При этом первобытным общностям людей была также присуща та от природы данная особенность, которая свойственна всему вообще живому — стремление не только выжить и сохранить себя для будущего, но и занять большее и более благоприятное жизненное пространство. Это и был тот общий интерес, в котором как бы сливались интересы и цели отдельных индивидов. И поэтому у первобытного человека проблема смысла собственной его жизни в предвидении неизбежной смерти отступала назад — ведь для всей общности, в которую индивид входил, эта проблема не стояла. Отдельный человек был смертен, первобытная общность, членом которой этот человек являлся, была практически бессмертна в бесконечной смене поколений.
Конечно, страх перед смертью был присущ древнейшему человеку, так же как всякому высокоразвитому животному. Но в отличие от любого, даже самого высокоразвитого представителя животного мира уже первобытный человек открыл способ если не победить смерть, то в значительной степени нейтрализовать страх перед нею. Он "обнаружил" в себе "душу", — обитающего в его теле таинственного двойника, свое второе "я", которое способно продолжать существование после смерти и разрушения своей телесной оболочки. И поэтому, как справедливо отметил по этому поводу И. М. Дьяконов (Мифы древнего мира. М., 1977. С. 19), "смерть для первобытного человека никогда не небытие, а всегда инобытие". Душой своей первобытный человек продолжает существовать, перейдя в иной мир, мир душ и духов. И там душа занимается тем же, чем занимался человек в земной реальной жизни. Открыв душу в себе, первобытный человек распространил это свое открытие на весь окружающий его мир. Он был уверен, что душой могут обладать не только люди, но и животные и растения и вообще любой материальный объект природы и что, кроме того, существуют души, не связанные ни с какой материальной оболочкой, — духи. Таким образом, человек своей фантазией создал второй, нереальный мир, мир душ и духов, в котором душа человека может встретиться с душой медведя, и понятно, что при такой встрече лучше будет, если в руке души человека окажется душа каменного топора. Когда археолог, раскопав захоронение первобытного человека, обнаруживает в нем рядом с костными остатками также разные орудия труда и оружие, каменные топоры и ножи, наконечники копий или черепки глиняной посуды, ученый нисколько не сомневается в значении этих находок. Родичи покойного снабдили его всем тем, что должно было пригодиться ему в загробной жизни.
Знаменитый этнограф XIX в. Э. Тэйлор, собравший огромный фактический материал по истории культуры примитивных племен, писал: "Там в мире душ и духов… душа алгонкингского охотника охотится за душами бобра и лося, скользя по душе снега на душе лыж… Там южноамериканские туземцы ведут совершенно тот же образ жизни, что и на земле, и даже имеют при себе жен…"[72] Земная обстановка переносится в загробный мир. На поздних ступенях родоплеменного строя, это, в частности, означало, что души умерших представителей выделившейся к этому времени племенной знати могли и в загробном мире оказаться в более благоприятных условиях, чем души рядовых членов племени. Вожди и там оставались вождями, и не случайно их захоронения отличаются особым богатством. Нередко рядом с останками знатного покойника можно обнаружить женские и мужские скелеты со следами насильственной смерти — останки жен или наложниц и слуг, души которых и за гробом должны были обслуживать душу своего господина. Таким образом, участь человека в загробном мире полностью определялась тем местом — значительным или незначительным, — которое он занимал в племенной структуре.
Меняется положение отдельной человеческой личности в классовом обществе, в котором первобытный коллективизм и равенство между людьми постепенно отступают на задний план, и общество превращается в сожительство отдельных личностей, людей с различными и в массе противоположными интересами, богатых и бедных, знатных и "подлых", эксплуататоров и эксплуатируемых. Чем дальше заходил этот процесс индивидуализации и социальной дифференциации, тем более остро человек, особенно в трудные минуты своего существования, должен был ощущать себя окруженным враждебной средой, в которой зло преобладает над добром, господствует закон силы "человек человеку волк". Не только слабый, бедняк-простолюдин, должен был изо всех сил бороться за то, чтобы выжить, но и знатный, богатый, занимая высокое положение на общественной лестнице, тоже был вынужден вести постоянную борьбу за то, чтобы не упасть со своей высоты и по возможности занять более высокое положение.
В этих условиях в психологии индивида должна была выработаться настоятельная потребность в реальном или идеальном гаранте своего существования, помощнике в неудачах и спасителе от насилия. Мы уже знаем, что в массовом сознании такую роль стал выполнять идеализированный образ земного царя, а на определенном этапе развития религиозных представлений у разных народов и в разных религиях формируется идея о верховном, а еще позже о едином, универсальном и вместе с тем личном боге, творце и промыслителе вселенной и в то же время предопределяющем судьбу каждого отдельного человека, о боге справедливом и правосудном, карающем человека за его личные прегрешения, но и награждающем за добрые дела, о боге, близком не только царю и высокопоставленным вельможам, но и простому бедняку, крестьянину.
