но…
– Привычек? – изумленно переспросил Леонид. – Привычек?
– Я не могу прогнать ее. Я не могу быть с ней резкой.
– Со мной ты можешь быть резкой, а с ней – нет?
– Я знаю о ней такое, что…
– Извиняет ее?
– Нет. Останавливает меня.
Тон, каким это было сказано, заставил Нору поежиться. Тягостное предчувствие близких неприятностей, томившее ее весь вечер, обострилось до предела.
По пути к Белому дому она рискнула рассказать Лере про ночь в Преображенской гостинице на берегу бухты Благополучия. Та выслушала молча, и только поднявшись по ступеням крыльца и уже держась за ручку двери, спросила:
– А ты узнала бы эту женщину, если бы встретила днем?
Нора потрясенно уставилась на нее. Узнать призрака?
Губы Леры раздвинула слабая улыбка.
– Ладно, давай по чашечке чая.
Улыбка эта Норе совершенно не понравилась. Лера по-прежнему выглядела встревоженной и напряженной. Как в холле Барака.
Аркадия дома не было. Уехал по делам на материк? Вроде он ничего такого не планировал. Впрочем, Нора же проспала полдня.
– А где… – начала она и, взглянув на сестру, осеклась. – Что случилось? Вы поссорились?
Всхлипнув, Лера помотала головой.
– А что тогда? Что? – тормошила ее Нора. – Да говори же, господи!..
– Он получает sms-сообщения и письма по мейлу, которые читает с таким лицом… как будто ему и больно, и радостно в одно и то же время. – Ей удалось справиться со слезами, но голос остался сиплым. – А потом уезжает и не говорит куда. И вообще очень мало говорит. Мы всегда были откровенны друг с другом, а тут…
– Ты думаешь, он завел себе бабу? Прости за прямоту.
– А что еще можно подумать?
Дальнейший разговор происходил уже на кухне.
– Уезжает и не говорит куда, – нахмурившись, повторила Нора. – А ты спрашивала?
– Да. Один раз. Он посмотрел сквозь меня… знаешь, как он умеет… и попросил не волноваться.
– Так, может, и не стоит волноваться?
– Может, и не стоит. – Лера подняла глаза от чашки. – Но я волнуюсь.
– Тебе не приходило в голову заглянуть в его ноутбук и телефон? Пока он моется, например.
– Нет. Я не могу.
– Да я тебя не уговариваю. – Нора подлила себе чаю и взяла из вазочки пряник в шоколаде. – А почему ты заинтересовалась той женщиной на причале?
– Потому что я не верю ни в призраков, ни в оборотней, ни в вампиров.
– Но мы с Германом…
Лера чуть заметно поморщилась.
– Вместе с Германом еще не то можно увидеть.
– …видели не только эту женщину. Еще преподобного Германа Соловецкого. Он прошел мимо нас по коридору гостиницы. Так близко, что я разглядела каждый волосок в его бороде.
– Что вы курили перед этим?
Нора широко улыбнулась.
– Друг друга.
– Странно, что вы не видели Геда и Лебаннена верхом на Калессине и Гэндальфа в обнимку с Галадриэль.[7]
– Если ты не веришь в Германа Соловецкого, то и в женщину верить не должна. Если же веришь в женщину…
– Так, стоп! – Лера сделала строгое лицо. – Ты меня не собьешь. Герман Соловецкий, конечно, давным давно на небесах, но женщина вполне может быть из плоти и крови.
– В такое время? На причале? – усомнилась Нора. – Что же, по-твоему, она там делала?
– Ну, некоторые эксцентричные особы находят себе занятие в полуразрушенных зданиях на берегу…
Фыркнув, они дружно рассмеялись.
– Так ты смогла бы ее узнать? – вернулась Лера к началу разговора.
– Думаю, да.
– Опиши мне ее. Как она выглядела? Красивая?
– Как женский вариант Германа, – без запинки ответила Нора. – Нашего Германа. Черные волосы, белая кожа, горящие глаза…
– Королева вампиров.
– Нет. Не знаю. Говорю же, как женский вариант Германа Вербицкого. А Герман на вампира ничуть не похож.
– Совсем ты чокнулась с этим Вербицким! – в сердцах сказала Лера. – На кого же он похож?
– На эльфа.
Лера схватилась за голову.
– Ну хорошо, сейчас попробую сформулировать. Дело не во внешнем сходстве, вернее, не только в нем. – Нора задумалась. – Понимаешь, они оба красивы, но не человеческой красотой, а красотой сверхъестественной. Ганс Рудольф Гигер создал прекраснейшее существо, которое явилось нам в фильме Ридли Скотта[8], и, глядя на него, мы понимаем, что это красота, хотя красота не только не человеческая, но даже враждебная человеку. Опасная. Завораживающая. Агрессивная. Так же и здесь. У Германа и этой женщины общее то, что ими восхищаешься, как некими монстрами.
Забыв про чай, Лера смотрела на нее во все глаза.
– По-твоему, эльфы опасны и агрессивны?
– Не меньше, чем люди, а может быть, даже и больше…
– …поскольку не ведают добра и зла, – договорила Лера. – Понятно.
– Я говорю не о воздушных созданиях из добрых сказок и мультиков. Эльфы Толкиена довольно безжалостны, особенно если вспомнить «Сильмариллион».
– А если копнуть еще глубже, то можно увидеть, что прототипами западноевропейских эльфов и фей были ирландские сиды – бессмертные воины-колдуны из клана Туатха де Даннан, имеющие божественное происхождение.
– Да.
Зеленоглазый аристократ, который может вести себя как угодно, не опасаясь потерять лицо. Вот такое врожденное благородство – оно же непропиваемо. Кто с ним родился, тот с ним и умрет.
Поймав себя на том, что улыбается – наверняка идиотски счастливой улыбкой, – Нора виновато взглянула на сестру. Та успокаивающе похлопала ее по руке.
– Все нормально. Мне просто надо было выговориться.
– Нет, Лера, ничего нормального в этом нет. Но плохо не то, что сложившаяся ситуация не нормальна, а то, что она не комфортна для тебя. Моя нынешняя ситуация тоже не нормальна, но для меня она комфортна.
– Что же мы можем сделать? – спросила Лера уже почти спокойно.
– Припереть его к стенке для начала.
– Аркадия?
– Кого же еще.
– О боже! – Лера закатила глаза. Прикусила запястье, изображая шок и ужас. – Даже не знаю, с чего начать. Дорогой, ты завел себе бабу?.. Ту же самую или уже другую?.. – Она хихикнула, но тут же вновь обрела серьезность. Погоняла в уме какую-то мысль. – Нора.
– М-м?
– Ты сказала, что слышала историю. Про Аркадия и Регину.
– Довольно грязную. И не факт, что правдивую.
– А ты видела ее хоть раз? Регину Новак.
Нора покачала головой.
– Нет. – И после паузы медленно проговорила: – Ты думаешь, та женщина на монастырском причале…
Лера ничего не ответила. Ответ был написан у нее на лице.
– Нет, она не могла быть из плоти и крови, – убежденно сказала Нора. – Если бы это было так, ее видели бы мы оба – и я, и Герман. Но Герман не видел никакой женщины. Он видел все того же монаха.
– Он сказал тебе, что не видел никакой женщины.
– Ну да. А зачем ему врать?
