— Пойдем, — сказал Адам и, крепко взяв ее за руку, повел за собой в дом. Толкнув дверь, он потопал ногами, стряхивая грязь с ботинок, и громко позвал: — Эсперанца!
Экономка выглянула из кухни и тут же заспешила навстречу.
— Пресвятая дева Мария, что тут случилось?! Мисс Джина, с вами все в порядке?
— Все нормально. — Джина все еще пыталась высвободить свою руку из крепкой хватки Адама. — Извините за эту грязь на полу.
— Ничего, ничего, — Эсперанца бросила тяжелый взгляд на Адама. — Что ты ей сделал, а?
- Я?!
— О, нет, — вмешалась Джина, — он не виноват. Я просто попала под ливень.
Эсперанца еще раз сердито посмотрела на Адама, как бы желая сказать, что если бы он постарался, то вполне мог бы это предотвратить. Однако Адам не собирался стоять и оправдываться, пока Джина не замерзнет окончательно.
— Я заберу ее наверх, — произнес он. — И хотелось бы чего-нибудь горячего — так, скажем, через час. Может, немного черепашьего супа, если он еще остался.
— Да, да, — кивнула Эсперанца. — Через час. — И, сокрушаясь, она защелкала языком, когда Адам, подхватив Джину на руки, начал быстро подниматься по лестнице, перешагивая сразу через две ступеньки.
— Ну, хватит, Адам, я и сама в состоянии ходить. Я не инвалид, — запротестовала Джина.
— Конечно, не инвалид. Слегка чокнутая, вот и все, — буркнул он и, не удостоив ее даже взглядом, быстро прошел через холл в спальню, соединенную с большой ванной.
Просторная комната, отделанная светло-зеленой плиткой, могла похвастаться двойной раковиной, высоким душем, под которым можно было бы помыть маленького слоненка, и широкой ванной возле длинного низкого окна, выходящего в заросший сад. Стекающие по стеклу капли превращали открывающийся за ним вид в размытую акварель, и далекий горизонт казался неясным перетеканием грязного серого тона в густой черный.
— Раздевайся, — приказал Адам и опустил ее на пол.
Джина не сделала ни единого движения.
— Отлично, тогда я сам тебя раздену.
Адам потянулся к ней, чтобы расстегнуть пуговицы на рубашке, но Джина замерзшими ладонями слабо хлопнула его по рукам. Ее всю трясло от холода.
— Ты могла бы немного подождать, пока наберешься сил, а потом уже бороться со мной. Или же ты собираешься совсем окоченеть? — сказал Адам и нагнулся, чтобы открыть кран с горячей водой. Затем снова повернулся к ней, когда вода широкой струей хлынула в ванну. Быстро расстегнув пуговицы на рубашке, он стащил с нее мокрую одежду и бросил ее на пол. — Ты уже наполовину замерзла. — Он расстегнул и снял с нее лифчик. Джина стояла, беспомощно обхватив себя руками. — Немного поздновато для девичьей стыдливости.
— Ты не нужен мне здесь, — эти слова могли бы иметь больший вес, если бы не ее предательски дрогнувший голос.
— Не уверен, — усмехнулся Адам и, опустившись на корточки, принялся развязывать шнурки на ее мокрых ботинках. — Черт возьми, о чем ты только думала? Что погнало тебя сегодня из дома? Разве ты не видела тучи? Не слышала прогноз?
— Я думала, что успею, — пролепетала Джина, хватаясь рукой за стойку, чтобы удержать равновесие, пока он стягивал с нее ботинок. — Мне нужно было...
— Что? — Он поднял глаза и посмотрел на нее снизу. Гнев и облегчение все еще боролись в нем. — Что нужно?
Она покачала головой.
— Теперь это не имеет з-значения.
Адама раздражало, что Джина упорно не желала открыть ему причину, погнавшую ее из дома. Где она была? И откуда эта пустота в ее глазах? Черт возьми, он не хотел, чтобы она была... такой. Когда это случилось? Когда его стало беспокоить, о чем она думает, что чувствует? И что ему теперь делать с этим?
Тряхнув головой, Адам стянул с нее носки и принялся за джинсы. Плотная материя, пропитавшись влагой, совсем задубела, и ему пришлось приложить немало усилий, чтобы спустить их с бедер Джины. Холодная вода струйками сбегала по бледной, с синеватым оттенком коже. Девушку снова охватила дрожь, и Адам сжал кулаки, чтобы не поддаться желанию согреть ее своей лаской.
— Ты промерзла до костей, — пробормотал он сквозь зубы.
Позади них горячая вода уже наполнила широкую ванну. Поднимающийся пар покрыл каплями стекло, отрезав их от наступающей ночи.
— Залезай, — скомандовал Адам.
Она снова посмотрела на него.
— С-сначала ты в-выйди.
— И не подумаю, — сказал он и, подняв ее, словно она ничего не весила, опустил в ванну.
Едва вода коснулась ее холодных ног, Джина судорожно втянула в себя влажный воздух, но тут же села и расслабилась, давая жаркому теплу глубже проникнуть внутрь нее. Она закрыла глаза и откинула назад голову, прислонившись к краю ванны, поддавшись чудесному ощущению горячей воды вокруг ее замерзшего тела.
Когда она снова открыла глаза, то увидела, как Адам снимает с себя мокрые джинсы и бросает их на пол, где уже лежали его ботинки и рубашка.
Джина почувствовала, что снова возвращается к жизни. Не то чтобы она его хотела — нет, это была просто биологическая реакция, — но всегда, когда она видела Адама без одежды, ее охватывал жар и тело наполнялось щекочущим звоном.
Адам шагнул в ванну и устроился напротив нее. Вода из крана широкой струей падала на его голую грудь.
— Я беспокоился тебе, — сказал он.
Несколько недель назад — да что там, несколько дней — она была бы рада услышать это от Адама. Эти слова дали бы ей надежду, что до сих пор еще остается шанс для их будущего.
Сейчас она знала лучше.
Беспокойство за нее, опасение, что с ней могло бы что-то случиться, было не больше того, что он мог бы чувствовать и к соседке. К знакомой.
Ей нужно было больше.
Но Джина уже не собиралась бороться.
— Ты до сих пор холодная, — сказал он.
— Да. — Очень холодная. Холоднее, чем когда-либо. И, похоже, к этому ей придется привыкнуть.
— Иди ко мне, я тебя согрею. — Адам наклонился вперед, подхватил ее под руки и подтянул к себе спиной.
Джина могла слышать мерные удары его сердца.
— Никогда так больше не поступай со мной, — гулко отозвался в ее груди голос Адама.
Мелкие брызги, льющейся из крана воды, падали ей на лицо, пальцы Адама нежно поглаживали ее кожу.
— Хорошо.
Вряд ли у нее будет еще такой шанс. Ее время на ранчо Кингов подходит к концу. И когда она уедет отсюда, Адама уже не будет беспокоить, где она и что с ней. Он получит свои двадцать акров земли, которые сделают владения Кингов такими, какими они были сто шестьдесят лет назад.
И через несколько месяцев она станет для него не более чем воспоминанием. Возможно, прогуливаясь по этой земле, которую он заработал таким тяжелым трудом, Адам и подумает о ней. А потом запрет эти воспоминания в самом далеком уголке своей души так же, как и воспоминании о Джереми и Монике.
