На сегодня Армагеддон отменяется.
Будет охота!
Изыски восемнадцатого века давно пали жертвой истории, джентльмены обходятся без плащей, шпаг и шпор. Английских скакунов заменили вертолетами, бескрайние леса — заповедниками, голландское кружево с манжет — камуфляжем, загонщиков — оптическими прицелами, а грумов упразднили за ненадобностью.
В остальном патриархальная традиция сохранилась.
Папа собирается на охоту и хочет обнять единственное дитя на прощание…
Очень трогательно!
Только будить меня из-за такой малости было совсем не обязательно.
— Ника, я тебя спрашиваю не про рассвет, а кто повесил это безобразие? — заорал отец и подтолкнул меня к окну.
Со второго взгляда я обнаружила, что как раз за нашим забором, там, где еще недавно безмятежно размещалось изображение глазированного сырка «Сладкая долька», появился совсем другой баннер с кадром из фильма — между суровым лицом Высоцкого-Жеглова и хитрой миной Евстигнеева отчетливо и крупно читалось: «ВОР должен сидеть в тюрьме!» И совсем меленько — телефоны некой юридической ассоциации.
— Я не знаю…
Я действительно не знаю. В моем плане размещения рекламных материалов такого изображения нет. Но, сказать по-чесноку, подозреваю, кто мог освоить технологию передачи знаковых сообщений посредством наружной рекламы и самовольно поменять изображения. Вполне возможно, Андрей вдохновился моей похвалой «рекламного поздравления», поделился находкой со своим враждебным родителю шефом и…
Но абсолютной уверенности в этом у меня нет, так что спешить объявлять о смутных предположениях пока не стоит. Папка и так взбеленился больше обычного — того и гляди вместо охоты на птиц и зверей объявит облаву на злополучного Дольникова.
Я не представляю, как надо поступить, чтобы хоть немножко успокоить отца, и на всякий случай предпочла соврать:
— Пап, это не «Магнификанта» щит…
— Так узнай, чей он! Кто мог такое устроить?
— Это очевидно: «Фемида-консалт» — фирма Дольникова, — объяснил родителю штатный правовед, рассовывая по карманам какую-то необходимую мелочевку.
Отец не зря тратится на адвокатов — люди они сведущие!
— Я его разорву за эту хамскую выходку!
— Плакат безвкусный, права на использование кадра из фильма — сомнительные! — Лида спокойно вынула из черного чехла винтовку, поправила оптику, посмотрела на папочку через прицел, аккуратно опустила оружие на стол и стала укладывать. — К тебе, Георгий, к тебе лично, какое этот плакат имеет отношение?
Папочка резко развернулся:
— Какое? Самое прямое!
— Нет, никакого. — Лида так же спокойно до самого подбородка застегнула замок на черной куртке, так что мне даже боязно стало, на кого собирается охотиться профессиональный снайпер — на певчих птичек или на дичь покрупнее? — и тихо добавила: — Шеремет, ты не вор, ты вообще несудимый…
— Да? А кто, по-твоему, вор?
— Я воров не назначаю! — Лида сверкнула, как раскрытая опасная бритва. — Ты сам прекрасно знаешь и Басаргина, и Полторака, и Валежного…
— С формальной точки зрения Лидия Григорьевна права, — снова вмешался отцовский адвокат, — Но, безусловно, Георгий Алексеевич, ваш фактический авторитет среди комьюнити намного выше, чем того же Полторака…
— Только не надо рассказывать мне байки про Полторака, я Бориса Данилыча давно знаю, он у меня по делу проходил…
— Предлагаешь мне заказать футболку с надписью «Я пыль на штиблетах гражданина следователя»?
— Прокурора!
Лида упрятала под черную шапочку последнюю платиновую прядку и так дохнула холодком с высоты должностного авторитета, что родитель разом заметно присмирел.
— Гоша, сделай выводы и не уподобляйся!
Стальная леди взяла отца за запястье, выше часов, и добавила чуть-чуть теплее:
— Сам подумай, кто такой Дольников? Он теленок, он даже не понимает, кто вор, а кто нет, его Полторак на порог не пустит. Поверь мне!
Я вспомнила Анрика, посочувствовала трудолюбивому труженику — ему приходится мириться со скучным, жадным, склочным начальником! И уточнила:
— Папа, а Дольников судимый? Он сидел?
Вероятно, с точки зрения неведомого «авторитетного комьюнити», мой вопрос — вершина комизма. Дим-Дим фыркнул и безнадежно покачал головой:
— Ника, кто его посадит? Он же шахматист!
— Шахматистов даже Сталин не сажал! — подержал крестного сэнсэй Славин.
