Сделав огромное усилие, летчик дернулся на ремнях, с первого же раза удачно вцепился в ручку управления и просунул носки сапог под ремешки, прикрепленные к педалям.
Далее он стал наугад делать разные движения руками, стремясь прекратить вращение самолета. Серьезно обдумать порядок действий не было времени: высотомер показывал уже две тысячи метров вместо трех, которые еще были несколько секунд назад. Кроме того, положение, в котором находился летчик, вися вниз головой, тоже не располагало к размышлениям.
После нескольких попыток он заметил, что от взятия ручки на себя машина, почти прекращая вращение, как бы застывала вверх лыжами, но от попытки поставить ее в нормальное положение переворотом через левое крыло возобновляла штопор. Тогда Краснокутнев безуспешно применил еще несколько вариантов, потеряв еще тысячу двести метров высоты и, прежде чем сделать попытку использовать парашют, вернулся к первому, но вместо левой ноги наугад дал правую. Самолет остановился как бы в раздумьи, качнул крыльями и перешел в пике. Когда летчик выровнял машину, до земли оставалось всего четыреста метров. Он сел, вылез и опустился на снег, потому что ноги не держали его.
Он чувствовал себя, как после сильного удара в солнечное сплетение: шумело в голове, рябило в глазах, и ноги, как ватные, сами собой сгибались в коленях.
Недели две спустя летчики-испытатели Степанчонок, Супрун и другие начали планомерное наступление против неожиданно объявившегося опасного врага летчиков — перевернутого штопора.
Они взяли для этой цели самолет «И-5» и начали свои опыты. Сперва они стали изучать перевернутый полет. К нему было нелегко привыкнуть. Все, годами заученные движения, надо было делать наоборот: чтобы лететь вниз, брать ручку на себя, вверх — от себя. Кроме того, необходимо было научиться ясно различать земные ориентиры, рассматривая их на большой скорости, вися вниз головой.
Сделав ряд тренировочных перевернутых полетов, освоившись с машиной, Степанчонок и его товарищи перешли к штопору. Осторожно, делая по одному витку, они учились выходить из него. Потом, научившись, стали делать по два и, наконец, по три витка, пробуя разные варианты выхода.
Один из них оказался неудачным, и Степанчонок продолжал штопорить явно против желания. Он было вернулся к прежним удачным способам, применяя которые прекращал штопор, но теперь они не помогали. Рули уже были не в состоянии преодолеть развившейся силы инерции и приостановить вращение самолета.
Когда Степанчонок это понял, он торопливо начал отстегивать ремни, но как это часто бывает, когда что-нибудь нужно сделать очень быстро, получается наоборот, — пряжка не поддавалась.
У летчика глаза налились кровью, он перестал различать, что вокруг него делается. Но быстро надвигающуюся землю почувствовал инстинктивно и рванул державшие его ремни с такой силой, какую в другое время ему вряд ли удалось бы показать. Ремни, выдержавшие на испытаниях сотни килограммов груза, лопнули, как бечевки, и еще через три-четыре секунды над летчиком вспыхнул яркий купол парашюта. Хотя самолет был разбит, что называется, в щепки, Степанчонок сделал ценное открытие. Он теперь знал сам и мог об этом сказать другим, при каких обстоятельствах самолет не выходит из перевернутого штопора.
Следующая машина для экспериментов была готова, и Степанчонок, оправившись от пережитого, возобновил полеты. После длинного ряда опытных полетов Степанчонок и его товарищи выяснили, как бороться с этим новым врагом.
Все свои многочисленные и опасные труды они облекли в короткую и надежную формулу, вошедшую потом во все полетные инструкции и спасшую жизнь немалому числу летчиков.
Эта формула говорила о том, в каких случаях легко попасть в перевернутый штопор, о том, что, стремясь из него выйти, надо дать ногу против штопора и взять ручку на себя: тогда самолет перейдет в нормальный штопор, способ выхода из которого всем летчикам известен.
Месяц на юге
Конец марта. Во всем Подмосковье плохая, не летная погода. Дни стоят скучные, серые, как свинцовые тучи, низко плывущие над землей, как потемневший на аэродроме снег.
Надо срочно испытать новую машину, дать скорый и справедливый ответ тем людям, которые изо дня в день, многие месяцы подряд, строили ее и жили одним: увидеть свое детище в воздухе.
Испытатели должны сказать им, насколько они оправдали ожидания тех, которым страна доверила защиту своего неба. На летчиков возложена большая ответственность. Они должны оценить качества и установить надежность нового оружия.
