обед и вечером. Перед контейнером выстроилась очередь. Изнуренные люди чуть оживились, наконец удастся поесть. Желудки давно привыкли ко всякой пище и старые консервы казались уже лакомством.
Гектор и Энн тоже встали в очередь. Сзади кто-то притерся. Слышно было частое дыхание грузного человека. Гектор обернулся и увидел ту самую толстушку, что мастрячила панамы из газет. Женщина придвинулась ближе к нему и прошептала:
— Зря вы ему панаму не отдали. Это пакостный человечишка, его прозвище Шнырь.
— Нам уже ничем не насолишь, — пожал плечами Гектор. — Хуже, наверное, быть и не может.
— Поверьте мне, может, — женщина украдкой огляделась. — Я сама здесь не так давно, но уже знаю, что Шнырь доносит на всех Апостолам. Будьте с ним поаккуратнее.
— Что же тогда они его в послушники не возьмут? — удивился Гектор. — Ходит на работы наравне со всеми…
— Потому что он им тут полезнее. Узнает все изнутри. Так бы он уже давно в Апостолы выбился, но те его на “цепи” держат, как и остальных. Оттого он и бесится и злится на всех. Сам по себе ничего не может сделать, а вот если донесет на вас, что вы побег задумали, Апостолы могут ему поверить. Были уже такие случаи.
— И что стало с теми людьми?
— Их принесли в жертву Сатане, — вздохнула толстушка. — И никто не знает, и вправду ли они собирались сбежать или просто их Шнырь оговорил. Но незадолго до этого они тоже со Шнырем сцепились. Вот…
— Спасибо, что предупредили нас, — Гектор выдавил улыбку.
На душе у него стало тревожно. Нет, за себя он не боялся, пожил уже достаточно, все его друзья давно уже умерли от старости. Ему же досталось крепкое здоровье от отца, да и работал он на свежем воздухе всю жизнь. Дворник — самая полезная профессия для здоровья, если не пить много. А больше после тюрьмы его никуда не брали. Но он особо и не расстраивался. Во дворе его все знали, каждый ребенок к нему тянулся… А вот сейчас умирать страшно, не один он — Энн бросать никак нельзя. Есть в ней конечно стержень, но она еще ребенок. Одной ей точно не выжить. Что здесь, что за пределами лагеря, если конечно, сбежать удастся.
— О чем задумался? — спросила Энн, увидев озабоченность на лице старика.
Гектор наклонил голову к ее уху и прошептал, — Бежать нам надо.
— Это само собой, как только будет возможность, обязательно сбежим…
— Ты не поняла. Сбежать надо, как можно скорее. Если получится, то прямо сегодня…
— Сегодня? Но как?
— Когда в лес за травами пойдем, будь начеку…
— Но с нами же конвоир будет с ружьем?
— Не с ружьем, а с карабином. Но разницы нет. Чую я, подход к нему можно найти…
— Не надо, он тебя убьет… Давай лучше выждем удобного момента.
— Боюсь, что времени у нас не так много, — нахмурился Гектор.
— Почему? — удивилась Энн. — Я вроде, на кухне приработалась. Там послушники в основном, болтливые все, через них многое можно узнать. Больше возможностей для побега.
— Видишь, как сутулый косится на нас, — Гектор показал взглядом на Шныря примостившегося в тени раскидистой сосны и улетающего тушенку (ему выдавали еду без очереди). Вон как зыркает на нас подлюга. Не простит он нам свой конфуз.
— Ну и что? Ты вон какой крепкий!
— А то, что он прихвостень Апостолов. Чую, прилетит от него нам пакость…
* * *
Дорога углубилась в лес, сузившись до тропы. Лапник цеплял лицо, а кусты шиповника норовили укусить колени. Впереди ковыляла сгорбленная старуха. Не смотря на свой возраст она ловко ныряла под нависшими ветвями и не переставала бормотать какие-то проклятия. Далее шла Энн, за ней Гектор, замыкал цепочку с карабином наперевес Воробей. Он держался от пленников на расстоянии нескольких шагов и не сводил с них глаз. Наконец, ему доверили настоящее дело. Он один ведет пленных. Ну и что, что это всего лишь безобидный старик и девчонка. Вон у старика руки какие жилистые. Крепкий зараза, наверняка мешок картошки без труда поднимет, а то и два. Воробей тешил свое самолюбие, приписывая Гектору качества воина, охотника и других брутальностей. А может он и вовсе колдун. Вот узнают все, как он колдуна по лесу в одиночку вел…
Чаща расступилась, обнажив солнечную поляну, заросшую лесным разнотравьем. Июньское солнце налило цветки медом, и вокруг них жужжали желтобрюхие пчелки.
— Пришли, — проскрипела Знахарка и швырнула Гектору и Энн по холщевому мешку. — Собирайте вот такие, с желтыми цветочками на длинных стеблях. Только без корней срывайте, на пачкайте мне траву, а то заставлю заново собирать.
Гектор отшвырнул мешок ногой и, выпрямившись, повернулся к конвоиру. Воробей от неожиданности чуть не выронил карабин.
— Стоять! — закричал он, тыкая стволом в старика.
Гектор поймал ствол и, притянув дуло к себе, прижал его к сердцу.
— Стреляй, Воробей, — спокойно проговорил он. — Лучше умереть стоя, чем жить на коленях. Ты не плохой парень… Почему ты стал одним из них?
— Клянусь, я выстрелю! — пот хлынул по раскрасневшемуся лицу молодого апостола.
— Стреляй, малахольный! — заверещала старуха. — Иначе Велиару донесу!
— Молчи, ведьма, — отрезал Гектор. — Пусть сам решит… Кто он есть в этом гниющем мире, — он повернулся к Воробью и продолжил. — Не слушай никого, парень! В вопросах совести закон большинства не действует. Беда в том, что еще недавно в оправдании нуждались дурные поступки, теперь в нём нуждаются поступки добрые.
Руки парня дрожали, и карабин норовил выпрыгнуть. Гектор обхватил рукой ствол и снова прижал дуло к своей груди:
— Все будет хорошо, сынок. Ты не такой, как они, я это вижу… Отдай мне винтовку…
— Стреляй! — не унималась старуха, сотрясая морщинистыми кулаками.