Но, как мы уже отмечали в предыдущих главах, в процессе становления и развития этих новых идей, идей универсального и этического монотеизма, религиозное мышление неизбежно должно было столкнуться с проблемой "защиты высшей мудрости создателя от иска, который предъявляет ей разум, исходя из того, что не все в мире целесообразно" (Кант), иначе говоря, с проблемой теодицеи. И уже древние религиозные мыслители должны были, очевидно, подготовить ответы на такие вопросы разума, как, например: почему в мире, который сотворил и которым управляет бог, так трудно жить людям? Почему в мире людей царит зло, богатый и сильный злодей теснит праведного, но слабого бедняка, и нет на него управы, потому что и власть на его стороне? Почему бог допускает это зло, какая здесь может быть разумная и благая цель? Какой смысл?
А поскольку универсальный бог стал осознаваться человеком так же, и даже главным образом, как его, этого индивида, личное божество, и отношения между человеком и его богом стали осознаваться как в высшей степени интимно-личностные — бог знает все даже самые потаенные мысли человека, все его планы, намерения и поступки, а вместе с тем тот же бог предопределяет всю жизнь человека, — то и проблема теодицеи для отдельной человеческой личности в этих условиях принимает прежде всего личностный характер: какую разумную цель поставил перед собой бог, предопределив мне так плохо устроенную жизнь, полную бедствий и страданий, такую короткую и притом заканчивающуюся тягостной старостью и неотвратимой мучительной смертью? Это был, можно сказать, "личный иск", который рано или поздно должен был предъявить разум отдельной человеческой личности "высшей мудрости Создателя". Притом перед человеком должен был неизбежно встать следующий роковой вопрос: если в божественном промысле не обнаруживается целесообразности и смысла, что касается устройства человеческой жизни, то есть ли в такой жизни вообще смысл? Не лучше ли было бы совсем не родиться или до времени уйти из жизни? Ответы на эти вопросы человеческого разума должны были, очевидно, вместо "Создателя" дать религиозные идеологи теологи, пророки и т. п. И они пытались это сделать еще в глубокой древности, по-разному у разных народов, в разных религиях, в разные времена.".
Полный анализ развития этих изменений в религиозной психологии и идеологии занял бы слишком много места. Покажем для примера, какие ответы на "вопросы разума" попытались найти мыслители Древнего Египта, народа, который одним из первых перешел к классовым формам общественных отношений и к новым тенденциям в общественном сознании. При этом мы будем ссылаться на некоторые древние тексты из числа дошедших до нас.
Предварительно, однако, следует отметить одну существенную особенность в развитии религиозного сознания в Древнем Египте. Может быть, как ни в какой другой религии древнего мира, в Египте рано получило развитие учение о загробном воздаянии и возмездии, учение, которое древними египетскими теологами разрабатывалось на протяжении тысячелетий и для современного человека далеко не во всем понятно. Важнейшую роль в нем играло представление о загробном суде. После смерти душа покойного попадает в загробный мир, и там она должна предстать перед судом богов, под председательством бога царства мертвых Осириса или бога солнца Ра. Сохранилось много древних описаний и изображений этого судилища, на которых душа умершего представлена человеческим сердцем, помещенным на одну чашу весов, в то время как на другой чаше обычно изображено перо — символ справедливости и правосудия — или фигурка богини справедливости — Маат. На этих "весах правды" взвешиваются добрые и злые, праведные и неправедные дела покойного, и только если добро перевешивало, душа могла обрести вечное блаженство в сообществе богов и на райских полях Налу. В противном случае она обрекалась на множество мучений и даже отдавалась на пожирание страшному чудовищу, представленному в изображениях тут же сбоку от весов. На этом суде душа должна была исповедаться в прижизненном поведении покойного. До нас дошел также текст такой исповеди, в которой покойный заверяет, что он не только исправно приносил жертвы богам, вообще выполнял положенные обязанности и обряды по отношению к царю и к богу, но также не чинил зла ближнему, творил милость бедняку, не убивал, не грабил, не обманывал, не прелюбодействовал и т. п., т. е. наряду с культовыми обязанностями упоминаются нравственные ценности. Отметим это обстоятельство. Индивидуализация сознания закономерно приводила к самооценке личности, самооценке своих не только физических и интеллектуальных возможностей, но также нравственных достоинств и, наконец, к потребности решить для себя два важных и взаимно связанных вопроса: о смысле своей жизни и о роли в ней богов.
