным договором.
Старый договор возник осенью 1922 г. как «вопрос об объединении независимых национальных республик». Еще на стадии подготовки этого договора Сталин в интервью газете «Правда» 18 ноября 1922 г. констатировал, что «инициатива движения принадлежит самим республикам», отметив стремление Украины, Белоруссии, республик Закавказья — Азербайджана, Грузии и Армении — к объединению. Однако известно, что Союз ССР, возникавший как договорное государство, скоро превратился в унитарное, жестко (если не жестоко) централизованное. I Съезд народных депутатов СССР в 1989 г. поставил вопрос о необходимости обновления Союзного договора. Напомним практически забытое: республики Прибалтики предлагали «договор о союзе, соответствующем обеспечению других необходимых договоров — экономических, межреспубликанских, хозяйственных»105 Депутаты от республик Прибалтики настаивали на принятии Закона СССР об экономической самостоятельности союзных республик. Заметим, что республики Прибалтики и Молдавия, включенные в СССР в 1940 г., даже формально не были участниками Союзного договора, не подписывали его.
Признавая на словах необходимость разработки нового Союзного договора, постоянно повторяя слова о необходимости этого соглашения, советское руководство во главе с Горбачевым фактически тормозило этот процесс. Еще бы, ведь экономическая самостоятельность республик, неизбежная в случае заключения Союзного договора, существенно сокращала границы власти союзного партийно- государственного центра. С опаской к этой идее относились так называемые «дотационные» союзные республики, существенная часть бюджета которых обеспечивалась путем субвенций.
Время уходило. Ситуация в республиках обострялась, радикализировалась. Вера в возможность равноправного соглашения ослабевала, если не уходила вовсе. Союзный центр все более ассоциировался с источником очередных неприятностей — от обмена 50 и 100-рублевых купюр образца 1961 г. и ограничения выдачи наличных денег в Сбербанке предельной суммой в 500 руб. до введения Воздушно-десантных войск для участия в парламентских прениях.
Противовесом этому должен был стать референдум о сохранении СССР, назначенный на 17 марта 1991 г. Заметим: подготовка к его проведению началась следом за провалом военно-полицейской акции в Вильнюсе.
Верховным Советом СССР была утверждена следующая формулировка референдума: «Считаете ли Вы необходимым сохранение Союза Советских Социалистических Республик как обновленной федерации равноправных суверенных республик, в которой будут в полной мере гарантированы права и свободы человека любой национальности?» В свое время было написано немало статей о лукавстве этого многословного текста. В него закладывалась необходимость положительного или отрицательного ответа на вопрос (а если точнее, то вопросы), содержательная сторона которого не была определена. Сохранение «обновленной федерации» — каким путем? Чем должно было обеспечиваться «равноправие суверенных республик»? Какой механизм предполагался для того, чтобы «в полной мере (?) гарантировать права и свободы человека любой национальности»? По степени конкретности, юридической проработанности и прогностической точности эта формулировка могла соперничать со знаменитыми словами Н. С. Хрущева: «Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!»
Однако главное здесь не в стилистике вопроса, который, по словам М. С. Горбачева, «мы долго обсуждшги... с помощниками, рассматривали на Совете Федерации и, конечно, на заседаниях Верховного Совета»106. Бог с ней, со стилистикой! Проблема была в другом: референдум заранее противопоставлялся будущему Союзному договору. Вместо конкретной работы с субъектами союзной федерации, вместо тщательно проработанных договорных отношений опять знакомое по партийным собраниям голосование с мнением «большинства», обязательным для всех остальных. Большинство по сути было гарантированным: если в РСФСР жило 148 млн. человек, на Украине —- 51 700 тыс., то в Латвии — 2 680 тыс., в Эстонии — 1 570 тыс. человек. Голосование в рамках СССР сразу же порождало проблему интерпретации его результатов, заставляя вспомнить «о средней температуре по больнице», да и межнациональные отношения никак не выстраивались в привычные нормы «демократического централизма».
Констатируем: референдум становился попыткой найти третий путь сохранения СССР. Смысл сохранения — в суверенизации самого СССР, по сути — партийно-государственных управленческих союзных структур, по отношению ко всем другим республикам, возможность проводить прежнюю политику, используя новый аргумент — «волю народов СССР».
Понятно поэтому, что обеспечение победы на референдуме становилось