Некогда сидеть здесь, в Подмосковье, и ждать погоды. На юге, у моря, она ждет испытателей. Там в разгаре весна. Чистое, слепящее небо, такое же море, прозрачный воздух и прекрасная видимость.
Разные машины — разное оружие проходит через руки летчиков-испытателей. Совсем недавно Краснокутнев испытывал один из самых маленьких самолетов в мире — «воздушную блоху». Сидя в его кабине, можно было свободно коснуться ладонями земли.
Теперь ему дали бомбардировщик. Тяжелый, скоростной, дальний и высотный. Настоящий летающий комбинат.
Краснокутнев восседает в нем, как на застекленном балконе четвертого этажа, и к летчику можно подняться лишь по многоступенной лестнице.
Штурман Лебединский со своим помощником располагается в носу машины, в прозрачном глобусе, в «Моссельпроме», как шутливо иногда называют штурманскую кабину.
Руководитель бригады военный инженер Жарков отдает последние распоряжения. Все занимают свои места.
Неторопливо, на малом газу, крутятся винты. Через пять минут старт.
Полет сразу же приобретает сложный характер. Бомбардировщик попадает в облака, не успев, кажется, как следует оторваться от земли. Они охватывают со всех сторон, вырывая из поля зрения то одни, то другие части машины.
Но это не особенно волнует экипаж. Однажды, произнося тост, Лебединский сказал:
— Когда вижу за рулем многоуважаемую фигуру Краснокутнева, я полностью уверен, что любое задание будет выполнено.
Что касается членов экипажа, то, зная, что они оба на машине, все были вдвойне убеждены, что любое дело будет осуществлено и с наилучшими результатами.
Летчики ведут вверх — к свету и солнцу — наш корабль. Окутанный густыми слоями облаков, он вдруг открывается нашему взору целиком, но на короткое время.
Машина — между двумя этажами туч. Не видно ни земли, ни неба.
Самолет пробивает второй и третий этажи. Четвертый этаж светлее других. Бомбардировщик освобождается от облачной пелены. Попадает в иной, светлый и солнечный мир. Над самолетом, наконец, чистое, без единого пятнышка небо.
Штурман сверяет курс. Все верно. Нос корабля направлен точно на заданный пункт.
Высота чуть более пяти тысяч метров. Следуя инструкции, все надевают кислородные маски. Снизу — бурлящее облачное море. По нему, как по экрану, несется тень машины.
Вид за окном кабины меняется с каждым часом полета. Исчезли облака, и показалась степь, затянутая сплошной снежной пеленой. Потом в ней появились разрывы, — снег лежал отдельными пятнами. Далее начинались сочные черноземы, разлившиеся речки мчали льдины. Местность становилась холмистой, показались горы, и наконец веселым огромным изумрудом сверкнуло море.
Недалеко аэродром, и моторы, отфыркиваясь после почти пятичасовой работы, сбавляют тон: самолет планирует на посадку.
Остаток дня уходит на устройство. Экипаж получает удобные, просто, но уютно обставленные комнаты. Их окон видно, как, сверкая, плещется море. Здесь тепло, даже жарко. Смешно выглядят меховые комбинезоны на вешалке. Но и на юге — на девятикилометровой высоте — так же холодно, как за Полярным кругом.
Не мешкая, люди на другой же день приступают к работе. Предстоят опыты с новыми бомбами, и нужно найти подходящую мишень. Она оказывается в море, в тридцати километрах от берега. Это небольшой островок длиной в сто сорок, шириной в шестьдесят-семьдесят метров. Посредине он резко сужается, как колбаса, туго перехваченная шнурком.
Островок одиноко возвышается над водой, находится вдали от морских путей, и лишь перелетные птицы пользуются иногда его приютом.
С большой высоты неровности сглаживаются, и при некотором воображении контуры островка можно принять за контуры линкора в плане.
Следить за попаданиями в островок было очень удобно: водяные столбы указывали бы на промах.
Летчики начинают испытательные полеты. Летают дважды в день — ранним утром и перед вечером. По семь-восемь часов проводят в кислородных масках. Расхаживают по кораблю, похожие на марсиан из фантастических романов. У каждого экипажа, — а их восемь человек, — уйма работы. Наблюдать, изучать, записывать, обобщать. Они трудятся напряженно. Изучают воздушный корабль и составляют правила, как им лучше пользоваться. В короткий срок надо сделать большое дело.