Все дружно рассмеялись, Лида сдержанно улыбнулась, а папочка окончательно угомонился и хохотал дольше всех, потом спросил адвоката:
— У нас остался с прошлых выборов плакат, который висел около штаба?
— Да, у меня в гараже лежит…
— Давай вези его Нике, пусть развесят напротив супермаркета на Гагарина! — Папа вытащил кошелек. — Никуся, повесь быстренько, ладно? Я тебе заплачу за срочность…
Баннерная война клиентов приносит мне приличные дивиденды!
Я кивнула:
— Ладно!
Довольный папка обнял меня за плечи, заметил обновку и полюбопытствовал:
— Ника, что это у тебя такое?
— Подарок…
— По какому случаю?
— На день рождения… Трифон подарил…
— Какой Павел Николаевич тебе Трифон? И с чего вдруг такие подарки?
— Жениться хочет! — объяснил Дим-Дим.
У крестного на все жизненные ситуации есть всего три универсальных объяснения. Любовь-секс-брак или их отсутствие — он убежденный фрейдист.
— Жениться?
— Пашка-то чем тебя не устраивает?
Дим-Дим потер крупные ладони, готовясь взяться за новое сватовство.
— Меня лично — он устраивает! Только зачем Пашке жениться? У него такая девушка красивая!
Спасибо, папочка, я тебя тоже люблю!
— Поехали, вертолеты ждут…
Народ заторопился к выходу, зашумел, стал толкаться в дверях.
Я помахала денежками вслед охотникам — на удачу, поправила диванные подушки, вернула на место большую напольную вазу и с наивной мечтой подкрепиться двинулась в кухню. Но в дверях столкнулась с домработницей.
— Вы уже уходите?
— Да! Шеремет сказал: ни обедать, ни ужинать сегодня не будет.
— А я? Я тоже есть хочу…
— Ника, купи себе пиццу! У тебя денег полные карманы! — Входная дверь громко хлопнула перед самым моим носом.
Не знаю, почему люди считают меня волевой, наглой или хамоватой: из всей моей кажущейся решительности даже полноценной социальной маски не вылепить!
Я жарила гренки вконец расстроенная — слезы капали на тефлоновую сковородку и злобно шипели.
Куда я лезу тягаться с настоящими взрослыми мусорами, я не могу урезонить даже собственную домработницу!
Но позвонила Аленка, и пришлось снова тащиться в опостылевший офис — бросить коллегу сейчас было бы настоящим свинством.
Пятница. 10:55
Реальная жизнь — грубая и одномерная штука. Даже когда события сменяются стремительно, как сцены в компьютерной игре, главный геймер лишен возможности выкачать из Интернета ключи-подсказки или создать собственный клон и находиться в двух местах одновременно.
Поэтому с утра в офис я не поехала: доверила Аленке хлопотать с заказчиками и гонять производственников. А сама разыскала зама-весельчака через милицейскую приемную, выманив под благовидным предлогом «отсутствия наличия» Костенко.
Мы устроились на венских стульчиках в соседней кондитерской, прямо напротив прозрачной витрины, похожей на хрустальный гроб для полутора десятка засохших пирожных. Я задушевно пожаловалась, что Костенко от мирного урегулирования ситуации отказывается, пугает нас — бедных тщедушных барышень! — уголовным делом и хватает за голые коленки!
Зам слушал меня, вертел кофейную чашечку — в крупных пальцах она выглядела фарфоровым наперстком — и сосредоточенно размышлял. Потом обозвал начальника дятлом, который всех подло долбит и редко делится, покосился на мои сребреники, но мзды не взял, зато пообещал — если что — помогать «чисто по-человечески». О людях, с которыми Костенко договаривался гнобить наше обреченное рекламное агентство, он смог сообщить только, что люди это «серьезные и заезжие». Негусто.
Пятница. 14:10
В пятнадцатом отделении милиции мне не то чтобы обрадовались — но вспомнили и после конфиденциальных переговоров настолько поверили в мою кредитоспособность, что согласились участвовать в пресечении похотливых поползновений.
Удовлетворенная, я вернулась в офис. И посвятила Аленку в тайны своего плана и подготовительных мероприятий. Теперь Аленке осталось сделать самую малость!
Она откашлялась, набрала номер и эротично пропела в ушную раковину Костенко, что мы боимся официальных повесток, всей девической душой истосковались по его капитанскому погону, твердым казенным корочкам, и пригласила в гости к себе. Не домой, конечно, — своего собственного жилья у Аленки нет — она назвала Костенко адрес временного съемного обиталища. Не тащить же милицию в офис!
