Сюзетта, глубоко задетая тем злосчастным вечером, на несколько дней прекратила свои вылазки в Буамуатье. Она бродила по дому, бледная, рассеянная, вечно в дурном настроении. Прислуге от нее доставалось и в хвост и в гриву, так что даже Жерар заразился от нее раздражением, и с ворчанием целыми днями скакал на своей лошади по плантации, если только не предпочитал искать утешения в страстных объятиях Оливии, жалуясь ей на капризный и непредсказуемый характер своей единственной дочери.
В конце концов, именно Оливии было суждено вмешаться и ускорить ход событий. Однажды Сюзетта, вся изведенная тоской по юноше, которого она, как ей казалось, страстно любила, зашла в библиотеку отца за книгой, и там столкнулась с Оливией. Та небрежно сидела в глубине кресла, глядела в старинный, переплетенный кожей, зачитанный до ветхости фолиант и делала какие-то заметки. Сюзетта окинула взглядом рабыню, которая даже не попыталась хотя бы изобразить полагающееся в таких случаях приветствие хозяйке, каковой в сущности была Сюзетта, но девушке пришлось подавить вспыхнувший было гнев. Отец в таких вопросах шуток не терпел и не допустил бы, если бы она попыталась заявить на Оливию хотя бы часть причитающихся ей прав. Поэтому она молча прошла к одной из полок, после некоторого колебания извлекла сентиментальный роман о любви, с которым собиралась коротать часы до ужина, и уже собиралась уйти, когда Оливия неожиданно обратилась к ней.
– Вы транжирите понапрасну свое время, мадемуазель, – сказала она своим звучным, мелодично звучащим голосом. Редко случалось, чтобы Оливия первой обращалась к Сюзетте. Та непроизвольно вздрогнула. – С каких пор женщинам вроде тебя позволительно об этом судить? – спросила она, резче, чем намеревалась.
Но Оливия не утратила своего самообладания. На ее губах появилось что-то похожее на презрительную улыбку.
– Вы так говорите, потому что однажды станете знатной дамой, а я навсегда останусь всего лишь цветной? – Она намеренно избежала слова «рабыня», как бы подчеркивая, что не согласна с тем, чтобы с ней обращались как со всякой девушкой-рабыней.
– Я считала вас более благоразумной, мадемуазель, – продолжала Оливия так же размеренно. – Или вы в самом деле желаете оставить этого прелестного молодого человека, к тому же очень восприимчивого к вашим мыслям, в распоряжении другой?
– Что ты можешь знать об этом?! – спросила Сюзетта с отвращением в голосе. Оливия негромко засмеялась.
– Разве вы не знаете, мадемуазель, что мы, цветные, слышим абсолютно все, что касается наших господ? Вы бы удивились, если бы узнали, что цветной способен излагать в рифмах все, что он видит и слышит.
Глаза Оливии янтарного цвета были задумчивы.
– Месье Жерар постоянно в хлопотах. Но он мужчина, а мужчины склонны ни о чем не знать. Впрочем, я не думаю, чтобы он стал препятствовать вашему предприятию, – осторожно добавила она.
– А ты? Почему тебя это волнует? – вырвалось у Сюзетты.
Оливия ответила коротким смешком.
– Войдите в мое положение, мадемуазель. Я когда-то мечтала о жизни наподобие вашей. Не моя вина, что мечта разлетелась вдребезги. Зато сейчас я, ничтожная рабыня, могу сыграть роль судьбы для вас и помочь вам в осуществлении вашей мечты.
Сюзетта пристально смотрела на нее. Ей была и ранее известна история Оливии, а сейчас стал вдруг понятен весь трагизм ее положения.
– Вы должны ненавидеть меня, – сказала она почти беспомощно. К ее удивлению она заговорила с тем оттенком светской любезности, который употребляла до сих пор лишь в отношении равных себе. Прекрасная квартеронка покачала головой.
– О, нет, милая моя! Почему же ненавидеть? Я вполне довольна жизнью, которую веду милостью месье Жерара Дюклюзеля. И мне известно также, что он вас боготворит. Я сослужу службу ему, если помогу вам стать счастливой.
– А вы это можете?
Обычно столь рассудительная и жизнерадостная Сюзетта была не на шутку взволнованной. Пара янтарных глаз не отрываясь смотрела на нее, лишая ее возможности сосредоточиться на какой-нибудь ясной мысли.
– Вы слыхали о колдовском искусстве африканцев, мадемуазель? Дело в том, что я – служительница культа воду. С тех пор, как я перестала быть белой, я постигла тайны цветных. Есть божество любви, которому никто не может противостоять. Юноша будет ваш, стоит вам только пожелать…
Сюзетта почувствовала, как по спине у нее пробежали мурашки. Она была наслышана о страшном обряде воду, который время от времени собирал негров на соседней заброшенной плантации. Так значит, Оливия и вправду была служительницей этого таинственного магического культа. Что ж, неграм, которые тайком пробирались на эту церемонию, светлокожая рабыня Жерара Дюклюзеля и в самом деле могла показаться существом из другого мира.
– И когда же? – произнесла наконец Сюзетта. В горле у нее пересохло, а на лбу выступили крошечные капельки пота. Больше всего ей хотелось убежать от взгляда желтых глаз Оливии в сад.
– В ночь следующего полнолуния, – небрежно сказала та. – Это рядом, всего в полмили от дома. Я отведу тебя.
Сюзетте даже не пришло в голову возмутиться, что Оливия обращается с ней на «ты». И позже, когда она будет мысленно возвращаться к этой беседе, она не увидит никаких оснований для протеста или возмущения. Она отдалась в ее власть столь же безоговорочно, как раньше это сделал Жерар Дюклюзель. Но в данный момент казалось, что это обстоятельство не имеет ровно никакого значения.
Сюзетта с нетерпением ждала ближайшую ночь полной луны. Ждать пришлось две недели. Страстно влюбленной девушке эти дни показались вечностью.
Хотя Сюзетта и жаждала до нервной горячки снова увидеть Эрнста, она все же зареклась совершать поездки в Буамуатье, когда его хозяин был дома.
Жерар, который пару раз наведался к своему новому соседу, всякий раз спрашивал, не желает ли она присоединиться к нему? Но Сюзетта в ответ лишь отрицательно качала головой и смотрела на него задумчивыми глазами. Нет настроения, небрежно отвечала она. Отец с беспокойством смотрел на нее.
– Что с тобой, котеночек? Ты поссорилась с молодым человеком? – допытывался он. Сюзетта неопределенно смеялась:
– Ну, па, ты же достаточно знаешь Эрнста, чтобы понять, что с ним нельзя поссориться.
– Я совершенно так не считаю. Парень носит в себе задатки настоящего мужчины, а впрочем, ты это сама знаешь, моя малышка. В последнее время я долго думал над тем нашим разговором и пришел к выводу: если ты в нем действительно так нуждаешься, можешь рассчитывать на мое благословение.
Сюзетта, которая и ранее замечала перемену в настроениях своего отца, ничем не выдала, сколь много значат для нее эти слова.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
